Ни единого свободного места, а я вынужден просить…»
Я поторопился дать ему два гульдена, хотя сам в них нуждался.
«Приходите на той неделе, – сказал он и небрежно уронил монеты на стол. – Вы ведь искренне любите музыку, Альберт? – И прежде чем я успел ответить, добавил: – Лишь люди без сердца равнодушны к ней».
Казалось, он сейчас свалится с ног от усталости и волнения, и хозяин таверны сделал мне знак уходить. Огромным усилием воли Моцарт заставил себя подняться и проводил меня до дверей.
«Благодарю вас, господин Моцарт».
«Значит, вы все-таки отдаете предпочтение медицине, а не музыке?»
«Меня больше влечет медицина», – скромно ответил я.
«Если бы вы могли меня вылечить, я бы одобрил ваш выбор», – задумчиво произнес он.
Странно, но в тот момент я не менее, чем он, нуждался в поддержке.
«Надеюсь, господин капельмейстер, – сказал я, – что мое посещение немного вас ободрило».
«Значит, вы уже доктор, Альберт, – усмехнувшись, заметил Моцарт – Когда ваши лекарства не помогают, вы рассчитываете на спасительную силу сочувствия».
– И тут он сказал такое, чего я не могу забыть. – Доктор Лутц побледнел, ему было трудно продолжать. – Чтобы не упасть, Моцарт прислонился к косяку двери, и я подумал: сколько воли в этом маленьком человеке, по виду никогда не скажешь.
«Подумать только, – проговорил Моцарт, – сколько докторов бывают повинны в убийстве». Моцарт сам закрыл за мной дверь.
– С тех самых пор меня постоянно терзает сожаление, что я не оказал ему помощи, – продолжал доктор Лутц. – Как вы думаете, мне его следовало осмотреть?
Все растерянно молчали.
Ведь я мог придти к нему через день-два, но не пришел. А когда я наконец пришел… было уже поздно. – Лутц горестно покачал головой. – Он уже скончался.
– Через сколько дней вы его снова навестили?
– Точно не помню. Через две-три недели. Его смерть меня потрясла. А ведь его лечил знаменитый врач. Многоопытный. Умелый.
– Вы его знали?
– Нет, но слыхал о нем. Он пользовался прекрасной репутацией.
– Как его звали?
– Не помню. Я пережил тогда страшное потрясение.
– Не кажется ли вам, что после смерти тело необходимо было подвергнуть вскрытию?
– Для чего?
– Разве это не в порядке вещей?
– Вскрытие делалось только при подозрении в убийстве.
– Но, по вашим словам, сам Моцарт сказал…
– У Моцарта, по всей видимости, была лихорадка, и ему могло почудиться все, что угодно, – вмешался в разговор Гроб.
– Должно быть, так оно и было, – согласился Лутц.
– По-вашему, его можно было спасти? – спросил Джэсон.
– Откуда мне знать! Я так и не узнал, чем он был болен, – ответил Лутц.
– Это-то и терзает вас, – заключила Дебора. – Вы могли узнать, что с ним было, от чего он умер, но упустили такую возможность. Если бы вы тогда знали, как будет велика его слава…
– Вы потом брали еще у кого-нибудь уроки? – спросил Джэсон.
– После Моцарта? – Лутц воспринял вопрос как святотатство. – Нет, я не мог.
– Хозяин таверны, который впустил вас к Моцарту, его звали Йозеф Дейнер?
– Не помню. Знаю только, что он жил поблизости. Прошло уже столько лет.
– А где находилась его таверна?
– Не знаю. Но хозяин ее был дружен с Моцартом, так мне показалось.
– Вы, наверное, помните, где жил и сам Моцарт?
– Этого я не забыл, господин Отис. На Раухенштейнгассе, около собора св. Стефана. Я забыл номер дома, но вы его отыщете в приходской книге собора, где состоялась заупокойная служба.
– Неудивительно, что Моцарт умер в нищете, – переменил тему Клаус. – Он был непрактичный и расточительный человек. Посмотрите, сколько наш добрый друг господин Оффнер заработал на его партитурах. Разве сам Моцарт этого не мог сделать?
