По самой своей логике они вроде бы должны были исходить из жилых
домов, однако странным образом ощущались наиболее явно именно поблизости от
явно заброшенных, давно заколоченных построек. Там словно кто-то беспрерывно
чем-то поскребывал, шелестел, шуршал, а изредка загадочно хрипел, отчего мне
на ум пришли слова бакалейщика о неких таинственных подземных туннелях.
Неожиданно я невольно задумался о том, как же на самом деле звучат голоса
местных жителей. В этом квартале мне еще ни разу не довелось слышать
человеческой речи, хотя, откровенно говоря, особого желания к тому даже и не
возникало.
Дойдя лишь до двух некогда явно прекрасных, а ныне превращенных в
развалины церквей на Мэйн- и Черч-стрит, я поспешил покинуть эти мерзкие
портовые трущобы. Следующим пунктом моего путешествия должна была бы стать
площадь Нью-Черч Грин, однако мне почему-то не хотелось снова проходить мимо
той церкви, в дверном проеме которой я заметил проскользнувшую фигуру
необъяснимым образом напугавшего меня священника или пастора в нелепой
сутане и странной золотой тиаре. Кроме того, бакалейщик прямо предупреждал
меня о том, что церкви и зал "Ордена Дэгона" были как раз теми самыми
местами, рядом с которыми посторонним людям показываться лишний раз никак не
следует,
Поэтому я продолжил продвижение по Мэйн-стрит, потом свернул в сторону
центра и благополучно подошел к Нью-Черч
Грин с севера, после чего вступил на территорию основательно
потрепанного района некогда аристократических Брод-, Вашинггон-, Лафайет- и
Адамс-стрит. Несмотря на то, что эти некогда определенно величавые городские
артерии ныне пребывали в крайне запущенном и неухоженном состоянии, их
окруженное древними вязами пространство все еще хранило остатки былого
достоинства, Я переводил взгляд с одного особняка на другой и видел, что
многие из них пребывали в ветхом, убогом состоянии, перемежая собою обширные
участки замусоренных пустырей, однако в двух-трех окнах, как мне показалось,
я заметил некоторые признаки жизни. На Вашингтон-стрит стояла вереница из
четырех или пяти таких домов, причем каждый находился в, прекрасном
состоянии, с изысканно подстриженными лужайками и садами. Самый шикарный из
них - с широкими, расположенными террасами цветниками, тянувшимися до самой
Лафайет-стрит, - как я понял, принадлежал старику Маршу, пресловутому
владельцу золотоочистной фабрики. На всех этих улицах я не заметил
присутствия ни единого человека, и почему-то припомнил, что за все блуждание
по городу мне на глаза не попадались ни собаки, ни кошки. Другое
обстоятельство, которое не на шутку озадачило меня в облике даже наиболее
хорошо сохранившихся и ухоженных домов, было то, что на всех их трех этажах,
и даже в мансардах, окна были плотно закрыты ставнями. Скрытность и
непонятная конспиративность являлись, пожалуй, неотъемлемыми чертами этого
мрачного города забытья и смерти, хотя меня неотступно продолжало
преследовать ощущение, что за мной буквально повсюду присматривает некий
потаенный, внимательный и никогда не мигающий взгляд.
Я невольно вздрогнул, услышав с располагавшейся где-то левее от меня
старинной звонницы троекратный удар надтреснутого колокола, и тут же
отчетливо вспомнил очертания приземистой церкви, откуда донесся этот звук.
Следуя по Вашингтон-стрит в направлении реки, я вступил в новую зону некогда
процветавшей здесь промышленности и торговли. Вскоре я увидел впереди себя
остатки развалившейся фабрики, затем еще нескольких аналогичных строений; в
облике одного из них смутно угадывались остатки некогда существовавшей
железнодорожной станции, а правее - крытого моста, по которому также были
проложены рельсы.
Неподалеку от себя я увидел еще один мост, уже обычный - явно
ненадежное ныне сооружение было украшено предупреждающим транспарантом,
однако я решил все же рискнуть и вновь оказался на южном берегу реки, где
отмечались признаки хоть какой-то жизни. Неприметные, вяло бредущие куда-то
личности украдкой бросали в мою сторону косые взгляды, тогда как более
нормальные лица взирали на меня с холодным любопытством. Определенно,
Иннсмаут становился все более невыносимым и потому я направился по
Пэйн-стрит в сторону главной площади в надежде найти там хоть какое-нибудь
транспортное средство, способное доставить меня в Эркхам еще до того, как
настанет казавшийся ' мне столь далеким час отправления моего зловещего
автобуса.
