Видимо, просто устала, видимо, просто измоталась совсем, окончательно измоталась, нельзя так. Всю последнюю неделю, стиснув зубки, шипела сама на себя: «Афелия, делай то! Афелия, делай это!» – а казалось сперва – само все делается, на драйве, на страхе, на жажде перемен, – да, жажда перемен открылась в последние две недели, страстная и цепкая; вдруг стало раздражать все – и собственная морда на плакатиках у чилльных киосков, и собственный вызывающий гардероб, и голоса человеческие, да еще и волосы почему-то стали постоянно мешать, не держит ни одна заколка, да что такое. Устала, устала, нельзя так; за последнюю неделю вообще, кажется, ночи нормально не спала, все мерещились и являлись в полусне – то Дэн, то Вупи, то Глория, то глупый Губкин, все требовали, кричали, пугали, переходили в ночной темноте из мучительного, сквозь глухую усталость, планирования, выстраивания липкой паутины поспешных и судорожных, но – кажется – тьфу-тьфу – верных действий в не менее мучительный и усталый сон, где все продолжали требовать, кричать и пугать, но пребывая уже в совсем невыносимом абсурде, – и Афелия просыпалась еще несчастней – слабая, разбитая, больная, со стиснутыми зубками и с испариной на лбу, и только говорила себе: терпи, терпи, еще недолго. И вот, кажется, вся недолга – сейчас заканчивается, сейчас, когда уже не разрыв с прошлым наступает – о, разрыв с прошлым мы уже прошли, хватит с нас! – и делается первый шаг в будущее. И если бы не пригибали так мучительно косы и не казалось, что где-то на левом виске отвратительно и больно затянут волосок, который все не удается выщипнуть, вытянуть, ослабить, – то можно было бы сказать: счастлива, счастлива, все позади, лишь бы сейчас не сорвалось ничего – хотя чему уж тут срываться, все решено.
Наконец явился агент – Дэйв Купер, красивый мужчина, чрезмерно официальный для завтрака в «Банана паблик», но – бог весть, может, у него длинный деловой день впереди, вот и сидит он с чашкой «утреннего риса на кокосовом молоке» у мягко плюющегося фонтана в жаркой синей тройке и черном галстуке, и Афелии рядом с ним еще привольней быть в алом и желтом, струящемся и развевающемся, еще острее чувствуется начало, извините за банальность, новой жизни, легкие ее дуновения.
С места в карьер заявил: счастлив, тронут, польщен. Осторожно: а вы уже беседовали с…? Да-да, конечно, я тоже думал, что они не смогут предложить вам столько, сколько вы стоите, мисс Ковальски, но чувствовал себя обязанным спросить. А не довелось ли вам…? Да, да, мне передали, что вы беседовали с мистером Кальзотти и оговорили с ним все условия, мы с вами только доработаем детали контракта и с божьей помощью вы, мисс Ковальски, войдете, так сказать, в законный мир ванили. Законный и стерильный, хотелось сказать Афелии, законный и выхолощенный, холодный и пустой, – но говорить это было не время и не место, это перед By можно накукситься вечером, для виду и для жалостливости посетовать на холод ванильного мира, а сетовать представителю компании «Софт Аддикшн», крупнейшего члена AFA, конторке с годовым оборотом… ну, неважна цифра, но – с совершенно космическим годовым оборотом, – нет, ему не надо сетовать на недостатки ванильной-законной порноиндустрии, не стоит. Ищи меня теперь, ищи, любезный дядя, такую крышу ни тебе, дружок, ни твоему отделу целиком не проломить, и даже если бы не было в моем распоряжении бумажки про неприкосновенность и т. п. – ты бы все равно полезть ко мне не посмел.
И кроме того – есть прелесть, знаете, когда тебе почти что двадцать восемь лет и шесть из них ты отпахала, как лошадка, в полуподпольном статусе, а из этих шести два года стучала на своих же ближних, на тех, кто трудится с тобой бок о бок, лобком о лобок, – есть, знаете, немаленькая прелесть в том, чтобы вдруг, внезапно, неожиданно для всех и для себя почувствовать, что ты теперь законное такое существо, ванильная актриса класса А, что через месяц твоя мордочка будет болтаться на плакатах не подле грязных вокзальных лавочек (хотя и там, конечно, хорошо), а в супермаркетах у касс. Есть ощущение, такого, знаете, перерождения, рождения заново, из грязи – в белый свет, в почет, в достоинство, в большой законный мир, где ты на всю ванильную гигантскую индустрию одна такая будешь, природный уникум, вполне соответствующий кодексу АFА, – девочка-не-морф с роскошной золотой шевелюрой, уже и так со славой до небес – и все-таки выходящей на новую прекрасную дорогу, в другие небеса.
