О том, что еще раз развернуть в России борьбу против пьян­ства намного труднее, чем второй раз ввести «сухой закон» в США, нам еще предстоит рассказать особо. Начать массовое строитель­ство квартир для молодоженов, когда миллионы людей по двадцать лет ждут очереди на такую квартиру и не имеют финансовых возможностей просто купить ее, – это все равно, что начать строитель­ство для каждой американской семьи своего собственного «Белого дома», роскошнее вашингтонского. А призывать к трудолюбию и ми­ролюбию – этим проповедники занимаются со времен Каина и Авеля, но без существенных результатов.
Конечно, можно утешаться тем, что в России в 90-х гг. раз­воды не увеличились по сравнению с 80-ми гг. Но ведь и бра­ки (точнее «брачность») сократились: все больше людей брач­ного возраста предпочитают, несмотря на ужас одиночества, жить как в Стокгольме, хотя бы в матримониальном отношении. И хуже всего, что это тут же начинает катастрофически отражаться на процессе воспроизводства поколений.
Раньше бездетность и даже малодетность рассматривались как нечто ущербное, порочащее женщину. К тому же люди понятия не имели о предохранительных средствах, да и осуж­далось это церковью, как сегодня – аборты. Правда, и смер­тность среди детей была ужасающая. Вот и получалось: «Бог дал – Бог взял». Случалось, доживал до своей свадьбы толь­ко один из двух, трех, четырех детей. В семье моего деда из одиннадцати детей остались в живых трое (у одного – один ребенок, у другого – двое, третья – бездетная, и это типич­но). В среднем каждая четвертая женщина погибала от родов – не от первых, так от пятых-десятых. Каждая вторая после од­них или нескольких родов становилась инвалидкой – теряла способность рожать. Такой чудовищной ценой обеспечивал­ся рост народонаселения при самых ужасных бедствиях, ког­да гибли миллионы и десятки миллионов человек. К тому же дети представляли собой не только престижную ценность. Подрастая, они становились важными помощниками по хо­зяйству. Подросши и уйдя в собственную семью, они станови­лись важными союзниками в житейских бурях. Наконец, под старость это была, так сказать, «живая пенсия», без которой предстояло умирать как бездомной собаке под забором.
Ныне дети – не помощники, не союзники и тем более не «пенсия», а сплошная обуза. Воспитание ребенка до 18 лет обходилось семье в 80-х гг. примерно в 20 тыс. руб. – это при среднем доходе меньше 4 тыс. руб. в год на двух работающих супругов. Это означало, что мать на несколько лет выбива­лась из нормального ритма работы, должна была махнуть рукой на карьеру и проигрывала по всем статьям своей без­детной подруге. Кто-то из родителей должен ни свет, ни заря везти ребенка на автобусе в детсад, а вечером заезжать за ним по дороге с работы домой. Тем самым кошмарные «часы пик» в городском транспорте растягиваются для него почти вдвое. Почти напрочь исчезает возможность развлекаться по вече­рам и резко сужается – по выходным дням. Главное же – существенно падает уровень жизни, ибо все те же «средние» для 80-х гг. 150+150 руб. зарплаты в месяц обоих работающих родителей (в обрез – на питание и необходимую одежду, при мини­мальных расходах на жилье, транспорт, досуг) приходится делить не на двоих, а на троих-четверых. Первого ребенка большинство заводит просто по традиции: «так принято». Ну и конечно, по жалким остаткам материнского и отцовского инстинкта. Но от второго на­прочь зарекаются.
Именно так поступили мои собственные дочь и сын, а так­же подавляющее большинство их сверстников. Все чаще мо­лодожены не решаются заводить и первого. Или не могут по состоянию здоровья (об этом тоже предстоит говорить осо­бо). Каковы последствия? Они неизбежны: началась депопу­ляция – в 1991 г. число умерших впервые в истории России превысило число родившихся, и процесс пошел по нарастаю­щей (это – при наличии нескольких крупных сельских, в том числе мусульманских, регионов, где рождаемость традицион­но выше «средней», так что можно себе представить, какая выморочность начинается в городах). Депопуляция – явление, хо­рошо известное на Западе. Многие не видят в нем ничего особенно­го. И совершенно напрасно. Депопуляция – это ведь не просто превышение смертности над рождаемостью. Это четыре последствия, одно прискорбнее другого.
Во-первых, в однодетной семье (а она становится типичной) ребенок попадает в противоестественное вложение. У него нет братьев и сестер, ему не с кого брать пример, учиться заботе о младших. Семейная «пирамида» перевертывается: вместо десятка детей на двух родителей – мама и папа, две бабушки и двое дедушек, четверо прабабушек, четверо прадедушек, бездетные тетки, холостые дядья на одного малыша. Удивительно ли, что он вырастает «инфантилом», остается ребенком в 20 лет, а все чаще и в 30– 40. И не один и не двое: все более значительная часть одного поколе­ния за другим.
Во-вторых, наступает «старение» населения: сокращается процентная доля детей – растет процентная доля стариков. В России на каждых двух работающих приходится в среднем один пенсионер. В Москве пенсионер – вообще каждый чет­вертый из жителей. Вы скажете: ну и что же? На Западе при­мерно та же картина. Но на Западе для этого подготовлена специальная инфраструктура, а в России к ней еще не присту­пали – было не до нее, сегодня тем более не до нее. Горько видеть миллионы одиноких беспомощных стариков, которым некому принести хлеба, подать стакан воды. И такая старость по мере нарастания депопуляции становится все более типичной.
В-третьих, на производство с каждым годом приходит все мень­ше вчерашних школьников, уходит на пенсию все больше стариков. На Западе эту брешь закрывают миллионами гастарбайтеров. Отку­да их взять в нищую Россию? До недавних пор брали из деревень. Теперь этот источник вычерпан почти до дна. Если отток рабочей силы на селе не сменится притоком – массового голода не мино­вать. Попробовали завозить в качестве дешевой рабочей силы вьет­намцев. Но это порождает такие острые социальные проблемы (мас­совые драки нищих с нищими), что от такой перспективы в ужасе отшатываешься. Меж тем уровень комплексной механизации и ав­томатизации производства в России намного отстает от американс­кого. Требуются миллионы квалифицированных рабочих рук, кото­рые надо готовить с детства. А кого же готовить с детства при такой ситуации?
В-четвертых, если каждых двух родителей, в среднем, сменяет только один будущий родитель, то уменьшение населения раньше или позже доведет его численность до нуля. Для России рассчитан­ный прогнозный срок такой траектории (при наметившихся тенден­циях) – около полутора тысяч лет. Конечно, 1500 лет – срок боль­шой, и можно пока не беспокоиться. Кроме того, ничего страшного: место выморочных русских (германцев, французов, англичан, аме­риканцев) займут более плодовитые народы, у которых каждых двух родителей, в среднем, сменяют четыре новых. Но представьте себе, что таким образом на земле останется только один народ. Что полу­чится? Обеднение мировой цивилизации. Мы ищем затонувшую Атлантиду и не видим, как на глазах уходит под воду наша собствен­ная… Если заранее обрекаем себя на исчезновение с карты земного шара, то зачем столько усилий и столько мучений в жизни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113