Деревня — но в ней никому нет дела до соседей. И есть пустующие дома.
Он купил домик, причем не на свое имя, а на имя госпожи Лионель. Они заключили устный договор; она живет в этом доме как домоправительница господина Тэкера, защищает эту крошечную крепость, всегда готовую принять настоящего хозяина, и получает от него жалованье. Последний пункт стал поводом для долгого спора, но господин Тэкер сумел убедить госпожу Лионель, что ему так удобнее: она будет платить за ремонты, не беспокоя его счетами, и так далее.
Небольшое рассуждение о человеческих характерах. Почтенная дама была не только доброй — она была и щедрой до безрассудства; рядом с ней Берт чувствовал себя скупердяем. Половину своего жалованья почтового клерка госпожа Лионель раздавала — нищим, бедным соседям, благотворительным обществам. Обожала делать подарки. И соответственно, не стеснялась их и принимать, Дом, конечно же, был выходящим из ряда вон подарком, но госпожа Лионель приняла этот подарок спокойно и с достоинством.
Конечно, она была уже на ногах: сухонькая, в седых лиловатых буклях, в потертых джинсах, свободном бумажном свитере и туфлях на босу ногу. Она затянула восторженную песню встречи:
— Господин Тэ-э-экер, какое счастье! Господи Боже, я уж боялась, что никогда вас не увижу, мой прекрасный друг! Вы прекрасно выглядите, вы сбрили усы — это вам к лицу, но вы летели всю ночь из своей Америки, вы могли бы меня предупредить!
Они расцеловались; Умнику пришлось изрядно наклониться — она была еще меньше Амалии.
— Сначала завтрак или сначала душ? — спрашивала она. — О Боже, Боже, у меня нет ничего к завтраку для такого гостя!
— А съем, что дадите, мадам. Вот кто прекрасно выглядит, так это вы, мадам. Спасибо. Сначала мне нужны деньги.
— Вам нужны деньги?! — изумленно обрадовалась госпожа Лионель. — Есть, конечно, есть! Благодаря вашей доброте… И дома, и на счету…
— Не в этом смысле. Мне нужно примерно двадцать гульденов монетами.
— Ох! Ох! Этого не найдется… где это… а! — Она нашла свою коробку с деньгами для милостыни. — Здесь гульденов пять, и того не будет…
Еще одно прекрасное качество почтенной дамы: она не задавала липших вопросов, ибо превыше всего ставила свободу личности.
— Почта уже открыта?
— Сейчас откроется, господин Тэкер.
— Будьте уж гак добры, мадам, съездите туда и наменяйте мне монет, Да, вот что: пожалуйста, не нужно, чтобы кто-нибудь знал, что я приехал.
— Чтобы никто не знал? — переспросила она. У нее был хороший английский, но иногда приходилось уточнить какой-нибудь оборот.
— Ни одна живая душа, — сказал Умник,
— Но Гутер спросит: зачем мне столько металлических денег?
Умник обдумал и это.
— Вы собираетесь в город и вам захотелось поиграть на автомате.
Она расхохоталась и пошла в сарай за велосипедом. В этой стране все ездили на велосипедах, и Умник иногда думал, что здесь к его изобретению должны бы относиться равнодушно.
Когда велосипед прошуршал мимо окна, сверху спустилась кошка и уселась в дверях кухни — хвост обвернут вокруг лап. Умник прошел мимо нее и поставил чайник на газ. Что-то он размяк от встречи с ангелицей Мартой Лионель и теперь с жалостью думал о Нелл. Бедная баба, если поразмыслить, и ведь она его любит — на свой безумный лад. По-кошачьи. Авось найдет себе кого, на нее каждый позарится… А я ведь буду по ней скучать, подумал он отчетливо.
