Он относился к ней так, словно собирался представить ее своему суверену, и весь сиял в ожидании начала спектакля. А ей хотелось угадать мысли Джэсона; с тех пор, как они пришли в театр, он не промолвил ни слова.
Эттвуд вошел в ложу почти одновременно с появлением в зале королевской семьи. О'Келли представил его, композитор отвесил поклон, и Деборе показалось, что Эттвуд пришел к началу увертюры намеренно, дабы избежать лишних разговоров.
Наружность Эттвуда ей понравилась. Он был высок ростом, с тонкими чертами лица, гладкой кожей и красивыми глазами; на вид ему было около шестидесяти, и вьющиеся седеющие волосы совсем не старили его. В своем черном парадном сюртуке Эттвуд держался непринужденно и с достоинством.
Джэсон прослушал весь первый акт в немом восхищении. Музыка превзошла все его ожидания. Но, наслаждаясь ее красотой, он невольно грустил, сознавая, что никогда не сможет достичь подобного мастерства и совершенства.
В конце акта актеры появились перед занавесом, и Эттвуд поднялся с кресла, чтобы привлечь к себе внимание именитой публики, собравшейся в зале. Он пожаловался, что исполнители не более чем посредственности, но тут же просиял, когда ему кивнули из королевской ложи. Композитор поспешил присоединиться к знатным вельможам, чтобы удостоиться кивка монарха. О'Келли пригласил Джэсона и Дебору последовать за композитором, но при выходе из ложи они столкнулись с Тотхиллом.
Банкир прикинулся удивленным, а Джэсон подумал, что эта встреча отнюдь не случайна. Тотхилл стоял на таком видном месте, что им волей-неволей пришлось с ним поздороваться; на этот раз, словно подчеркивая важность события, Тотхилл вылил на себя чуть не целый флакон духов.
Такое непрошенное вторжение, должно быть, не понравится Эттвуду, подумал Джэсон, но когда Тотхилл представился, Эттвуд повел себя с ним на редкость предупредительно.
– Компания «Тотхилл и Тотхилл» на Ломбард-стрит? – поинтересовался Эттвуд.
– Я старший партнер, – ответил банкир. – А вы, сэр?
– Томас Эттвуд, композитор двора его величества.
– О, да, разумеется. Вы также и органист собора святого Павла. Я посещаю там службу.
– А это мои дорогие друзья, господин и госпожа Отис из Бостона, – добавил О'Келли.
– Я имею честь быть с ними знакомым. Отец госпожи Отис – мой почтенный коллега. Один из самых уважаемых банкиров в Америке.
– Вот как? – сказал Эттвуд. – И вы, значит, представляете здесь интересы господина Отиса?
– В какой-то степени. Пожелай они этого, я бы мог помочь моим любезным американским друзьям устроиться в Лондоне с еще большим комфортом.
Джэсон, с любопытством отметив, как сразу переменился к нему Эттвуд, сдержанно поклонился.
Тотхилл гордился собой. Узнав от клерка в гостинице, что Отисы собираются ехать в оперу, он решил отправиться на спектакль в надежде, что сумеет завоевать доверие Отиса.
Он отлично знал, кто такой Эттвуд. Эттвуд обитал в Мейфер в великолепном особняке, что, должно быть, стоило огромных денег даже такому богачу, каким был придворный королевский композитор. Тотхилл не сомневался, что Эттвуд отнесется к нему с должным почтением. Стоило этим музыкантам проникнуть в высшее общество, как очень скоро они попадали в зависимость от него, Тотхилла.
«Тотхилл и Тотхилл» был одним из самых влиятельных банкирских домов в Англии и имел тесные связи с двором. Эттвуд это знал. О'Келли намекнул ему, что Отис богат и преклоняется перед Моцартом, а значит, молодой американец может стать для него выгодным учеником, но Эттвуд не слишком доверял О'Келли. О'Келли мало разбирался в денежных делах; именно по этой причине певец и потерпел крах в качестве управляющего оперы и владельца книжной лавки. Но на этот раз О'Келли, кажется, высказал разумную мысль. Эттвуд любил Моцарта не менее других. Интересно, мелькнуло у Эттвуда, сколько стоят бриллианты банкира, они просто великолепны.
