Жирен, брат, будешь. Подписывай сейчас!
И Термосесов, схватив его сердито за ворот, потащил к столу.
– Я… как вашей милости будет угодно, а я не подпишу, – залепетал мещанин и уронил нарочно перо на пол.
– Я тебе дам «как моей милости угодно»! А не угодно ли твоей милости за это от меня получить раз десять по рылу?
Испуганный «гражданин» рванулся всем телом назад и залепетал:
– Ваше высокородие, смилуйтесь, не понуждайте! Ведь из моей просьбы все равно ничего не будет!
– Это почему?
– Потому что я уже хотел один раз подавать просьбу, как меня княжеский управитель Глич крапивой выпорол, что я ходил об заклад для исправника лошадь красть, но весь народ мне отсоветовал: «Не подавай, говорят, Данилка, станут о тебе повальный обыск писать, мы все скажем, что тебя давно бы надо в Сибирь сослать». Да-с, и я сам себя даже достаточно чувствую, что мне за честь свою вступаться не пристало.
– Ну, это ты сам себе можешь рассуждать о своей чести как тебе угодно…
– И господа чиновники здешние тоже все знают.
– И пусть их знают, все твои господа здешние чиновники, а мы не здешние, мы петербургские. Понимаешь? – из самой столицы, из Петербурга, и я приказываю тебе, сейчас подписывай, подлец ты треанафемский, без всяких рассуждений, а то… в Сибирь без обыска улетишь!
И при этом могучий Термосесов так сдавил Данилку одною рукой за руку, а другою за горло, что тот в одно мгновенье покраснел, как варёный рак, и едва прохрипел:
– Ради господа освободите! Все что угодно подпишу! И вслед за сим, перхая и ёжась, он нацарапал под жалобой своё имя.
Термосесов тотчас же взял этот лист в карман и, поставив пред носом Данилки кулак, грозно сказал:
– Гражданин, ежели ты только кому-нибудь до времени пробрешешься, что ты подал просьбу, то…
Данилка, продолжая кашлять, только отмахнулся перемлевшею рукой.
– Я тебе, бездельнику, тогда всю рожу растворожу, щеку на щеку помножу, нос вычту и зубы в дроби превращу!
Мещанин замахал уже обеими руками.
– Ну а теперь полно здесь перхать. Але маршир в двери! – скомандовал Термосесов и, сняв наложенный крючок с дверей, так наподдал Данилке на пороге, что тот вылетел выше пригороженного к крыльцу курятника и, сев с разлёту в тёплую муравку, только оглянулся, потом плюнул и, потеряв даже свою перхоту, выкатился на четвереньках за ворота.
Препотенский, увидя эту расправу, взрадовался и заплескал руками.
– Чего ты? – спросил Термосесов.
– Вы сильнее Ахилки! С вами я его теперь не боюсь.
– Да и не бойся.
Глава 13
Спустившиеся над городом сумерки осветили на улице, ведущей от дома акцизницы к дому исправника, удалую тройку, которая была совсем в другом роде, чем та, что подвозила сюда утром плодомасовских карликов. В корню, точно дикий степной иноходец, пригорбясь и подносясь, шла, закинув назад головёнку, Бизюкина; справа от ней, заломя назад шлык, пер Термосесов, а слева – вил ногами и мотал головой Препотенский. Точно сборная обывательская тройка, одна – с двора, другая – с задворка, а третья – с попова загона; один пляшет, другой скачет, третий песенки поёт. Но разлада нет, и все они, хотя неровным аллюром, везут одни и те же дроги и к одной и той же цели. Цель эту знает один Термосесов; один он работает не из пустяков и заставляет служить себе и учителя и акцизницу, но весело им всем поровну. Если Термосесов знает, чего ликует смелая и предприимчивая душа его, то не всуе же играет сердце и Дарьи Николаевны и Препотенского. Оба эти лица предвкушают захватывающее их блаженство, – они готовятся насладиться стычкой Гога с Магогом – Туберозова с Термосесовым!..