Именно тогда я обратил внимание на располагавшееся слева от меня
полуразвалившееся здание пожарной станции, и сразу заметил старика с красным
лицом, косматой бородой, водянистыми глазами и в неописуемых лохмотьях,
который, беседуя с двумя довольно неопрятными, но все же не показавшимися
мне похожими на аборигенов пожарными, сидел на скамье рядом со входом. Как я
понял, это и был Зэдок Аллен - тот самый полусумасшедший, чуть ли не
столетний выпивоха.
III
Пожалуй, я поддался какой-то неожиданной и извращенной прихоти, а
может, просто уступил неведомому мне зову темного и зловещего прошлого - во
всяком случае, я внезапно принял решение изменить ранее намеченные планы.
Прежде я твердо намеревался ограничиться в своих исследованиях исключительно
творениями архитектуры, хотя даже одного этого оказалось достаточно, чтобы у
меня возникло страстное желание как можно скорее уехать из этого
богопротивного города всеобщего упадка и разрухи. И все же при одном лишь
взгляде на старого Зэдока Аллена мысли мои потекли по совершенно иному руслу
и заставили меня невольно замедлить шаг.
Я был практически уверен в том, что старик не сможет поведать мне
ничего нового, разве что сделает несколько туманных намеков относительно
каких-нибудь диких, наполовину бессвязных и невероятных легенд; более того,
меня прямо предупреждали, что встречи и разговоры с ним могут быть весьма
небезопасными. И все же мысль об этом древнем свидетеле омерзительного
городского упадка, воспоминания которою простирались к годам некогда
процветающего мореплавания и бурной промышленной активности, казалась мне
настолько соблазнительной, что я попросту не мог устоять перед открывавшейся
передо мной неожиданной перспективой. В конце концов, какими бы странными и
безумными ни казались те или иные мифы, они, как правило, на поверку
оказываются всего лишь символами или аллегориями всего того, что происходило
на самом деле - а старый Зэдок, несомненно, был живым свидетелем всею того,
что происходило в Иннсмауте и вокруг него на протяжении последних девяноста
лет. Короче говоря, любопытство одолело соображения осторожности и здравого
смысла, и я с присущей молодости самонадеянностью посчитал, что мне все же
удастся собрать разрозненные крупицы подлинной истории, отделив их от той
мешанины словесного мусора, который, как я полагал, вывалится из чрева этою
старика под воздействием доброй порции виски.
Я знал, что с ним не следует заговаривать прямо здесь и сразу,
поскольку это, несомненно, не ускользнуло бы от внимания пожарных, и они
могли бы каким-то образом воспрепятствовать осуществлению моих планов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
домов, однако странным образом ощущались наиболее явно именно поблизости от
явно заброшенных, давно заколоченных построек. Там словно кто-то беспрерывно
чем-то поскребывал, шелестел, шуршал, а изредка загадочно хрипел, отчего мне
на ум пришли слова бакалейщика о неких таинственных подземных туннелях.
Неожиданно я невольно задумался о том, как же на самом деле звучат голоса
местных жителей. В этом квартале мне еще ни разу не довелось слышать
человеческой речи, хотя, откровенно говоря, особого желания к тому даже и не
возникало.
Дойдя лишь до двух некогда явно прекрасных, а ныне превращенных в
развалины церквей на Мэйн- и Черч-стрит, я поспешил покинуть эти мерзкие
портовые трущобы. Следующим пунктом моего путешествия должна была бы стать
площадь Нью-Черч Грин, однако мне почему-то не хотелось снова проходить мимо
той церкви, в дверном проеме которой я заметил проскользнувшую фигуру
необъяснимым образом напугавшего меня священника или пастора в нелепой
сутане и странной золотой тиаре. Кроме того, бакалейщик прямо предупреждал
меня о том, что церкви и зал "Ордена Дэгона" были как раз теми самыми
местами, рядом с которыми посторонним людям показываться лишний раз никак не
следует,
Поэтому я продолжил продвижение по Мэйн-стрит, потом свернул в сторону
центра и благополучно подошел к Нью-Черч
Грин с севера, после чего вступил на территорию основательно
потрепанного района некогда аристократических Брод-, Вашинггон-, Лафайет- и
Адамс-стрит. Несмотря на то, что эти некогда определенно величавые городские
артерии ныне пребывали в крайне запущенном и неухоженном состоянии, их
окруженное древними вязами пространство все еще хранило остатки былого
достоинства, Я переводил взгляд с одного особняка на другой и видел, что
многие из них пребывали в ветхом, убогом состоянии, перемежая собою обширные
участки замусоренных пустырей, однако в двух-трех окнах, как мне показалось,
я заметил некоторые признаки жизни. На Вашингтон-стрит стояла вереница из
четырех или пяти таких домов, причем каждый находился в, прекрасном
состоянии, с изысканно подстриженными лужайками и садами. Самый шикарный из
них - с широкими, расположенными террасами цветниками, тянувшимися до самой
Лафайет-стрит, - как я понял, принадлежал старику Маршу, пресловутому
владельцу золотоочистной фабрики. На всех этих улицах я не заметил
присутствия ни единого человека, и почему-то припомнил, что за все блуждание
по городу мне на глаза не попадались ни собаки, ни кошки. Другое
обстоятельство, которое не на шутку озадачило меня в облике даже наиболее
хорошо сохранившихся и ухоженных домов, было то, что на всех их трех этажах,
и даже в мансардах, окна были плотно закрыты ставнями. Скрытность и
непонятная конспиративность являлись, пожалуй, неотъемлемыми чертами этого
мрачного города забытья и смерти, хотя меня неотступно продолжало
преследовать ощущение, что за мной буквально повсюду присматривает некий
потаенный, внимательный и никогда не мигающий взгляд.