– Господин Эттвуд, – напомнил Джэсон, – мы, кажется, хотели пройти в приемную?
– Мы опоздали. Там теперь не проберешься сквозь толпу. Насколько я понимаю, вы интересуетесь Моцартом. Как вам понравилась «Свадьба Фигаро»?
– Я никогда не слыхал ничего подобного. Вы были близко знакомы с Моцартом?
– Весьма близко. Но это долгий разговор. Вы окажете мне честь, если согласитесь отобедать у меня. Вот тогда мы сможем вволю побеседовать о Моцарте. Вы сыграете мне некоторые из ваших сочинений, а я, наверное, смогу помочь вам полезным советом.
– Благодарю вас, господин Эттвуд, но как же господин О'Келли?
– Михаэль тоже будет моим гостем. И, надеюсь, господин Тотхилл также не откажется принять приглашение?
– Почту за честь, – отозвался Тотхилл.
– Я также приглашу Браэма, который много лет состоял в любовной связи со Сторейс. Должно быть, он слышал о Моцарте немало интересного, ведь Энн хорошо знала Моцарта, – сказал Эттвуд.
– Не затруднит ли вас, господин Эттвуд, принять столько гостей? – спросил Тотхилл. На что Эттвуд с гордостью ответил:
– В моей столовой могут свободно разместиться двенадцать человек.
Заметив, что Джэсон колеблется, О'Келли прибавил:
– В Лондоне многие были бы счастливы удостоиться такой чести, господин Отис.
В продолжение всей оперы Джэсон следил за Эттвудом, но выражение лица композитора оставалось бесстрастным и холодным. Очарование и красота музыки доходили до сознания Джэсона словно длинный монолог из могилы. Ему припомнились слова да Понте, как сильно «Свадьба Фигаро» оскорбила знать. Моцарт был мертв, но Джэсону хотелось крикнуть, что Моцарт жив, он чувствовал, как его кровь пульсирует в этих ариях.
Если бог существует, думал Джэсон, то он живет в таком творении, как «Фигаро». Музыка казалась настолько живой и осязаемой, что создатель ее не мог лежать в могиле. Моцарт жив, иное просто казалось немыслимым.
10. Английские друзья Моцарта
Как Джэсон и ожидал, дом Эттвуда на Курзон-стрит оказался весьма элегантным.
– Дом мог бы быть и поскромнее, – сказал он Деборе, когда они вышли из экипажа и направились к парадным дверям. – Он красивый и в хорошем вкусе, но так и возвещает всем и каждому о богатстве и положении его хозяина.
– Это говорит о том, что он человек утонченный и следует моде, как я и полагала, – ответила она.
Лакей с поклоном провел Джэсона и Дебору в гостиную, где их ожидал хозяин. Остальные гости, сообщил Эттвуд, собрались в музыкальной комнате. Словно к торжественному приему, хозяин надел длинный синий сюртук, безукоризненные красные панталоны, сочетавшиеся с красными отворотами сюртука, белейший галстук, а грудь украсил двумя королевскими орденами.
Заметив, что Дебора любуется его мебелью, Эттвуд сказал:
– Это настоящий Шератон. Я купил ее у самого мастера, когда он был жив.
С потолка свешивалась газовая люстра, совсем такая, как в Королевском театре, и Эттвуд прибавил:
– Недавнее изобретение. В Лондоне можно перечесть по пальцам дома с газовым освещением.
На каминной полке стояли бюсты Генделя и Веллингтона, а над ними висела гравюра с изображением собора Святого Павла.
– Кое-кто полагает, что это оригинал самого Христофора Врена. Но мне пока не удалось это доказать, – вздохнул он. – Иначе бы он стоил целое состояние.