– После смерти Моцарта цена его партитур удвоилась, – сказал Оффнер. – А за десять лет возросла во много раз. Особым успехом пользуются «Дон Жуан» и «Волшебная флейта».
– Он был не от мира сего, – продолжал Клаус. Не умел приспосабливаться.
– Может быть, господин капельмейстер Моцарт шокировал всех своими взглядами? – предположил Джэсон. – Своей нищетой? Своим образом жизни?
– Если говорить прямо и откровенно, то да. Он ведь был еще и масоном, об этом ходило много разговоров.
– Достаточно, господин Клаус, – вмешался Гроб. – Стоит ли тратить на пустую болтовню столько времени?
После ухода гостей Гроб попросил Джэсона и Дебору задержаться на несколько минут.
– Всегда разумно узнать чужое мнение, хотя, признаюсь, я уже не раз слыхал эту историю, – сказал Гроб Деборе, и Джэсон насторожился.
– Значит, вы попросили доктора повторить ее для меня? – спросил он.
– Вы же сами этого хотели, господин Отис, – удивился Гроб. – Госпожа Отис, – продолжал он, – поместила деньги на свое имя и на ваше. Вам повезло, что у вас такая щедрая жена. Может быть, теперь вы доверите мне и свои деньги тоже? Во всей Европе не сыскать более надежного банка, чем наш. Благодаря стараниям князя Меттерниха, в Вене теперь спокойно.
– Вы поможете нам вернуть паспорта? Пряча раздражение, Гроб проговорил:
– Я сделаю все, что в моих силах.
– А я тогда помещу деньги в ваш банк. На прощание банкир сказал:
– Мы можем прийти к общему согласию, господин Отис, только в том случае, если вы послушаетесь моего совета. Нет никаких доказательств, что Моцарт умер насильственной смертью. Оставьте свои поиски, и я постараюсь получить обратно ваши паспорта.
По дороге домой Джэсон раздумывал над тем, откуда Гробу известно о его интересе к Моцарту. Кто мог ему рассказать? Уж не Дебора ли?
– Но я вижу Гроба в первый раз! – возмутилась она. – Отец ему писал, но я сама и словом не обмолвилась. Ты забыл, что Гроб беседовал с Губером! И тот ему все рассказал.
– Значит, я сам себя выдал?
– Не думаю, – ответила Дебора, понимая, что любой ответ будет поставлен ей в упрек. – Но Губеру не откажешь в уме, и Гробу тоже.
– Господин Гроб тебя совсем очаровал.
– Однако это не значит, что я ему доверяю.
– Ты положила в его банк большую сумму денег. Ты решила расположить его к нам?
Какая бессмыслица, подумала она. Но что на это ответить?
Занимался рассвет, когда Джэсон, наконец, принял решение. Каков бы ни был риск, он должен осуществить свои планы и встретиться с Бетховеном и Шубертом, а если удастся, то и с Сальери, – людьми, близко знавшими Моцарта. И, пока не поздно, с Эрнестом Мюллером. Брат Отто Мюллера не станет, по крайней мере, ничего от него скрывать.
15. Эрнест Мюллер
На следующий день Джэсон сообщил Деборе, что намеревается один посетить Эрнеста Мюллера, но Дебора воспротивилась.
– Я боюсь оставаться одна в гостинице, – сказала она.
– К чему подвергать тебя лишней опасности? Весьма вероятно, Эрнест Мюллер находится под надзором Губера по той лишь причине, что интересуется Сальери. К чему зря привлекать к себе внимание?
– Благодарю за заботу. Но я твоя жена и должна быть рядом с тобой.
– Похвально! – усмехнулся он.
– Я не шучу, Джэсон. – Она нежно обняла его, обезоруживая своей покорностью. – В конце концов, разве да Понте не предупреждал нас о трудностях? А до него Михаэль О'Келли.
– И ты им веришь?
Деборе не хотелось нарушать установившуюся между ними гармонию:
– Видимо, многое из того, что да Понте рассказывал об интригах вокруг «Свадьбы Фигаро», не лишено правды. Ведь и у тебя отобрали Бомарше.