Как возьмётся за это дело ловкий, всесокрушающий приезжий, и кто устоит в неравном споре?
Как вам угодно, а это действительно довольно интересно!
Часть третья
Глава 1
Раньше чем Термосесов и его компания пришли на раут к исправнику, Туберозов провёл уже более часа в уединённой беседе с предводителем Тугановым. Старый протопоп жаловался важному гостю на то самое, на что он жаловался в известном нам своём дневнике, и получал в ответ те же старые шутки.
– Что будет из всей такой шаткости? – морща брови пытал протопоп, а предводитель, смеясь, отвечал ему:
– Не уявися, что будет, мой любезный.
– Без идеала, без веры, без почтения к деяниям предков великих… Это… это сгубит Россию.
– А что ж, если ей нужно сгибнуть, так и сгубит – ответил равнодушно Туганов и, вставши, добавил: – а пока знаешь что, пойдём к гостям: мы с тобою все равно ни до чего не договоримся – ты маньяк.
Протопоп остановился и с обидой в голосе спросил
– За что же я маньяк?
– Да что же ты ко всем лезешь, ко всем пристаёшь «идеал, вера»? Нечего, брат, делать, когда этому всему видно, время прошло.
Туберозов улыбнулся и, вздохнув кротко, ответил, что прошло не время веры и идеалов, а прошло время слов.
– Совершай, брат, дела.
– Дел теперь тоже мало.
– Что же нужно?
– Подвиги.
– Совершай подвиги. В каком только духе?
– В духе крепком, в дыхании бурном… Чтобы сами гасильники загорались!
– Да, да, да! Тебе ссориться хочется! Нет, отче: лучше мирись.
– Пармен Семёнович, много слышу, сударь, нынче об этом примирении. Что за мир с тем, кто пардона не просит. Не гож этот мир, и деды недаром нам завещали «не побивши кума, не пить мировой».
– Ему непременно «побить»!
– А то как же? Непременно побить!
– Ты, брат, совсем бурсак!
– Да ведь я себя и не выдаю за благородного.
– Да тебе что, неотразимо что ли уж хочется пострадать? Так ведь этого из-за пустяков не делают. Лучше побереги себя до хорошего случая.
– Бережных и без меня много; а я должен свой долг исполнять.
– Ну, уж не я же, разумеется, стану тебя отговаривать исполнять по совести свой долг. Исполняй: пристыди бесстыжих – выкусишь кукиш, прапорщик будешь, а теперь все-таки пойдём к хозяевам; я ведь здесь долго не останусь.
Протопоп пошёл за Тугановым, бодрясь, но чрезвычайно обескураженный. Он совсем не того ожидал от этого свидания, но вряд ли он и сам знал, чего ожидал.
Глава 2
Термосесов с Варнавой и либеральною акцизницей прибыли на раут в то время, когда Туганов с Туберозовым уже прошли через зал и сидели в маленькой гостиной. Другие гости расположились в зале, разговаривали, играли на фортепиано и пробовали что-то петь. Сюда-то прямо и вошли в это самое время Термосесов, Бизюкина и Варнава.
Хозяйка встретила их и поблагодарила Бизюкину за гостя, а Термосесова за его бесцеремонную простоту.
– Мы люди простые и простых людей любим, – сказала она ему.
– А я самый и есть простой человек, – отвечал Термосесов и при этом поклонился очень низко, улыбнулся очень приветливо и даже щёлкнул каблуком.
Видя это, Бизюкина, по совести, гораздо более одобряла достойное поведение Препотенского, который стоял – будто проглотил аршин. Случайно ли или в силу соображений, что вновь пришедшие гости люди более серьёзные, которым неприлично хохотать с барышнями и слушать вздорные рассказы и плохое пение, хозяйка провела Термосесова и Препотенского прямо в ту маленькую гостиную, где помещались Туганов, Плодомасов, Дарьянов, Савелий, Захария и Ахилла.
Бизюкина могла ориентироваться где ей угодно, но у неё недостало смелости проникнуть в гостиную вслед за своими кавалерами, а якшаться с дамами она не желала и потому села у двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
И Термосесов, схватив его сердито за ворот, потащил к столу.