Подхватив Джэсона и Дебору под руки, Эттвуд повел их в музыкальную комнату, где Тотхилл, О'Келли и Джон Браэм обсуждали выгоды помещения капиталов в индийскую торговлю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Эттвуд вошел в ложу почти одновременно с появлением в зале королевской семьи. О'Келли представил его, композитор отвесил поклон, и Деборе показалось, что Эттвуд пришел к началу увертюры намеренно, дабы избежать лишних разговоров.
Наружность Эттвуда ей понравилась. Он был высок ростом, с тонкими чертами лица, гладкой кожей и красивыми глазами; на вид ему было около шестидесяти, и вьющиеся седеющие волосы совсем не старили его. В своем черном парадном сюртуке Эттвуд держался непринужденно и с достоинством.
Джэсон прослушал весь первый акт в немом восхищении. Музыка превзошла все его ожидания. Но, наслаждаясь ее красотой, он невольно грустил, сознавая, что никогда не сможет достичь подобного мастерства и совершенства.
В конце акта актеры появились перед занавесом, и Эттвуд поднялся с кресла, чтобы привлечь к себе внимание именитой публики, собравшейся в зале. Он пожаловался, что исполнители не более чем посредственности, но тут же просиял, когда ему кивнули из королевской ложи. Композитор поспешил присоединиться к знатным вельможам, чтобы удостоиться кивка монарха. О'Келли пригласил Джэсона и Дебору последовать за композитором, но при выходе из ложи они столкнулись с Тотхиллом.
Банкир прикинулся удивленным, а Джэсон подумал, что эта встреча отнюдь не случайна. Тотхилл стоял на таком видном месте, что им волей-неволей пришлось с ним поздороваться; на этот раз, словно подчеркивая важность события, Тотхилл вылил на себя чуть не целый флакон духов.
Такое непрошенное вторжение, должно быть, не понравится Эттвуду, подумал Джэсон, но когда Тотхилл представился, Эттвуд повел себя с ним на редкость предупредительно.
– Компания «Тотхилл и Тотхилл» на Ломбард-стрит? – поинтересовался Эттвуд.
– Я старший партнер, – ответил банкир. – А вы, сэр?
– Томас Эттвуд, композитор двора его величества.
– О, да, разумеется. Вы также и органист собора святого Павла. Я посещаю там службу.
– А это мои дорогие друзья, господин и госпожа Отис из Бостона, – добавил О'Келли.
– Я имею честь быть с ними знакомым. Отец госпожи Отис – мой почтенный коллега. Один из самых уважаемых банкиров в Америке.
– Вот как? – сказал Эттвуд. – И вы, значит, представляете здесь интересы господина Отиса?
– В какой-то степени. Пожелай они этого, я бы мог помочь моим любезным американским друзьям устроиться в Лондоне с еще большим комфортом.
Джэсон, с любопытством отметив, как сразу переменился к нему Эттвуд, сдержанно поклонился.
Тотхилл гордился собой. Узнав от клерка в гостинице, что Отисы собираются ехать в оперу, он решил отправиться на спектакль в надежде, что сумеет завоевать доверие Отиса.
Он отлично знал, кто такой Эттвуд. Эттвуд обитал в Мейфер в великолепном особняке, что, должно быть, стоило огромных денег даже такому богачу, каким был придворный королевский композитор. Тотхилл не сомневался, что Эттвуд отнесется к нему с должным почтением. Стоило этим музыкантам проникнуть в высшее общество, как очень скоро они попадали в зависимость от него, Тотхилла.
«Тотхилл и Тотхилл» был одним из самых влиятельных банкирских домов в Англии и имел тесные связи с двором. Эттвуд это знал. О'Келли намекнул ему, что Отис богат и преклоняется перед Моцартом, а значит, молодой американец может стать для него выгодным учеником, но Эттвуд не слишком доверял О'Келли. О'Келли мало разбирался в денежных делах; именно по этой причине певец и потерпел крах в качестве управляющего оперы и владельца книжной лавки. Но на этот раз О'Келли, кажется, высказал разумную мысль. Эттвуд любил Моцарта не менее других. Интересно, мелькнуло у Эттвуда, сколько стоят бриллианты банкира, они просто великолепны.