Когда госпожа Лионель привезла деньги, двадцать монет в один гульден а еще мелочь, он полез в шкаф, достал свой плащ, оставленный давным-давно на побывку, и вышел на улицу. Он понимал, что его могут видеть из соседних домов, но делать было нечего. Рядом, на углу, была телефонная будка; как звонить из Голландии за границу, он помнил, и номер Рональда тоже помнил. Соединили быстро — за океаном стояла ночь. «Алло, алло!» — крикнул хорошо знакомый голос. Умник спросил друга о здоровье и произнес условную фразу: «Что-то я неважно себя чувствую, дружище». И повесил трубку. От денег Марты осталась добрая половина.
Тут его и прихватила усталость. Он вернулся в дом, поднялся в большую спальню и рухнул на кровать. Госпожа Лионель жила в одной из малых спален — сохраняла большую для настоящего хозяина дома.
За океаном стояла ночь, и среди ночи Амалия, сопровождаемая Джеком, прибыла в неистово пылающий огнями аэропорт и стала ждать самолета на Торонто. Дурацкое занятие — ждать, она это ненавидела и от ненависти заснула. Ближе к утру объявился этот самолет. Они с Джеком взяли билеты в последний момент и были почти убеждены, что «хвоста» за ними нет. С оружием неприятностей не было. Во время короткого перелета Амалия уже не спала: стала беспокоиться, как удастся устроить проверку пассажирских списков, — теперь ведь у нее не было покровительства местной полиции
Еще один аэропорт, снова огни, бьющие в усталые глаза. Амалия не думала о том, что вот — какой был безумный день, сколько прокрутилось всякого разного с той минуты, когда она узнала о побеге Эйвона. Быстро — раз-раз — сориентировалась в незнакомом месте, нашла главную справочную, подошла к окошку и зарыдала. Там, на счастье, сидел юноша — наивный такой, круглоглазый. И когда хорошенькая рыдающая девушка поведала, что ее больной папочка вопреки запрету врачей куда-то улетел, и она для спасения бедной его жизни обязана папочку настигнуть, юноша закивал, несколько раз сказал: «Успокойтесь, мэм, пожалуйста, успокойтесь», а потом заиграл на своем компьютере — о блаженство! Все списки пассажиров, улетевших за последние сутки, были в этом волшебном ящике .
— Господин Тэкер, миз? Джошуа Тэкер, во Франкфурт, рейс номер…
— Я вас люблю! — выпалила Амалия и без паузы спросила, когда ближайший рейс на Франкфурт.
До рейса было четыре часа. И еще неизвестно было, разрешит ли шеф лететь в Германию: достаточно бессмысленное предприятие, если подумать здраво. Так или сяк, они решили пойти в гостиницу. Для маскировки взяли номер на двоих. Амалия с трепетом вызвала Мабена и доложилась: Франкфурт.
Последовало молчание, сопение — слышимость была великолепная. Потом шеф пробурчал:
— Немецкий язык вы знаете. Разрешаю Ждите у телефона… Даю номер вице-директора «Дженерал карз верке». Запоминаете? — Он продиктовал номер и добавил — При необходимости обращайтесь к нему. Я предупрежу. Все.
Сил на то, чтобы радоваться, уже не было. Они приняли душ, расслабились под горячей водичкой, и оба подумали об одном и том же. И Амалия сказала:
— Ладно, только недолго — спать очень хочется.
Надо признать, что потом, когда она засыпала, придавленная мускулистой лапой Джека, на душе у нее было много легче, чем в любую минуту этого долгого дня.
Работяга Джек разбудил ее, когда еще не рассвело, — он уже успел сделать зарядку и еще раз ополоснуться под душем. Джек был настоящий «полевой человек», боялся потерять форму, и в Хоуэлле именно по его требованию установили тренажер. Амалия прокляла Джека и все рассветы на земле и потребовала кофе. В проклятой гостинице еще не было кофе: извините, мэм, с семи часов… Они натощак побежали в аэровокзал, оскальзываясь и чертыхаясь, — в проклятой Канаде снова выпал снег. Схватили кофе у какой-то стойки, схватили билеты прямо на регистрации, и тут Амалия что-то ощутила. Взгляд, уставленный в спину. «Проходите, пожалуйста, — сказала регистрирующая дама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Он купил домик, причем не на свое имя, а на имя госпожи Лионель. Они заключили устный договор; она живет в этом доме как домоправительница господина Тэкера, защищает эту крошечную крепость, всегда готовую принять настоящего хозяина, и получает от него жалованье. Последний пункт стал поводом для долгого спора, но господин Тэкер сумел убедить госпожу Лионель, что ему так удобнее: она будет платить за ремонты, не беспокоя его счетами, и так далее.