Я невольно вздрогнул, услышав с располагавшейся где-то левее от меня
старинной звонницы троекратный удар надтреснутого колокола, и тут же
отчетливо вспомнил очертания приземистой церкви, откуда донесся этот звук.
Следуя по Вашингтон-стрит в направлении реки, я вступил в новую зону некогда
процветавшей здесь промышленности и торговли. Вскоре я увидел впереди себя
остатки развалившейся фабрики, затем еще нескольких аналогичных строений; в
облике одного из них смутно угадывались остатки некогда существовавшей
железнодорожной станции, а правее - крытого моста, по которому также были
проложены рельсы.
Неподалеку от себя я увидел еще один мост, уже обычный - явно
ненадежное ныне сооружение было украшено предупреждающим транспарантом,
однако я решил все же рискнуть и вновь оказался на южном берегу реки, где
отмечались признаки хоть какой-то жизни. Неприметные, вяло бредущие куда-то
личности украдкой бросали в мою сторону косые взгляды, тогда как более
нормальные лица взирали на меня с холодным любопытством. Определенно,
Иннсмаут становился все более невыносимым и потому я направился по
Пэйн-стрит в сторону главной площади в надежде найти там хоть какое-нибудь
транспортное средство, способное доставить меня в Эркхам еще до того, как
настанет казавшийся ' мне столь далеким час отправления моего зловещего
автобуса.
Именно тогда я обратил внимание на располагавшееся слева от меня
полуразвалившееся здание пожарной станции, и сразу заметил старика с красным
лицом, косматой бородой, водянистыми глазами и в неописуемых лохмотьях,
который, беседуя с двумя довольно неопрятными, но все же не показавшимися
мне похожими на аборигенов пожарными, сидел на скамье рядом со входом. Как я
понял, это и был Зэдок Аллен - тот самый полусумасшедший, чуть ли не
столетний выпивоха.
III
Пожалуй, я поддался какой-то неожиданной и извращенной прихоти, а
может, просто уступил неведомому мне зову темного и зловещего прошлого - во
всяком случае, я внезапно принял решение изменить ранее намеченные планы.
Прежде я твердо намеревался ограничиться в своих исследованиях исключительно
творениями архитектуры, хотя даже одного этого оказалось достаточно, чтобы у
меня возникло страстное желание как можно скорее уехать из этого
богопротивного города всеобщего упадка и разрухи. И все же при одном лишь
взгляде на старого Зэдока Аллена мысли мои потекли по совершенно иному руслу
и заставили меня невольно замедлить шаг.
Я был практически уверен в том, что старик не сможет поведать мне
ничего нового, разве что сделает несколько туманных намеков относительно
каких-нибудь диких, наполовину бессвязных и невероятных легенд; более того,
меня прямо предупреждали, что встречи и разговоры с ним могут быть весьма
небезопасными. И все же мысль об этом древнем свидетеле омерзительного
городского упадка, воспоминания которою простирались к годам некогда
процветающего мореплавания и бурной промышленной активности, казалась мне
настолько соблазнительной, что я попросту не мог устоять перед открывавшейся
передо мной неожиданной перспективой. В конце концов, какими бы странными и
безумными ни казались те или иные мифы, они, как правило, на поверку
оказываются всего лишь символами или аллегориями всего того, что происходило
на самом деле - а старый Зэдок, несомненно, был живым свидетелем всею того,
что происходило в Иннсмауте и вокруг него на протяжении последних девяноста
лет. Короче говоря, любопытство одолело соображения осторожности и здравого
смысла, и я с присущей молодости самонадеянностью посчитал, что мне все же
удастся собрать разрозненные крупицы подлинной истории, отделив их от той
мешанины словесного мусора, который, как я полагал, вывалится из чрева этою
старика под воздействием доброй порции виски.
Я знал, что с ним не следует заговаривать прямо здесь и сразу,
поскольку это, несомненно, не ускользнуло бы от внимания пожарных, и они
могли бы каким-то образом воспрепятствовать осуществлению моих планов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29