– Господин Эттвуд, – напомнил Джэсон, – мы, кажется, хотели пройти в приемную?
– Мы опоздали. Там теперь не проберешься сквозь толпу. Насколько я понимаю, вы интересуетесь Моцартом. Как вам понравилась «Свадьба Фигаро»?
– Я никогда не слыхал ничего подобного. Вы были близко знакомы с Моцартом?
– Весьма близко. Но это долгий разговор. Вы окажете мне честь, если согласитесь отобедать у меня. Вот тогда мы сможем вволю побеседовать о Моцарте. Вы сыграете мне некоторые из ваших сочинений, а я, наверное, смогу помочь вам полезным советом.
– Благодарю вас, господин Эттвуд, но как же господин О'Келли?
– Михаэль тоже будет моим гостем. И, надеюсь, господин Тотхилл также не откажется принять приглашение?
– Почту за честь, – отозвался Тотхилл.
– Я также приглашу Браэма, который много лет состоял в любовной связи со Сторейс. Должно быть, он слышал о Моцарте немало интересного, ведь Энн хорошо знала Моцарта, – сказал Эттвуд.
– Не затруднит ли вас, господин Эттвуд, принять столько гостей? – спросил Тотхилл. На что Эттвуд с гордостью ответил:
– В моей столовой могут свободно разместиться двенадцать человек.
Заметив, что Джэсон колеблется, О'Келли прибавил:
– В Лондоне многие были бы счастливы удостоиться такой чести, господин Отис.
В продолжение всей оперы Джэсон следил за Эттвудом, но выражение лица композитора оставалось бесстрастным и холодным. Очарование и красота музыки доходили до сознания Джэсона словно длинный монолог из могилы. Ему припомнились слова да Понте, как сильно «Свадьба Фигаро» оскорбила знать. Моцарт был мертв, но Джэсону хотелось крикнуть, что Моцарт жив, он чувствовал, как его кровь пульсирует в этих ариях.
Если бог существует, думал Джэсон, то он живет в таком творении, как «Фигаро». Музыка казалась настолько живой и осязаемой, что создатель ее не мог лежать в могиле. Моцарт жив, иное просто казалось немыслимым.
10. Английские друзья Моцарта
Как Джэсон и ожидал, дом Эттвуда на Курзон-стрит оказался весьма элегантным.
– Дом мог бы быть и поскромнее, – сказал он Деборе, когда они вышли из экипажа и направились к парадным дверям. – Он красивый и в хорошем вкусе, но так и возвещает всем и каждому о богатстве и положении его хозяина.
– Это говорит о том, что он человек утонченный и следует моде, как я и полагала, – ответила она.
Лакей с поклоном провел Джэсона и Дебору в гостиную, где их ожидал хозяин. Остальные гости, сообщил Эттвуд, собрались в музыкальной комнате. Словно к торжественному приему, хозяин надел длинный синий сюртук, безукоризненные красные панталоны, сочетавшиеся с красными отворотами сюртука, белейший галстук, а грудь украсил двумя королевскими орденами.
Заметив, что Дебора любуется его мебелью, Эттвуд сказал:
– Это настоящий Шератон. Я купил ее у самого мастера, когда он был жив.
С потолка свешивалась газовая люстра, совсем такая, как в Королевском театре, и Эттвуд прибавил:
– Недавнее изобретение. В Лондоне можно перечесть по пальцам дома с газовым освещением.
На каминной полке стояли бюсты Генделя и Веллингтона, а над ними висела гравюра с изображением собора Святого Павла.
– Кое-кто полагает, что это оригинал самого Христофора Врена. Но мне пока не удалось это доказать, – вздохнул он. – Иначе бы он стоил целое состояние.
Подхватив Джэсона и Дебору под руки, Эттвуд повел их в музыкальную комнату, где Тотхилл, О'Келли и Джон Браэм обсуждали выгоды помещения капиталов в индийскую торговлю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99