Небольшое рассуждение о человеческих характерах. Почтенная дама была не только доброй — она была и щедрой до безрассудства; рядом с ней Берт чувствовал себя скупердяем. Половину своего жалованья почтового клерка госпожа Лионель раздавала — нищим, бедным соседям, благотворительным обществам. Обожала делать подарки. И соответственно, не стеснялась их и принимать, Дом, конечно же, был выходящим из ряда вон подарком, но госпожа Лионель приняла этот подарок спокойно и с достоинством.
Конечно, она была уже на ногах: сухонькая, в седых лиловатых буклях, в потертых джинсах, свободном бумажном свитере и туфлях на босу ногу. Она затянула восторженную песню встречи:
— Господин Тэ-э-экер, какое счастье! Господи Боже, я уж боялась, что никогда вас не увижу, мой прекрасный друг! Вы прекрасно выглядите, вы сбрили усы — это вам к лицу, но вы летели всю ночь из своей Америки, вы могли бы меня предупредить!
Они расцеловались; Умнику пришлось изрядно наклониться — она была еще меньше Амалии.
— Сначала завтрак или сначала душ? — спрашивала она. — О Боже, Боже, у меня нет ничего к завтраку для такого гостя!
— А съем, что дадите, мадам. Вот кто прекрасно выглядит, так это вы, мадам. Спасибо. Сначала мне нужны деньги.
— Вам нужны деньги?! — изумленно обрадовалась госпожа Лионель. — Есть, конечно, есть! Благодаря вашей доброте… И дома, и на счету…
— Не в этом смысле. Мне нужно примерно двадцать гульденов монетами.
— Ох! Ох! Этого не найдется… где это… а! — Она нашла свою коробку с деньгами для милостыни. — Здесь гульденов пять, и того не будет…
Еще одно прекрасное качество почтенной дамы: она не задавала липших вопросов, ибо превыше всего ставила свободу личности.
— Почта уже открыта?
— Сейчас откроется, господин Тэкер.
— Будьте уж гак добры, мадам, съездите туда и наменяйте мне монет, Да, вот что: пожалуйста, не нужно, чтобы кто-нибудь знал, что я приехал.
— Чтобы никто не знал? — переспросила она. У нее был хороший английский, но иногда приходилось уточнить какой-нибудь оборот.
— Ни одна живая душа, — сказал Умник,
— Но Гутер спросит: зачем мне столько металлических денег?
Умник обдумал и это.
— Вы собираетесь в город и вам захотелось поиграть на автомате.
Она расхохоталась и пошла в сарай за велосипедом. В этой стране все ездили на велосипедах, и Умник иногда думал, что здесь к его изобретению должны бы относиться равнодушно.
Когда велосипед прошуршал мимо окна, сверху спустилась кошка и уселась в дверях кухни — хвост обвернут вокруг лап. Умник прошел мимо нее и поставил чайник на газ. Что-то он размяк от встречи с ангелицей Мартой Лионель и теперь с жалостью думал о Нелл. Бедная баба, если поразмыслить, и ведь она его любит — на свой безумный лад. По-кошачьи. Авось найдет себе кого, на нее каждый позарится… А я ведь буду по ней скучать, подумал он отчетливо.