– Больше всего меня беспокоят Мюллеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Я поторопился дать ему два гульдена, хотя сам в них нуждался.
«Приходите на той неделе, – сказал он и небрежно уронил монеты на стол. – Вы ведь искренне любите музыку, Альберт? – И прежде чем я успел ответить, добавил: – Лишь люди без сердца равнодушны к ней».
Казалось, он сейчас свалится с ног от усталости и волнения, и хозяин таверны сделал мне знак уходить. Огромным усилием воли Моцарт заставил себя подняться и проводил меня до дверей.
«Благодарю вас, господин Моцарт».
«Значит, вы все-таки отдаете предпочтение медицине, а не музыке?»
«Меня больше влечет медицина», – скромно ответил я.
«Если бы вы могли меня вылечить, я бы одобрил ваш выбор», – задумчиво произнес он.
Странно, но в тот момент я не менее, чем он, нуждался в поддержке.
«Надеюсь, господин капельмейстер, – сказал я, – что мое посещение немного вас ободрило».
«Значит, вы уже доктор, Альберт, – усмехнувшись, заметил Моцарт – Когда ваши лекарства не помогают, вы рассчитываете на спасительную силу сочувствия».
– И тут он сказал такое, чего я не могу забыть. – Доктор Лутц побледнел, ему было трудно продолжать. – Чтобы не упасть, Моцарт прислонился к косяку двери, и я подумал: сколько воли в этом маленьком человеке, по виду никогда не скажешь.
«Подумать только, – проговорил Моцарт, – сколько докторов бывают повинны в убийстве». Моцарт сам закрыл за мной дверь.
– С тех самых пор меня постоянно терзает сожаление, что я не оказал ему помощи, – продолжал доктор Лутц. – Как вы думаете, мне его следовало осмотреть?
Все растерянно молчали.
Ведь я мог придти к нему через день-два, но не пришел. А когда я наконец пришел… было уже поздно. – Лутц горестно покачал головой. – Он уже скончался.
– Через сколько дней вы его снова навестили?
– Точно не помню. Через две-три недели. Его смерть меня потрясла. А ведь его лечил знаменитый врач. Многоопытный. Умелый.
– Вы его знали?
– Нет, но слыхал о нем. Он пользовался прекрасной репутацией.
– Как его звали?
– Не помню. Я пережил тогда страшное потрясение.
– Не кажется ли вам, что после смерти тело необходимо было подвергнуть вскрытию?
– Для чего?
– Разве это не в порядке вещей?
– Вскрытие делалось только при подозрении в убийстве.
– Но, по вашим словам, сам Моцарт сказал…
– У Моцарта, по всей видимости, была лихорадка, и ему могло почудиться все, что угодно, – вмешался в разговор Гроб.
– Должно быть, так оно и было, – согласился Лутц.
– По-вашему, его можно было спасти? – спросил Джэсон.
– Откуда мне знать! Я так и не узнал, чем он был болен, – ответил Лутц.
– Это-то и терзает вас, – заключила Дебора. – Вы могли узнать, что с ним было, от чего он умер, но упустили такую возможность. Если бы вы тогда знали, как будет велика его слава…
– Вы потом брали еще у кого-нибудь уроки? – спросил Джэсон.
– После Моцарта? – Лутц воспринял вопрос как святотатство. – Нет, я не мог.
– Хозяин таверны, который впустил вас к Моцарту, его звали Йозеф Дейнер?
– Не помню. Знаю только, что он жил поблизости. Прошло уже столько лет.
– А где находилась его таверна?
– Не знаю. Но хозяин ее был дружен с Моцартом, так мне показалось.
– Вы, наверное, помните, где жил и сам Моцарт?
– Этого я не забыл, господин Отис. На Раухенштейнгассе, около собора св. Стефана. Я забыл номер дома, но вы его отыщете в приходской книге собора, где состоялась заупокойная служба.
– Неудивительно, что Моцарт умер в нищете, – переменил тему Клаус. – Он был непрактичный и расточительный человек. Посмотрите, сколько наш добрый друг господин Оффнер заработал на его партитурах. Разве сам Моцарт этого не мог сделать?