– Я… как вашей милости будет угодно, а я не подпишу, – залепетал мещанин и уронил нарочно перо на пол.
– Я тебе дам «как моей милости угодно»! А не угодно ли твоей милости за это от меня получить раз десять по рылу?
Испуганный «гражданин» рванулся всем телом назад и залепетал:
– Ваше высокородие, смилуйтесь, не понуждайте! Ведь из моей просьбы все равно ничего не будет!
– Это почему?
– Потому что я уже хотел один раз подавать просьбу, как меня княжеский управитель Глич крапивой выпорол, что я ходил об заклад для исправника лошадь красть, но весь народ мне отсоветовал: «Не подавай, говорят, Данилка, станут о тебе повальный обыск писать, мы все скажем, что тебя давно бы надо в Сибирь сослать». Да-с, и я сам себя даже достаточно чувствую, что мне за честь свою вступаться не пристало.
– Ну, это ты сам себе можешь рассуждать о своей чести как тебе угодно…
– И господа чиновники здешние тоже все знают.
– И пусть их знают, все твои господа здешние чиновники, а мы не здешние, мы петербургские. Понимаешь? – из самой столицы, из Петербурга, и я приказываю тебе, сейчас подписывай, подлец ты треанафемский, без всяких рассуждений, а то… в Сибирь без обыска улетишь!
И при этом могучий Термосесов так сдавил Данилку одною рукой за руку, а другою за горло, что тот в одно мгновенье покраснел, как варёный рак, и едва прохрипел:
– Ради господа освободите! Все что угодно подпишу! И вслед за сим, перхая и ёжась, он нацарапал под жалобой своё имя.
Термосесов тотчас же взял этот лист в карман и, поставив пред носом Данилки кулак, грозно сказал:
– Гражданин, ежели ты только кому-нибудь до времени пробрешешься, что ты подал просьбу, то…
Данилка, продолжая кашлять, только отмахнулся перемлевшею рукой.
– Я тебе, бездельнику, тогда всю рожу растворожу, щеку на щеку помножу, нос вычту и зубы в дроби превращу!
Мещанин замахал уже обеими руками.
– Ну а теперь полно здесь перхать. Але маршир в двери! – скомандовал Термосесов и, сняв наложенный крючок с дверей, так наподдал Данилке на пороге, что тот вылетел выше пригороженного к крыльцу курятника и, сев с разлёту в тёплую муравку, только оглянулся, потом плюнул и, потеряв даже свою перхоту, выкатился на четвереньках за ворота.
Препотенский, увидя эту расправу, взрадовался и заплескал руками.
– Чего ты? – спросил Термосесов.
– Вы сильнее Ахилки! С вами я его теперь не боюсь.
– Да и не бойся.
Глава 13
Спустившиеся над городом сумерки осветили на улице, ведущей от дома акцизницы к дому исправника, удалую тройку, которая была совсем в другом роде, чем та, что подвозила сюда утром плодомасовских карликов. В корню, точно дикий степной иноходец, пригорбясь и подносясь, шла, закинув назад головёнку, Бизюкина; справа от ней, заломя назад шлык, пер Термосесов, а слева – вил ногами и мотал головой Препотенский. Точно сборная обывательская тройка, одна – с двора, другая – с задворка, а третья – с попова загона; один пляшет, другой скачет, третий песенки поёт. Но разлада нет, и все они, хотя неровным аллюром, везут одни и те же дроги и к одной и той же цели. Цель эту знает один Термосесов; один он работает не из пустяков и заставляет служить себе и учителя и акцизницу, но весело им всем поровну. Если Термосесов знает, чего ликует смелая и предприимчивая душа его, то не всуе же играет сердце и Дарьи Николаевны и Препотенского. Оба эти лица предвкушают захватывающее их блаженство, – они готовятся насладиться стычкой Гога с Магогом – Туберозова с Термосесовым!..
Как возьмётся за это дело ловкий, всесокрушающий приезжий, и кто устоит в неравном споре?
