3. Возможность культурного потребительства и появление целых толп киноманов, телеманов, разных «фэнов», не спо­собных занять себя без манипулирования их сознанием извне.
4. Распространение крайне непрочной нуклеарной семьи, т.е. состоящей только из родителей и детей, а все чаще с одним ребен­ком или даже вовсе бездетной, а также множества разновидностей внебрачного сожительства, включая все мыслимые половые извра­щения, что ведет к выморочности общества и сильно развитой мас­совой деморализации населения, особенно молодежи.
5. «Эффект отчуждения» человека от общества, когда человеку становится безразличным состояние общества, включая окружаю­щих, а обществу (включая окружающих) становится безразличен человек, даже если он гибнет на виду у всех.
6. Погоня за легким, престижным трудом, а так как это до­ступно далеко не всем – массовая неудовлетворенность, фру­страция населения.
7. Распространение богемного стиля жизни, массовая неупорядоченность быта, особенно у молодежи, с соответству­ющими негативными сдвигами в психике людей.
8. Распространение асоциальных форм досуга (азартные игры, наркотики и пр.), разрушающих человеческую личность.
9. Крайняя трудность найти подходящего спутника жизни, со­здать прочную семью, жить нормальной семейной жизнью.
10. Трагедия одиночества, принимающая массовый харак­тер и особенно тяжкая под старость.
11. Бьющая в глаза социальная иерархия и чудовищный комплекс неполноценности у большинства людей.
12. Полный или почти полный отрыв от природы плюс кошмарные «часы пик», уносящие ежедневно 2—3 часа жизни горожанина.
13. «Разрыв поколений», ставящий под вопрос преемственность культурных ценностей, стабильность общества вообще.
Сравнивая городской и сельский «синдромы», нетрудно прийти к заключению, что минусы первого в глазах отдельного человека намного перевешивают минусы второго – отсюда соответствую­щий вектор социальных перемещений. Но минусы второго настоль­ко страшнее минусов первого для общества в целом, что это дает основание некоторым авторам уподоблять крупный город «черной дыре», в которую «засасывает», в которой «исчезает» человечество; дает основание многим авторам говорить о «противоестественнос­ти», «патологичности», «гибельности» для человечества современ­ного городского образа жизни. Здесь вряд ли уместно вдаваться в рассмотрение этого вопроса: он целиком относится к проблематике альтернативистики, которой мы, как уже упоминалось, посвящаем отдельную работу. Отметим лишь, что в условиях современной Рос­сии такая оценка урбанизации имеет некоторые основания. Мало того, сам процесс урбанизации приобретает специфические черты, слабее выраженные или вовсе отсутствующие в других странах мира (кроме, разумеется, других республик бывшего СССР).
Постараемся показать это на примере Москвы – в других горо­дах процесс носит тот же характер, но в Москве выражен ярче и наиболее понятен.
Москва – типичный город-крепость с радиальной планировкой улиц, диаметром, примерно, 8 км. – в среднем 4 км. в любую сторону от московского Кремля до бывшего Земляного Вала начала XVIII века, замененного позднее широким внешним бульварным коль­цом (имеется и внутреннее – на месте более старой крепостной стены, примерно в километре-полутора от Кремля). Город состоял, в основном, из особняков и был рассчитан приблизительно на 200– 300 тыс. жителей. Во второй половине XIX—начала XX в., с упраз­днением крепостничества в город хлынули сотни тысяч рабочих, 304ремесленников, торговцев, и его население к 1917 г. достигло 2 млн. чел., причем появились обширные районы городских трущоб и ра­бочих казарм-общежитий, в которых проживало подавляющее боль­шинство населения. Гражданская война заставила бежать из города около половины его жителей, и прошло много лет, прежде чем чис­ленность населения вновь достигла довоенного уровня. Но начав­шаяся индустриализация страны и трагедия «коллективизации сель­ского хозяйства» буквально «выпихнули» из деревни в город десят­ки миллионов людей, в результате чего население Москвы увеличи­лось до 4 млн. примерно на той же площади, что и прежде. Теснота сделалась ужасной: это были времена, когда в одной комнате неред­ко спали вповалку несколькими «ярусами» две-три семьи – около 1 кв.м. на каждого человека, а кухонный кран и унитаз приходились на 10—15 таких комнат с полусотней-сотней жильцов. Такой Москва встре­тила Вторую мировую войну. Такой вступила в послевоенные годы.
А затем начал стихийно работать социальный механизм гиперурбанизации, никем не предусмотренный, с непредвиденными последствиями.
Как столица огромной империи, столица сложнейшей, самой большой республики, входящей в ее состав (Российской Федера­ции), столица области величиной со Швецию (по численности насе­ления), столица самого города величиной со Швейцарию (по тому же критерию), да еще с несколькими десятками районных управле­ний, да еще с административно-командной системой, при которой на каждые 5—б работающих требуется командир-контролер, Моск­ва быстро стала городом чиновников, удельный вес которых со вре­менем достиг четверти всех работающих (из них лишь пятая часть относилась к государственному управлению, остальные управляли промышленными предприятиями, учреждениями сферы обслужи­вания, образования, здравоохранения, снабжения, другими органи­зациями).
Во всякой тоталитарной стране наука, культура, искусство обыч­но концентрируются в столице: так легче их контролировать, пре­вращать в слепое орудие правящей верхушки. Москва не явилась исключением: в ней сосредоточилось большинство лучших иссле­довательских, проектных и учебных институтов, лучших театров и киностудий, лучших издательств, музеев, других учреждений куль­туры. В результате каждый четвертый из работающих относился к сфере науки, культуры, искусства.
Третью четверть составили «синие воротнички» – работники промышленных предприятий города, которых бездумно продолжа­ли насаждать десятками и сотнями на «даровую» городскую инфра­структуру (в первую очередь, речь шла о высокотехнологичных пред­приятиях военно-промышленного комплекса).
Добавьте к этому растущее число миллионов так называемых, «гостей столицы» – людей, приезжающих в Москву большей час­тью на сутки (из-за острого дефицита мест в гостиницах), чтобы сделать необходимые закупки в московских магазинах, с их более широким ассортиментом продовольственных и промышленных то­варов, либо провести отпуск в этой единственно доступной им «со­ветской Мекке», ночуя у родственников, знакомых или прямо на вок­зальных скамьях. К середине 80-х годов число «гостей» достигло 2 млн. человек в день зимой и 6 млн. летом (на 8 млн. населения). Добавьте к этому огромный гарнизон плюс сотни тысяч агентов явной и тай­ной полиции.
Эту огромную армию людей надо было обслуживать. Вот поче­му каждый четвертый работающий москвич оказался в сфере обслу­живания (в широком смысле, включая не только торговлю и комму­нальные службы, но и транспорт, связь, народное образование, здра­воохранение и т.д.).
И в такой ситуации стал сказываться «эффект старения» возрас­тной структуры населения при массовом распространении однодетной в среднем семьи, не способной обеспечивать нормальное воспроизводство населения, в том числе и работающего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113