Когда госпожа Лионель привезла деньги, двадцать монет в один гульден а еще мелочь, он полез в шкаф, достал свой плащ, оставленный давным-давно на побывку, и вышел на улицу. Он понимал, что его могут видеть из соседних домов, но делать было нечего. Рядом, на углу, была телефонная будка; как звонить из Голландии за границу, он помнил, и номер Рональда тоже помнил. Соединили быстро — за океаном стояла ночь. «Алло, алло!» — крикнул хорошо знакомый голос. Умник спросил друга о здоровье и произнес условную фразу: «Что-то я неважно себя чувствую, дружище». И повесил трубку. От денег Марты осталась добрая половина.
Тут его и прихватила усталость. Он вернулся в дом, поднялся в большую спальню и рухнул на кровать. Госпожа Лионель жила в одной из малых спален — сохраняла большую для настоящего хозяина дома.
За океаном стояла ночь, и среди ночи Амалия, сопровождаемая Джеком, прибыла в неистово пылающий огнями аэропорт и стала ждать самолета на Торонто. Дурацкое занятие — ждать, она это ненавидела и от ненависти заснула. Ближе к утру объявился этот самолет. Они с Джеком взяли билеты в последний момент и были почти убеждены, что «хвоста» за ними нет. С оружием неприятностей не было. Во время короткого перелета Амалия уже не спала: стала беспокоиться, как удастся устроить проверку пассажирских списков, — теперь ведь у нее не было покровительства местной полиции
Еще один аэропорт, снова огни, бьющие в усталые глаза. Амалия не думала о том, что вот — какой был безумный день, сколько прокрутилось всякого разного с той минуты, когда она узнала о побеге Эйвона. Быстро — раз-раз — сориентировалась в незнакомом месте, нашла главную справочную, подошла к окошку и зарыдала. Там, на счастье, сидел юноша — наивный такой, круглоглазый. И когда хорошенькая рыдающая девушка поведала, что ее больной папочка вопреки запрету врачей куда-то улетел, и она для спасения бедной его жизни обязана папочку настигнуть, юноша закивал, несколько раз сказал: «Успокойтесь, мэм, пожалуйста, успокойтесь», а потом заиграл на своем компьютере — о блаженство! Все списки пассажиров, улетевших за последние сутки, были в этом волшебном ящике .
— Господин Тэкер, миз? Джошуа Тэкер, во Франкфурт, рейс номер…
— Я вас люблю! — выпалила Амалия и без паузы спросила, когда ближайший рейс на Франкфурт.
До рейса было четыре часа. И еще неизвестно было, разрешит ли шеф лететь в Германию: достаточно бессмысленное предприятие, если подумать здраво. Так или сяк, они решили пойти в гостиницу. Для маскировки взяли номер на двоих. Амалия с трепетом вызвала Мабена и доложилась: Франкфурт.
Последовало молчание, сопение — слышимость была великолепная. Потом шеф пробурчал:
— Немецкий язык вы знаете. Разрешаю Ждите у телефона… Даю номер вице-директора «Дженерал карз верке». Запоминаете? — Он продиктовал номер и добавил — При необходимости обращайтесь к нему. Я предупрежу. Все.
Сил на то, чтобы радоваться, уже не было. Они приняли душ, расслабились под горячей водичкой, и оба подумали об одном и том же. И Амалия сказала:
— Ладно, только недолго — спать очень хочется.
Надо признать, что потом, когда она засыпала, придавленная мускулистой лапой Джека, на душе у нее было много легче, чем в любую минуту этого долгого дня.
Работяга Джек разбудил ее, когда еще не рассвело, — он уже успел сделать зарядку и еще раз ополоснуться под душем. Джек был настоящий «полевой человек», боялся потерять форму, и в Хоуэлле именно по его требованию установили тренажер. Амалия прокляла Джека и все рассветы на земле и потребовала кофе. В проклятой гостинице еще не было кофе: извините, мэм, с семи часов… Они натощак побежали в аэровокзал, оскальзываясь и чертыхаясь, — в проклятой Канаде снова выпал снег. Схватили кофе у какой-то стойки, схватили билеты прямо на регистрации, и тут Амалия что-то ощутила. Взгляд, уставленный в спину. «Проходите, пожалуйста, — сказала регистрирующая дама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84