Никогда Атлантический океан не казался мне таким прозрачным и глубоким, как в этой щели, рассекшей наш папирусный мирок. Если черная кожа бледнеет, то Абдулла побледнел. Ровным голосом стоика он бесстрастно сказал, что это конец. Веревки перетерлись. Цепь разомкнута. Теперь вся вязка постепенно разойдется, через два-три часа стебли расплывутся в разные стороны.
Абдулла. Абдулла сдался. Да и мы с Жоржем стояли, как оглушенные, переводя взгляд с мерно открывающейся и закрывающейся щели на связанную вверху мачту. Если бы ее колена не прижимали друг к Другу отставшую связку и корпус, давно бы перетерлись веревки на носу и на корме. Вдруг я увидел, что рядом со мной стоит Норман, взгляд его выражал внутреннюю решимость.
– Не сдаваться, ребята, – глухо произнес он. В следующую минуту закипела работа. Карло и Сантьяго притащили самые толстые веревки и принялись нарезать концы. Жорж прыгнул с тросом в воду и проплыл под «Ра» от одного борта до другого. Мы с Норманом ползали по палубе и осматривали лопнувшие найтовы, чтобы установить, далеко ли распустилось наше вязание. За кормой пучками и поодиночке плавали стебли папируса. Вооружившись молотом, Абдулла бил по нашей могучей швейной игле, роль которой играл тонкий железный лом с ушком внизу для восьмимиллиметрового линя. Мы задумали сшить этой иглой наш бумажный кораблик. Юрий час за часом нес один тяжелую рулевую вахту.
Сперва Жорж четыре раза проплыл под лодкой от борта до борта с самым нашим толстым тросом; концы троса мы связали на палубе, скрепив им корпус лодки, словно бочку обручами, чтобы мачта не разошлась вверху. Потом Жорж стал нырять под связки туда, где Абдулла просовывал иглу с веревкой. Он выдергивал веревку из ушка и вдевал ее снова, как только Абдулла протыкал лодку, иглой в другом месте. Нам удалось кое-как зашить
злополучную прореху" но мы успели потерять немало папируса и больше прежнего кренились в наветренную сторону. Двойная мачта перекосилась, и все же «Ра» шла так быстро, что Жорж не отставал только благодаря страховочному концу. Страшно было подумать, что лом может попасть ему в голову, и мы были счастливы, когда наконец вытащили его на палубу в последний раз.
Карло просил не корить его за скверный обед, но что поделаешь, если в кухонный ящик все время залетают брызги и гасят плиту. На закате кто-то увидел за кормой прыгающую на гребнях корзину из нашего груза. Пока не стемнело, мы еще раз проверили пришитую связку, которая составляла почти всю палубу с наветренной стороны каюты. Она отвратительно болталась, дергая тонкий линь, к тому же так размокла и отощала, что по правому борту мы проходили мимо каюты по пояс в воде.
И вот снова ночь. Засыпая, я различил во мраке белки глаз, качающиеся вверх-вниз у выхода. Это Абдулла молился аллаху под скрип и треск лодки и плеск вездесущей воды. Норману передали по радио, что судно, с которым Ивон ведет переговоры, возможно, встретит нас через четыре-пять дней.
Десятого июля мы встретили восход совсем невыспавшиеся: всю ночь рундуки, на которых мы лежали, лихо раскачивались вразнобой. Норман не поладил со своими строптивыми ящиками и лег в ногах товарищей. Первым делом мы решили потуже затянуть четыре троса, которыми накануне схватили поперек все связки, потом добавили пятый найтов там, где стояли мачты, чтобы им не вздумалось выполнить шпагат. И весь день продолжали сшивать лодку длинной иглой, протыкая папирус насквозь сверху вниз.
В этот день Норман принял сообщение, что на острове Мартиника ожидают прибытия двух американских кинооператоров, и туда за ними идет небольшая моторная яхта «Шенандоа». А итальянское телевидение передало, что мы потерпели аварию и перешли на спасательный плот. Мы вспомнили с мрачным юмором, как распилили наш плот на куски. Никто не сокрушался о нем. Никто не стал бы переходить на него. У нас еще было вдоволь папируса. Высокие волны обрушивались на палубу, Карло возгласом отчаяния проводил свои лучшие кастрюли, смытые за борт, и тут Жорж вынырнул из каскадов с каким-то красным предметом, который он успел поймать в последнюю минуту.
– Он еще нужен или можно его выбросить в море?
Маленький огнетушитель. А ведь в самом деле, было время, когда на правом борту курить воспрещалось. Под дружный смех огнетушитель полетел за борт, даже Сафи, вися на вантах, оскалила зубы и издала какие-то горловые звуки, – мол, и у меня есть чувство юмора.
Одиннадцатого июля складки на море немного разгладились, но и самые миролюбивые волны подминали под себя корму и правый борт. Во время моей вечерней вахты впервые за много дней выглянули звезды, в том числе Полярная, и я быстро определил носометром, что мы находимся на 15° северной широты.
