«Ра» судорожно корчилась и выписывала немыслимые кренделя, прилаживаясь к хаотической пляске волн, и колена мачты снова запрыгали в своих плоских деревянных башмаках. Лодка скрипела не так, как прежде, – казалось, что дует могучий ветер, когда сотни тысяч связанных веревками стеблей раскачивались на волнах. Пол, стены и крыша каюты тоже скрипели на новые голоса. Ящики под нами перекосились, крышки заклинивались; где ни ляжешь, ни сядешь, ни станешь, под тобой все корежится. Ванты нещадно дергали мачту, и при таком волнении мы не решались даже взяться за них, чтобы ослабить или подтянуть. Как ни холодно было, Жорж, Юрий и Норман прыгнули в воду, чтобы проверить днище. Стуча зубами, они доложили, что папирус в отличном состоянии, только корма висит, играя роль огромного тормоза. Надо было что-то предпринимать.
Неожиданно правое рулевое весло сорвалось с поперечины внизу и бешено задергалось, силясь оборвать и верхнее крепление, на мостике. Нам пришлось изрядно повозиться, стоя по пояс в бурлящей воде, прежде чем удалось поймать весло и закрепить его тросами. Причем рыбы кругом было столько, что Жорж ухитрился, не сходя с лодки, пронзить гарпуном корифену.
Надо что-то предпринимать, как-то обуздать ярость могучих каскадов, обрушивающихся на корму. Сколько еще она выдержит эту чудовищную нагрузку? Деревянная лодка давно переломилась бы.
Попробуем воздвигнуть барьер на пути волн... Мы собрали все обрезки папируса, и Абдулла с помощью Сантьяго и Карло, стоя по колено в воде, принялись сооружать из связок преграду. Могучий гребень захлестнул их по грудь, Абдуллу несколько раз смывало за борт, но страховочный конец крепко держал его, и он, смеясь, вылезал на палубу. Талисман не подкачает! Закончив работу, он поблагодарил аллаха.
Случилось то, чего я боялся. Чем выше мы делали барьер, тем больше воды застаивалось на корме, ведь разбухший папирус ее не пропускал. Придавленный огромной тяжестью, ахтерштевень все сильнее оседал. Тогда мы убрали барьер, воздвигнутый Абдуллой, но фальшборт уже успел прогнуться настолько, что на корму врывались целые горы воды, подмывая ящик со спасательным плотом. Пришлось поспешно восстанавливать преграду. Мы обрезали ножом веревки, крепившие две аварийных лодочки из папируса, и нарастили борт этим материалом, пошли в ход и папирусные спасательные круги, сделанные по фрескам в древних погребениях. Словом, мы использовали все растения до последнего стебля и подняли борта еще выше, а пруд на корме стал еще глубже. Теперь он занимал всю кормовую палубу, зато нас уже захлестывало не так сильно, середина лодки и нос по-прежнему оставались сухими.
Семнадцатого июня непогода прошла свой пик, ветер сместился к западу, и высокие волны выстроились вереницей. Всюду на лодке лежали летучие рыбы, одна даже угодила в кофейник. Видно, нас опять подхватила главная струя течения, потому что Норман, использовав минутный просвет в густой пелене туч, смог доложить, что за последние сутки пройдено 80 морских миль, то есть 148 километров, и это несмотря на тормоз, каким стала наша корма, похожая теперь на крабий хвост. 148 километров не так уж плохо, даже в масштабах карты мира.
В разгар бури мы находились примерно в 500 морских милях от берегов Западной Африки, и прямо по курсу у нас были острова Зеленого Мыса, лежащие к западу от Дакара. Течение и северный ветер несли нас на архипелаг, и в любую минуту, с любой стороны могла показаться земля – не очень-то приятная мысль, когда сражаешься со стихиями, обремененный неподатливой кормой, которой вздумалось изображать желтую подводную лодку.
Темным вечером, когда нам всюду чудились острова, Норман взял американскую лоцию для этого района и стал читать вслух. Под извивающимся потолком качался керосиновый фонарь, заставляя наши искаженные тени плясать и корчиться под жуткие звуки оркестра «Ра».
Мы услышали, что для гористых островов Зеленого Мыса характерны туманы и густая облачность, и хотя самые большие вершины достигают 2 тысяч метров, часто прибой показывается раньше, чем они. К тому же архипелаг омывают сильные и коварные течения, причина гибели множества кораблей. В полнолуние и новолуние могучие волны здесь особенно буйствуют. «Поэтому при плавании вблизи этих островов надо соблюдать большую осторожность», – заключил Норман чтение.
– Слышали, ребята? Будьте поосторожнее, – прокомментировал Юрий, забираясь в спальный мешок с головой.
Было как раз новолуние. Днем туман непроглядный, ночью – тьма беспросветная. Нас уже четверо суток несло на острова, значит, осталось совсем немного. Подхватит какая-нибудь сильная южная струя, и свидимся мы с ними в эту же ночь или наутро. Низкие тучи поливали нас дождем, и ни секстант, ни носометр не могли нам сказать, где именно мы находимся.
Восемнадцатое июня, драматический день... Где-то прямо по курсу или слева от нас, скрытые тучами и туманом, притаились острова Зеленого Мыса. Две недели назад мы прошли Канарские острова, не видя их из-за туч. Но сегодня опасности подстерегали нас не только извне. Вот уже двадцать пять дней мы живем в дружбе и согласии на папирусных связках, и больше месяца, как они лежат на воде. Несмотря на всякие помехи, «Ра» прошла больше 2 тысяч километров, обогнула северо-западное побережье Африки и вот теперь по-настоящему начинает пересечение Атлантического океана от одного материка до другого. Если бы египтяне прошли от устья Нила столько же, сколько мы от Сафи, они очутились бы на Дону или за Гибралтаром. Доказано, что Средиземное море не исчерпывает радиус действия папирусной лодки.
Вот только эта окаянная корма. Ну что бы древним мудрецам оставить нам какую-нибудь инструкцию, мы загодя разобрались бы во всех особенностях папирусной лодки и спокойно приступили бы к траверсу океана. А то ведь волны, вместо того чтобы подкатываться под лодку и поднимать ее вверх на гребне, теперь наваливаются на корму и подминают ее под себя. Ночью волна дотянулась до самой каюты, и я проснулся от того, что мне вылили на голову ведро холодной воды. Даже вкладыш спального мешка намок.
– Мы стартуем с гирями на ногах, ребята, – повинился я.
И тут Сантьяго бросил спичку в пороховой погреб.
– Давайте распилим спасательный плот, – вдруг объявил он.
– Вот именно, – сказал я. – С папирусными лодочками расправились, теперь и пенопластовый плот туда же.
– Да нет, я серьезно, – настаивал Сантьяго. – Мы должны как-то поднять ахтерштевень. Папируса больше нет, а пенопласт можно распилить на куски и использовать так же, как древние египтяне использовали запасной папирус.
– Он рехнулся, – произнесло сразу несколько голосов на разных языках.
Но Сантьяго не сдавался.
– Ты взял спасательный плот на шесть человек, а нас семеро, – вызывающе обратился он ко мне. – И не раз говорил, что сам никогда не перейдешь на спасательный плот.
– Следующий размер был на двенадцать человек, – объяснил я. – Это слишком. Но я могу еще раз сказать, что лично я останусь на, нашем папирусном венике, если вы вдруг вздумаете перейти на эту пенопластовую козявку.
– Я тоже, – подхватил Абдулла. – Давайте распилим плот, ящик только трет наши веревки.
– Нет, – возразил я. – Плот все-таки помогает экипажу чувствовать себя надежнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92