Как вам угодно, а это действительно довольно интересно!
Часть третья
Глава 1
Раньше чем Термосесов и его компания пришли на раут к исправнику, Туберозов провёл уже более часа в уединённой беседе с предводителем Тугановым. Старый протопоп жаловался важному гостю на то самое, на что он жаловался в известном нам своём дневнике, и получал в ответ те же старые шутки.
– Что будет из всей такой шаткости? – морща брови пытал протопоп, а предводитель, смеясь, отвечал ему:
– Не уявися, что будет, мой любезный.
– Без идеала, без веры, без почтения к деяниям предков великих… Это… это сгубит Россию.
– А что ж, если ей нужно сгибнуть, так и сгубит – ответил равнодушно Туганов и, вставши, добавил: – а пока знаешь что, пойдём к гостям: мы с тобою все равно ни до чего не договоримся – ты маньяк.
Протопоп остановился и с обидой в голосе спросил
– За что же я маньяк?
– Да что же ты ко всем лезешь, ко всем пристаёшь «идеал, вера»? Нечего, брат, делать, когда этому всему видно, время прошло.
Туберозов улыбнулся и, вздохнув кротко, ответил, что прошло не время веры и идеалов, а прошло время слов.
– Совершай, брат, дела.
– Дел теперь тоже мало.
– Что же нужно?
– Подвиги.
– Совершай подвиги. В каком только духе?
– В духе крепком, в дыхании бурном… Чтобы сами гасильники загорались!
– Да, да, да! Тебе ссориться хочется! Нет, отче: лучше мирись.
– Пармен Семёнович, много слышу, сударь, нынче об этом примирении. Что за мир с тем, кто пардона не просит. Не гож этот мир, и деды недаром нам завещали «не побивши кума, не пить мировой».
– Ему непременно «побить»!
– А то как же? Непременно побить!
– Ты, брат, совсем бурсак!
– Да ведь я себя и не выдаю за благородного.
– Да тебе что, неотразимо что ли уж хочется пострадать? Так ведь этого из-за пустяков не делают. Лучше побереги себя до хорошего случая.
– Бережных и без меня много; а я должен свой долг исполнять.
– Ну, уж не я же, разумеется, стану тебя отговаривать исполнять по совести свой долг. Исполняй: пристыди бесстыжих – выкусишь кукиш, прапорщик будешь, а теперь все-таки пойдём к хозяевам; я ведь здесь долго не останусь.
Протопоп пошёл за Тугановым, бодрясь, но чрезвычайно обескураженный. Он совсем не того ожидал от этого свидания, но вряд ли он и сам знал, чего ожидал.
Глава 2
Термосесов с Варнавой и либеральною акцизницей прибыли на раут в то время, когда Туганов с Туберозовым уже прошли через зал и сидели в маленькой гостиной. Другие гости расположились в зале, разговаривали, играли на фортепиано и пробовали что-то петь. Сюда-то прямо и вошли в это самое время Термосесов, Бизюкина и Варнава.
Хозяйка встретила их и поблагодарила Бизюкину за гостя, а Термосесова за его бесцеремонную простоту.
– Мы люди простые и простых людей любим, – сказала она ему.
– А я самый и есть простой человек, – отвечал Термосесов и при этом поклонился очень низко, улыбнулся очень приветливо и даже щёлкнул каблуком.
Видя это, Бизюкина, по совести, гораздо более одобряла достойное поведение Препотенского, который стоял – будто проглотил аршин. Случайно ли или в силу соображений, что вновь пришедшие гости люди более серьёзные, которым неприлично хохотать с барышнями и слушать вздорные рассказы и плохое пение, хозяйка провела Термосесова и Препотенского прямо в ту маленькую гостиную, где помещались Туганов, Плодомасов, Дарьянов, Савелий, Захария и Ахилла.
Бизюкина могла ориентироваться где ей угодно, но у неё недостало смелости проникнуть в гостиную вслед за своими кавалерами, а якшаться с дамами она не желала и потому села у двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83