Закинуть косы за спину, – пускай немного потянут голову назад, а то уже и шея затекла, – с чего-то стала затекать, похоже, они и впрямь чрезмерно отросли, возможно, одолели некий критический рубеж, после которого нагрузка на шею уже становится совсем невыносимой, – и что же с ними делать? А, ладно, волосы; но в целом – прекраснейший, Афелия, момент, цени и помни; вот сейчас, пока агент лезет за карточкой, вдохни, расслабься и поздравь себя: ты сделала, ты разрулила все, ты выбралась, прикрылась, защитилась, твой дядюшка небось уже проведал про этот ход и кусает себе локти в тишине больничного покоя, – ну и хорошо; все удалось, – не верится, поди. И с Глорией бы вышло хорошо, прекрасно вышло бы – когда бы не одна деталь, лежащая на совести комочком, – но Глория не дура, черт возьми, и, видимо, поймет и извернется, а остальное – просто удалось. Ну что я за герой и молодец.
Когда уже почти пришла домой, на улице, буквально у машины, так навалилась слабость и усталость, что еле до квартиры доплелась и чуть не рухнула – но надо было кое-что проделать прежде, не было уж сил совсем терпеть – и Фелли, взяв с собой самые большие ножницы, какие на кухне нашлись, пришла с ними в ванную и за пятнадцать минут, путаясь в локонах, как в веревках, и собственному равнодушию к этим локонам, впервые в жизни возникшему, поражаясь, подкоротила волосы – не очень, сантиметров на восемнадцать-двадцать, так, чтобы они хотя бы не волочились по полу, а просто до пят доставали – так даже красивей получалось, вес меньше и лежат пышней. Стало легче, как если бы сняли с головы пудовую тиару. И спать пошла по золотому облаку обрезков, как по облачку.
Глава 91
Я знал Кшисю Лунь, когда-то – младшего лейтенанта, теперь – посмертно – капитана; кажется даже, я что-то писал о ней, где-то упоминал, но не вспомнил и найти не смог, – я плохо храню архивы. Маленькая и смешная; мне доводилось видеть педоморфов до нее – они все одинаковые, схожие глазами, по крайней мере, – зрелость взгляда не изживается с помощью силигеля. Маленькая и смешная. Последний раз, когда я ее видел, она была еще цела и невредима.
Она свидетельствовала по делу студии «Андерэйдж оф Инносенс», – не просто свидетельствовала – она была там подсадной, подставной какое-то время, и, собственно, по ее наводке и взяли тогда друзей Синего Хави – Ксавьера Гоголя, чей бизнес одной ногой опирался на легальное нелегальное чилли с педоморфами, а другой – на совсем уж нелегальное чилли с педофилами. Скандал был страшный: суд судом, но выяснилось, что за некрупным с виду заведением Гоголя стоят его давние и постоянные клиенты; в ходе процесса раскрылось только одно имя – Нерон Ван-Дамм; этого оказалось предостаточно. А потом начальство лейтенанта Кшиси Лунь неожиданно для всех решило спрятать маленькую и смешную Кшисю в рамках программы зашиты свидетелей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Наконец явился агент – Дэйв Купер, красивый мужчина, чрезмерно официальный для завтрака в «Банана паблик», но – бог весть, может, у него длинный деловой день впереди, вот и сидит он с чашкой «утреннего риса на кокосовом молоке» у мягко плюющегося фонтана в жаркой синей тройке и черном галстуке, и Афелии рядом с ним еще привольней быть в алом и желтом, струящемся и развевающемся, еще острее чувствуется начало, извините за банальность, новой жизни, легкие ее дуновения.
С места в карьер заявил: счастлив, тронут, польщен. Осторожно: а вы уже беседовали с…? Да-да, конечно, я тоже думал, что они не смогут предложить вам столько, сколько вы стоите, мисс Ковальски, но чувствовал себя обязанным спросить. А не довелось ли вам…? Да, да, мне передали, что вы беседовали с мистером Кальзотти и оговорили с ним все условия, мы с вами только доработаем детали контракта и с божьей помощью вы, мисс Ковальски, войдете, так сказать, в законный мир ванили. Законный и стерильный, хотелось сказать Афелии, законный и выхолощенный, холодный и пустой, – но говорить это было не время и не место, это перед By можно накукситься вечером, для виду и для жалостливости посетовать на холод ванильного мира, а сетовать представителю компании «Софт Аддикшн», крупнейшего члена AFA, конторке с годовым оборотом… ну, неважна цифра, но – с совершенно космическим годовым оборотом, – нет, ему не надо сетовать на недостатки ванильной-законной порноиндустрии, не стоит. Ищи меня теперь, ищи, любезный дядя, такую крышу ни тебе, дружок, ни твоему отделу целиком не проломить, и даже если бы не было в моем распоряжении бумажки про неприкосновенность и т. п. – ты бы все равно полезть ко мне не посмел.