– После смерти Моцарта цена его партитур удвоилась, – сказал Оффнер. – А за десять лет возросла во много раз. Особым успехом пользуются «Дон Жуан» и «Волшебная флейта».
– Он был не от мира сего, – продолжал Клаус. Не умел приспосабливаться.
– Может быть, господин капельмейстер Моцарт шокировал всех своими взглядами? – предположил Джэсон. – Своей нищетой? Своим образом жизни?
– Если говорить прямо и откровенно, то да. Он ведь был еще и масоном, об этом ходило много разговоров.
– Достаточно, господин Клаус, – вмешался Гроб. – Стоит ли тратить на пустую болтовню столько времени?
После ухода гостей Гроб попросил Джэсона и Дебору задержаться на несколько минут.
– Всегда разумно узнать чужое мнение, хотя, признаюсь, я уже не раз слыхал эту историю, – сказал Гроб Деборе, и Джэсон насторожился.
– Значит, вы попросили доктора повторить ее для меня? – спросил он.
– Вы же сами этого хотели, господин Отис, – удивился Гроб. – Госпожа Отис, – продолжал он, – поместила деньги на свое имя и на ваше. Вам повезло, что у вас такая щедрая жена. Может быть, теперь вы доверите мне и свои деньги тоже? Во всей Европе не сыскать более надежного банка, чем наш. Благодаря стараниям князя Меттерниха, в Вене теперь спокойно.
– Вы поможете нам вернуть паспорта? Пряча раздражение, Гроб проговорил:
– Я сделаю все, что в моих силах.
– А я тогда помещу деньги в ваш банк. На прощание банкир сказал:
– Мы можем прийти к общему согласию, господин Отис, только в том случае, если вы послушаетесь моего совета. Нет никаких доказательств, что Моцарт умер насильственной смертью. Оставьте свои поиски, и я постараюсь получить обратно ваши паспорта.
По дороге домой Джэсон раздумывал над тем, откуда Гробу известно о его интересе к Моцарту. Кто мог ему рассказать? Уж не Дебора ли?
– Но я вижу Гроба в первый раз! – возмутилась она. – Отец ему писал, но я сама и словом не обмолвилась. Ты забыл, что Гроб беседовал с Губером! И тот ему все рассказал.
– Значит, я сам себя выдал?
– Не думаю, – ответила Дебора, понимая, что любой ответ будет поставлен ей в упрек. – Но Губеру не откажешь в уме, и Гробу тоже.
– Господин Гроб тебя совсем очаровал.
– Однако это не значит, что я ему доверяю.
– Ты положила в его банк большую сумму денег. Ты решила расположить его к нам?
Какая бессмыслица, подумала она. Но что на это ответить?
Занимался рассвет, когда Джэсон, наконец, принял решение. Каков бы ни был риск, он должен осуществить свои планы и встретиться с Бетховеном и Шубертом, а если удастся, то и с Сальери, – людьми, близко знавшими Моцарта. И, пока не поздно, с Эрнестом Мюллером. Брат Отто Мюллера не станет, по крайней мере, ничего от него скрывать.
15. Эрнест Мюллер
На следующий день Джэсон сообщил Деборе, что намеревается один посетить Эрнеста Мюллера, но Дебора воспротивилась.
– Я боюсь оставаться одна в гостинице, – сказала она.
– К чему подвергать тебя лишней опасности? Весьма вероятно, Эрнест Мюллер находится под надзором Губера по той лишь причине, что интересуется Сальери. К чему зря привлекать к себе внимание?
– Благодарю за заботу. Но я твоя жена и должна быть рядом с тобой.
– Похвально! – усмехнулся он.
– Я не шучу, Джэсон. – Она нежно обняла его, обезоруживая своей покорностью. – В конце концов, разве да Понте не предупреждал нас о трудностях? А до него Михаэль О'Келли.
– И ты им веришь?
Деборе не хотелось нарушать установившуюся между ними гармонию:
– Видимо, многое из того, что да Понте рассказывал об интригах вокруг «Свадьбы Фигаро», не лишено правды. Ведь и у тебя отобрали Бомарше.
– Больше всего меня беспокоят Мюллеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99