Среди ночи мощные волны с правого борта с такой силой ударили в плетеную стену каюты, что она не смогла сдержать их натиск и один из ящиков Нормана разлетелся в щенки. Его давно опорожнили, остались только доски, обломки которых теперь закружило водоворотом в каюте. Правый борт с пришитой нами связкой скрипел как-то особенно жутко, и за всем шумом никто не услышал тревожных криков Сафи, когда очередная волна сорвала со стены чемодан, в котором она спала. Несколько минут она плавала в нем, обгоняя щепки, потом каким-то чудом ухитрилась сама открыть крышку. Сантьяго проснулся оттого, что насквозь мокрая Сафи визжала ему в ухо, просясь в спальный мешок.
Двенадцатого июля к нам опять явился пернатый гость с материка. По радио сообщили, что яхта задерживается, так как два члена команды сбежали, как только «Шенандоа» пришла на Мартинику.
Полным сюрпризом было для нас появление какой-то старой калоши, которая вынырнула из-за горизонта на юге и пошла зигзагами к нам. Сперва мы подумали, что это какие-нибудь авантюристы на самодельной посудине, но сблизившись, увидели латаную-перелатаную, старую рыбацкую шхуну с китайскими иероглифами на бортах. На всех снастях сушилась рыба, а команда, облепив фальшборт, безмолвно разглядывала нас. «Нои Юнь Ю» проползала мимо нас метрах в двухстах, и мы смотрели друг на друга с взаимным содроганием и состраданием, щелкая фотоаппаратами. Китайцы помахали нам как-то снисходительно, без особого восторга. Было очевидно, что они принимают «Ра» за какую-нибудь жангаду или бальсовый плот, вышедший на рыбный промысел с берегов Бразилии, и потрясены тем, как это люди в наши дни плавают на таких рыдванах. Поднятая шхуной волна перекатилась через корму «Ра», «Нои Юнь Ю» не спеша прошлепала дальше, и мы снова остались одни в океане. Опять пошел дождь. Ветер прибавил, волны тоже, всюду плескалась вода.
Когда из-за выцветших мокрых туч начала расползаться по небу ночь, мы заметили на восточном горизонте грозовые облака, похожие на головы взбешенных черных быков. Рокоча громовыми раскатами, они ринулись вдогонку за нами. Мы приготовились встретить шторм, он уже давал о себе знать вспышками молний и все более сильными порывами ветра. Рискуя потерять парус, мы решили все-таки не убирать его. Остались какие-то дни, лучше уж идти быстрее. «Ра» вздрагивала от могучих порывов ветра. Море встало на дыбы. Египетский парус наполнился до предела, и мы неслись через гребни, точно верхом на диком звере. Нас окружала буйная, варварская красота. Черные валы покрылись белыми пятнами, потом полосами, они кипели и бурлили, поливая нас сильнее, чем дождь с неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Абдулла. Абдулла сдался. Да и мы с Жоржем стояли, как оглушенные, переводя взгляд с мерно открывающейся и закрывающейся щели на связанную вверху мачту. Если бы ее колена не прижимали друг к Другу отставшую связку и корпус, давно бы перетерлись веревки на носу и на корме. Вдруг я увидел, что рядом со мной стоит Норман, взгляд его выражал внутреннюю решимость.
– Не сдаваться, ребята, – глухо произнес он. В следующую минуту закипела работа. Карло и Сантьяго притащили самые толстые веревки и принялись нарезать концы. Жорж прыгнул с тросом в воду и проплыл под «Ра» от одного борта до другого. Мы с Норманом ползали по палубе и осматривали лопнувшие найтовы, чтобы установить, далеко ли распустилось наше вязание. За кормой пучками и поодиночке плавали стебли папируса. Вооружившись молотом, Абдулла бил по нашей могучей швейной игле, роль которой играл тонкий железный лом с ушком внизу для восьмимиллиметрового линя. Мы задумали сшить этой иглой наш бумажный кораблик. Юрий час за часом нес один тяжелую рулевую вахту.
Сперва Жорж четыре раза проплыл под лодкой от борта до борта с самым нашим толстым тросом; концы троса мы связали на палубе, скрепив им корпус лодки, словно бочку обручами, чтобы мачта не разошлась вверху. Потом Жорж стал нырять под связки туда, где Абдулла просовывал иглу с веревкой. Он выдергивал веревку из ушка и вдевал ее снова, как только Абдулла протыкал лодку, иглой в другом месте. Нам удалось кое-как зашить
злополучную прореху" но мы успели потерять немало папируса и больше прежнего кренились в наветренную сторону. Двойная мачта перекосилась, и все же «Ра» шла так быстро, что Жорж не отставал только благодаря страховочному концу. Страшно было подумать, что лом может попасть ему в голову, и мы были счастливы, когда наконец вытащили его на палубу в последний раз.
Карло просил не корить его за скверный обед, но что поделаешь, если в кухонный ящик все время залетают брызги и гасят плиту. На закате кто-то увидел за кормой прыгающую на гребнях корзину из нашего груза. Пока не стемнело, мы еще раз проверили пришитую связку, которая составляла почти всю палубу с наветренной стороны каюты. Она отвратительно болталась, дергая тонкий линь, к тому же так размокла и отощала, что по правому борту мы проходили мимо каюты по пояс в воде.
