Вдруг чья-то тяжелая рука легла мне на плечо – Умар!
– Мсье брав тамтам, – одобрительно сказал он, исчерпав этим свой запас французских слов.
Я смотрел на улыбающееся лицо моего спасителя, единственное знакомое лицо. Этот праздник явно был для простых людей, ни султан, ни шериф не пришли. Но Умар тоже пользовался авторитетом, и увидев, что я на дружеской ноге с родственником султана, толпа расступилась. Вдвоем мы прошли под аккомпанемент цикад через безлюдную деревню.
После этого случая мои акции в Боле заметно поднялись. На следующий день только и говорили о том, как я здорово танцую под тамтам и как щедро вознаградил музыкантов. Между тем шериф получил новые известия о том, что в пустыне неспокойно, и настаивал на том, чтобы мы оставались его гостями, пока за нами не пришлют самолет. Связаться микрофоном с Форт-Лами не удалось, но радист передал ключом, что нам нужно воздушное «такси».
Мы приобрели немало добрых друзей в Боле и с удовольствием проводили дни на папирусных лодках на озере. Так прошла неделя. Но вот в воздухе над плавучими островами раздался гул мотора, маленький самолет пронесся бреющим полетом над папирусом, развернулся над самыми крышами Бола и сел на ровной песчаной дорожке. Через минуту мы уже здоровались с французским летчиком. Он был готов тотчас лететь обратно, забрав нас троих, но киноаппаратуру его самолетик осилить не мог, только по чемоданчику с одеждой на каждого. Связанную для нас папирусную лодку мы примостили на крыше одного джипа, все остальное снаряжение погрузили во второй, к Бабе. Шериф и султан заверили, что без бледнолицых чужеземцев чернокожие шоферы могут ехать через пустыню спокойно, на них, никто не нападет.
Последними с нами простились лодочные мастера Умар и Мусса и переводчик Абдулла Джибрин. Шериф и султан не раздумывая сказали «да», когда я спросил, можно ли братьям приехать ко мне в гости в Египет, если мне понадобятся специалисты строить папирусную лодку. Абдулла перевел мой вопрос с французского на арабский для Умара, Умар с арабского на язык будума для Муссы, и братья восторженно подтвердили свое согласие, смеясь, кивая и пожимая мне руку двумя руками.
– Они согласны, – торжественно сообщил Абдулла, – а я поеду переводчиком!
В эту минуту мы уже сидели в самолете, и я сквозь чихание капризничавшего мотора сам не разобрал своего ответа, но Абдулла понял меня так, как ему хотелось.
К самолету протянули провода от джипа Бабы, наконец мотор заработал, мы тронулись с места и взмыли в воздух над хижинами будума, над кадай и папирусными зарослями. За хвостом самолета желтела безбрежная пустыня, через которую мы сюда добрались, а внизу раскинулось озеро Чад с самыми удивительными в мире островами. Около Бола поверхность озера напоминала мозаику, сдвинутую неосторожной рукой. Зеленые островки были разделены сложным лабиринтом синих проливов. На некоторых клочках потрескавшегося пейзажа были изображены крохотные круглые хижины и пасущиеся игрушечные коровы, а в голубых просветах горчичными зернышками желтели кадай. Дальше до самого устья Шари протянулась сплошная синева. На весь путь через озеро и до Форт-Лами ушел какой-нибудь час. А затем началось томительное ожидание джипов. Прошел день, другой, третий. С Болом наладили микрофонную связь, и шериф подтвердил, что обе машины давно выехали.
Договорившись с владельцем автобазы, мы отправили из Форт-Лами навстречу третий джип. Водитель, проехав полдороги до Бола, вернулся и доложил, что видел только нашу колею. Послали на рекогносцировку маленький самолет. Он три часа кружил над нашим маршрутом, но нигде не было видно застрявших в песке машин. Ученые, работавшие на озере Чад, проверили всю дорогу до Бола – ничего.
Мы обратились к властям. Они ничем не могли нам помочь. Рейсовый самолет, который садился в Форт-Лами только раз в неделю, ушел без нас. Кинооператоров ждало в Эфиопии другое задание, но они не могли лететь туда без своей драгоценной аппаратуры.
Наконец мы смекнули, что надо делать, и во главе с Мишелем пошли в штаб французских войск. Когда Чад стал независимой республикой, французы покинули правительственные учреждения, но при желании их не трудно было найти. И для командующего французским корпусом не представляло труда найти пропавшие джипы. Уже через несколько часов командующий сообщил нам, что обе машины найдены, стоят бок о бок под большим деревом в глухой деревушке. Как выяснилось, это наши собственные шоферы удрали с драгоценной добычей, рассчитывая сбыть ее арабам. Папирусная лодка, ради которой мы все затеяли, их меньше всего интересовала, они выбросили ее. Увы, в пустыне не нашлось покупателя на киноаппаратуру, им удалось продать лишь бензин из баков обеих машин. Патруль, поймавший беглецов, передал по радио, чтобы мы выслали машину и бензин, если хотим вернуть джипы в Форт-Лами.
Не знаю уж, чем все это кончилось для вероломного Бабы и его приятеля. Их не было в джипе, который через неделю подъехал с нашим снаряжением к трапу рейсового самолета. А вот нашего преданного переводчика Абдуллу местные власти вскоре арестовали и бросили в тюрьму. Но тогда, вылетая в Европу, мы никак не могли этого предвидеть.
И вот уходит назад удивительный тигель Центральной Африки, леса и пустыни, чернокожие африканцы и желтые просторы Сахары, через которые, не оставляя следа, скользнула тень нашего огромного самолета – тень двадцатого века.
До свидания, Африка.
Глава 5
Среди черных монахов в истоках Нила.
За папирусом в Эфиопию.

Чтобы связать лодку, нужен материал. Мне нужен был необычный материал – папирус. Где он есть? На озере Чад. Но сердце Африки не связано с внешним миром никакими артериями, ни рекой, ни шоссе, ни железной дорогой. Самолет? На нем можно вывезти мастеров, но не вывезешь столько папируса, сколько надо для большой ладьи. Да и как его доставишь из Бола до аэродрома в Форт-Лами?
В Египте? Ну конечно же. На каменных стенах гробницы фараона нарисованы лодки из папируса. Камень и папирус. Камень в пустыне, папирус по берегам Нила. Природа даровала древнейшим жителям Нильского поречья камень и папирус. Да еще ил с Эфиопских гор, который откладывался на берегах реки. Ил кормил крестьянина, из папируса вязал себе лодку рыбак, камень нужен был фараону, беспокоившемуся о своей загробной жизни. На бумаге из папируса ученые-египтяне записывали события древнейшей истории человечества. На папирусе перевозили камень, на камне увековечивали папирусную лодку. Цветок папируса – обычный мотив в искусстве Древнего Египта. Он служил государственным знаком Верхнего Египта, и в одном из мифов птицечеловек Гор, сын солнечного бога Ра, связывает его вместе с цветком лотоса Нижнего Египта, объединяя весь Египет в одно царство.
Если вам нужен бальсовый плот, делайте, как делали инки: отправляйтесь в лесные дебри Эквадора и срубите стволы, полные природного сока. Если вам нужна папирусная лодка, делайте, как делали люди фараона: отправляйтесь на заболоченные берега Нила и нарежьте зеленого папируса. Когда фараону нужна была лодка, задача решалась просто. К его услугам были вооруженные многовековым опытом искуснейшие корабелы, которые знали все о папирусе и папирусных ладьях, он имел сколько угодно рабочих рук, и строительный материал рос в изобилии прямо у ворот его дворца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92