И кроме того – есть прелесть, знаете, когда тебе почти что двадцать восемь лет и шесть из них ты отпахала, как лошадка, в полуподпольном статусе, а из этих шести два года стучала на своих же ближних, на тех, кто трудится с тобой бок о бок, лобком о лобок, – есть, знаете, немаленькая прелесть в том, чтобы вдруг, внезапно, неожиданно для всех и для себя почувствовать, что ты теперь законное такое существо, ванильная актриса класса А, что через месяц твоя мордочка будет болтаться на плакатах не подле грязных вокзальных лавочек (хотя и там, конечно, хорошо), а в супермаркетах у касс. Есть ощущение, такого, знаете, перерождения, рождения заново, из грязи – в белый свет, в почет, в достоинство, в большой законный мир, где ты на всю ванильную гигантскую индустрию одна такая будешь, природный уникум, вполне соответствующий кодексу АFА, – девочка-не-морф с роскошной золотой шевелюрой, уже и так со славой до небес – и все-таки выходящей на новую прекрасную дорогу, в другие небеса.
Закинуть косы за спину, – пускай немного потянут голову назад, а то уже и шея затекла, – с чего-то стала затекать, похоже, они и впрямь чрезмерно отросли, возможно, одолели некий критический рубеж, после которого нагрузка на шею уже становится совсем невыносимой, – и что же с ними делать? А, ладно, волосы; но в целом – прекраснейший, Афелия, момент, цени и помни; вот сейчас, пока агент лезет за карточкой, вдохни, расслабься и поздравь себя: ты сделала, ты разрулила все, ты выбралась, прикрылась, защитилась, твой дядюшка небось уже проведал про этот ход и кусает себе локти в тишине больничного покоя, – ну и хорошо; все удалось, – не верится, поди. И с Глорией бы вышло хорошо, прекрасно вышло бы – когда бы не одна деталь, лежащая на совести комочком, – но Глория не дура, черт возьми, и, видимо, поймет и извернется, а остальное – просто удалось. Ну что я за герой и молодец.
Когда уже почти пришла домой, на улице, буквально у машины, так навалилась слабость и усталость, что еле до квартиры доплелась и чуть не рухнула – но надо было кое-что проделать прежде, не было уж сил совсем терпеть – и Фелли, взяв с собой самые большие ножницы, какие на кухне нашлись, пришла с ними в ванную и за пятнадцать минут, путаясь в локонах, как в веревках, и собственному равнодушию к этим локонам, впервые в жизни возникшему, поражаясь, подкоротила волосы – не очень, сантиметров на восемнадцать-двадцать, так, чтобы они хотя бы не волочились по полу, а просто до пят доставали – так даже красивей получалось, вес меньше и лежат пышней. Стало легче, как если бы сняли с головы пудовую тиару. И спать пошла по золотому облаку обрезков, как по облачку.
Глава 91
Я знал Кшисю Лунь, когда-то – младшего лейтенанта, теперь – посмертно – капитана; кажется даже, я что-то писал о ней, где-то упоминал, но не вспомнил и найти не смог, – я плохо храню архивы. Маленькая и смешная; мне доводилось видеть педоморфов до нее – они все одинаковые, схожие глазами, по крайней мере, – зрелость взгляда не изживается с помощью силигеля. Маленькая и смешная. Последний раз, когда я ее видел, она была еще цела и невредима.
Она свидетельствовала по делу студии «Андерэйдж оф Инносенс», – не просто свидетельствовала – она была там подсадной, подставной какое-то время, и, собственно, по ее наводке и взяли тогда друзей Синего Хави – Ксавьера Гоголя, чей бизнес одной ногой опирался на легальное нелегальное чилли с педоморфами, а другой – на совсем уж нелегальное чилли с педофилами. Скандал был страшный: суд судом, но выяснилось, что за некрупным с виду заведением Гоголя стоят его давние и постоянные клиенты; в ходе процесса раскрылось только одно имя – Нерон Ван-Дамм; этого оказалось предостаточно. А потом начальство лейтенанта Кшиси Лунь неожиданно для всех решило спрятать маленькую и смешную Кшисю в рамках программы зашиты свидетелей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106