И вот снова ночь. Засыпая, я различил во мраке белки глаз, качающиеся вверх-вниз у выхода. Это Абдулла молился аллаху под скрип и треск лодки и плеск вездесущей воды. Норману передали по радио, что судно, с которым Ивон ведет переговоры, возможно, встретит нас через четыре-пять дней.
Десятого июля мы встретили восход совсем невыспавшиеся: всю ночь рундуки, на которых мы лежали, лихо раскачивались вразнобой. Норман не поладил со своими строптивыми ящиками и лег в ногах товарищей. Первым делом мы решили потуже затянуть четыре троса, которыми накануне схватили поперек все связки, потом добавили пятый найтов там, где стояли мачты, чтобы им не вздумалось выполнить шпагат. И весь день продолжали сшивать лодку длинной иглой, протыкая папирус насквозь сверху вниз.
В этот день Норман принял сообщение, что на острове Мартиника ожидают прибытия двух американских кинооператоров, и туда за ними идет небольшая моторная яхта «Шенандоа». А итальянское телевидение передало, что мы потерпели аварию и перешли на спасательный плот. Мы вспомнили с мрачным юмором, как распилили наш плот на куски. Никто не сокрушался о нем. Никто не стал бы переходить на него. У нас еще было вдоволь папируса. Высокие волны обрушивались на палубу, Карло возгласом отчаяния проводил свои лучшие кастрюли, смытые за борт, и тут Жорж вынырнул из каскадов с каким-то красным предметом, который он успел поймать в последнюю минуту.
– Он еще нужен или можно его выбросить в море?
Маленький огнетушитель. А ведь в самом деле, было время, когда на правом борту курить воспрещалось. Под дружный смех огнетушитель полетел за борт, даже Сафи, вися на вантах, оскалила зубы и издала какие-то горловые звуки, – мол, и у меня есть чувство юмора.
Одиннадцатого июля складки на море немного разгладились, но и самые миролюбивые волны подминали под себя корму и правый борт. Во время моей вечерней вахты впервые за много дней выглянули звезды, в том числе Полярная, и я быстро определил носометром, что мы находимся на 15° северной широты.
Среди ночи мощные волны с правого борта с такой силой ударили в плетеную стену каюты, что она не смогла сдержать их натиск и один из ящиков Нормана разлетелся в щенки. Его давно опорожнили, остались только доски, обломки которых теперь закружило водоворотом в каюте. Правый борт с пришитой нами связкой скрипел как-то особенно жутко, и за всем шумом никто не услышал тревожных криков Сафи, когда очередная волна сорвала со стены чемодан, в котором она спала. Несколько минут она плавала в нем, обгоняя щепки, потом каким-то чудом ухитрилась сама открыть крышку. Сантьяго проснулся оттого, что насквозь мокрая Сафи визжала ему в ухо, просясь в спальный мешок.
Двенадцатого июля к нам опять явился пернатый гость с материка. По радио сообщили, что яхта задерживается, так как два члена команды сбежали, как только «Шенандоа» пришла на Мартинику.
Полным сюрпризом было для нас появление какой-то старой калоши, которая вынырнула из-за горизонта на юге и пошла зигзагами к нам. Сперва мы подумали, что это какие-нибудь авантюристы на самодельной посудине, но сблизившись, увидели латаную-перелатаную, старую рыбацкую шхуну с китайскими иероглифами на бортах. На всех снастях сушилась рыба, а команда, облепив фальшборт, безмолвно разглядывала нас. «Нои Юнь Ю» проползала мимо нас метрах в двухстах, и мы смотрели друг на друга с взаимным содроганием и состраданием, щелкая фотоаппаратами. Китайцы помахали нам как-то снисходительно, без особого восторга. Было очевидно, что они принимают «Ра» за какую-нибудь жангаду или бальсовый плот, вышедший на рыбный промысел с берегов Бразилии, и потрясены тем, как это люди в наши дни плавают на таких рыдванах. Поднятая шхуной волна перекатилась через корму «Ра», «Нои Юнь Ю» не спеша прошлепала дальше, и мы снова остались одни в океане. Опять пошел дождь. Ветер прибавил, волны тоже, всюду плескалась вода.
Когда из-за выцветших мокрых туч начала расползаться по небу ночь, мы заметили на восточном горизонте грозовые облака, похожие на головы взбешенных черных быков. Рокоча громовыми раскатами, они ринулись вдогонку за нами. Мы приготовились встретить шторм, он уже давал о себе знать вспышками молний и все более сильными порывами ветра. Рискуя потерять парус, мы решили все-таки не убирать его. Остались какие-то дни, лучше уж идти быстрее. «Ра» вздрагивала от могучих порывов ветра. Море встало на дыбы. Египетский парус наполнился до предела, и мы неслись через гребни, точно верхом на диком звере. Нас окружала буйная, варварская красота. Черные валы покрылись белыми пятнами, потом полосами, они кипели и бурлили, поливая нас сильнее, чем дождь с неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92