И эта тотальная социальная апа­тия накрывает глобалистику словно могильным курганом.
Наконец, в-третьих, вселенская апатия убаюкивает правительства, и те все, без единого исключения, встают перед глобалистикой в позу кролика перед удавом. Вот уж, поистине, по пословице: дитя (народ) не плачет – мать (правительство) не разумеет. Правда, по­началу правительства едва ли не всех ведущих держав мира очень испугались. В 1972 г., после первых же сообщений о сенсационных выводах Форрестера, в замке Лаксенбург под Веной был спешно создан Международный институт прикладного системного анализа для проверки степени серьезности обнаруженной опасности. В ин­ституте – редкий случай для того времени – мирно сели рядом специалисты из США и СССР, их союзников с той и другой стороны. Несколько институтов того же профиля появилось и в отдельных странах – в Москве даже два, если не три: собственно для СССР и для СЭВа. Но вскоре выяснилось, что если катастрофа и грозит, то не через годы, а скорее через десятилетия. Между тем, если правитель­ства мира отличаются разной степенью ответственности перед сво­ими избирателями – то перед детьми и внуками своих избирателей, перед человечеством XXI в. все они без малейшего исключения пол­ностью безответственны.
И это еще больше укрепляет чувство безысходности, обречен­ности человечества перед лицом глобальных проблем современно­сти. Да, с позиций глобалистики, ввиду пассивности мировой обще­ственности и бездействия правительств ведущих держав мира, гло­бальная катастрофа неизбежна. Но, может быть, выход мыслимо найти за рамками глобалистики?
И выход, действительно, был найден на совсем ином направле­нии междисциплинарных исследований. Ко второй половине 70-х годов, когда кризис глобалистики – всего лишь на третьем-четвертом году со дня рождения! – стал проявляться достаточно отчетливо, на нее пошли в атаку оппоненты из двух диаметрально противополож­ных лагерей.
Первый лагерь составляли носители мажорных футурологических традиций 50—60-х годов, когда вера в научно-техни­ческий прогресс была еще непоколебима, будущее рисова­лось в розовом свете, а все возникающие проблемы казались легко разрешимыми с помощью все той же науки и техники. Наиболее ярким представителем этого течения общественной мысли стал уже упоминавшийся нами Герман Кан, который отнюдь не смирился с тем, что его футурологический бест­селлер «Год 2000» поблек в ослепительном взрыве «Футурошока» и первых докладов Римскому клубу, и до самой своей смерти в 1983 г. (он умер за год до Аурелио Печчеи) продолжал год за годом выпускать книги, где доказывал, что, несмот­ря на временные трудности, все идет к лучшему в этом луч­шем из миров, что в XXI в. наука и техника поднимут челове­чество на недосягаемые ныне высоты.
Своих идейных противников в Римском клубе и идеологически примыкавших к нему течениях Герман Кан и его единомышленни­ки, как мы уже говорили, заклеймили ярлыком «экологических пессимистов» («экопессимистов»), чересчур выпячивающих эко­логическую сторону дела и не верящих во всемогущество научно-технического прогресса. В свою очередь, они тут же получили от оппонентов ярлык «технологических оптимистов» («технооптими­стов») – идолопоклонников НТР. Борьба между «экопессимистами» и «технооптимистами» составила основное содержание исто­рии футурологии последней четверти XX века. Она продолжается и поныне.
«Технооптимисты» обрели союзников там, где меньше все­го ожидали. Воинствующий антикоммунист, злейший враг Советского Союза Герман Кан вдруг сделался самым люби­мым автором «Правды». Конечно, о переводе его трудов на русский язык (кроме как «для служебного пользования») и речи быть не могло, поскольку там СССР и «социалистический лагерь» представали в довольно неприглядном свете. Но утверждение «технооптимистов», что все хорошо, а будет еще лучше, как нельзя лучше соответствовало идейным установкам Кремля того времени. Как раз во второй половине 70-х годов несколько сановных московских авторов из верхушки партийной номенклатуры проби­ли строжайший запрет касаться каких бы то ни было проблем буду­щего, кроме как в порядке комментариев к политической програм­ме Коммунистической партии (хотя ее полная несостоятельность стала очевидной для всех еще за десятилетие до этого), либо в поряд­ке «критики буржуазной футурологии». С 1976 г. в советской прессе стали появляться статьи по проблемам глобалистики – запоздалая реакция на первые доклады Римскому клубу, а с конца 70-х годов плотину запрета словно прорвало: за какие-нибудь 5—7 лет по дан­ной проблематике появилось свыше двух десятков монографий и сотни научных статей, тысячи публицистических – все до единой в единственно разрешенном «технооптимистическом» ключе, хотя ряд авторов более или менее эзоповым языком пытались показать серь­езность глобальной проблемной ситуации.
Фонтан советской глобалистической футурологии пустил в 1985 г. последнюю струю коллективным трудом «Марксистско-ленинс­кая концепция глобальных проблем современности», после чего вскорости иссяк: во времена горбачевской перестройки стало не до глобалистики. По иронии судьбы мы вновь – в который уже раз! – опоздали на целую эпоху. До этого (и отнюдь не впервые) мы точно так же опоздали с признанием научно-технической революции. Мы открещивались от нее, как от дьявола, почти все 50-е и 60-е годы, когда мир восторгался ею. И только в 1968 г., когда весь мир, в свою очередь, в ужасе отшатнулся от НТР с ее атомными грибами и разрушением окружающей среды, провозгласили необходимость «соединения НТР с преимуществами социализма» (после чего, как водится, хлынул поток из сотен книг и диссертаций, тысяч статей «об НТР»). А в 1985 г., когда мы только-только ввязались в драку «технооптимистов» и «экопессимистов» (на стороне первых, разумеется), эта драка в глазах мирового общественного мнения давно уже ото­шла на задний план перед появлением другого лагеря оппонентов «эко­пессимистов» – провозвестников «альтернативной цивилизации».
Разум человеческий никогда и ни при каких обстоятельствах не может смириться с неизбежностью какой бы то ни было катастро­фы – тем более глобальной. Так уж устроен разум человеческий. Правда, разные обладатели упомянутого достоинства по-разному реагируют на надвигающуюся опасность. Одни предпочитают На­дежду — например, на знаменитое русское «авось пронесет!». Другие обращаются к Вере — в бога или в научно-технический прогресс, в данном случае безразлично. Подавляющее большин­ство целиком отдается Любви, скажем, к своим ближним, во всяком случае замыкаясь в личных делах и знать ничего не желая о судьбах человечества. Ну, а некоторым общества трех сестер недостаточ­но, они взывают к матери — Софии-Мудрости. И та вразумляет, наставляет на путь истинный. Например, указывает на возможность спасения от надвигающейся катастрофы переходом от зашедшей в гибельный тупик существующей мировой цивилизации к цивилиза­ции качественно иной, альтернативной, способной успешно пре­одолеть трудности, связанные с глобальными проблемами совре­менности.
Первые, сравнительно робкие голоса «софийской» тональ­ности зазвучали еще в первой половине 70-х годов – в самом апогее триумфа глобалистики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113