Правда, в ходе дальнейших событий мне показалось, что сделка с Майком
носит несколько односторонний характер. Очевидно, Майк не совсем точно
понял смысл принятых обязательств, но, во всяком случае, пока он перевез
на собачьей упряжке весь мой груз к своему дому.
Последующие дни я был страшно занят распаковкой снаряжения и
устройством походной лаборатории и волей-неволей оккупировал почти всю
избушку. Мне было совершенно не до Майка, но все же я заметил, что он
чем-то угнетен. Поскольку он казался молчаливым от природы (со всеми,
кроме своих собак), а познакомились мы совсем недавно и вмешиваться в его
личные дела мне было попросту неудобно, я не стал выяснять причину его
дурного настроения, а попытался развлечь его и время от времени
демонстрировал перед ним то одни, то другие приборы.
Казалось, они подействовали на его воображение, но желанного эффекта
не произвели. Майк был по-прежнему озабочен, его удрученность даже
усилилась. А после того как я показал ему цианистый "истребитель волков" и
объяснил, что отрава убивает мгновенно, причем действует в ничтожном
количестве, так что обнаружить ее почти невозможно, поведение Майка
сделалось и вовсе ненормальным. Он повсюду стал таскать длинную палку и,
прежде чем сесть за стол, весьма странным образом колотил ею по стулу и
даже по тарелке с едой. Мало того, по утрам он начал выколачивать свою
обувь и одежду.
В другой раз, когда я вытащил четыре сотни мышеловок, которыми
собирался ловить мелких млекопитающих, чтобы по ним затем определять
содержимое желудков волков, и объяснил, как вываривать скелеты леммингов
для коллекции, Майк молча вышел из избушки и с тех пор решительно
отказывался разделять со мной трапезу. Должен, однако, признаться, что
такое поведение Майка не очень меня обеспокоило. Обладая кое-какими
познаниями в области психологии, я без труда распознал в нем симптомы
замкнутости. Тем не менее я решил вывести его из состояния болезненной
само углубленности.
Как-то вечером я заманил его в угол, где размещалась моя походная
лаборатория, и с гордостью разложил перед ним набор блестящих скальпелей,
хирургических ножниц, кюветок и прочих хитроумных инструментов, которыми
намеревался пользоваться при вскрытиях трупов волков, оленей и других
животных. Объяснять Майку, что такое аутопсия, было довольно сложно,
поэтому я взял учебник патологии, открыл его на развороте с цветным
изображением вскрытой брюшной полости человека и, пользуясь этим наглядным
пособием, увлеченно продолжал свою лекцию, как вдруг почувствовал, что
лишаюсь аудитории: Майк медленно пятился к двери, в егочерных глазах
нарастал ужас. Нетрудно было догадаться, что все только что мною сказанное
истолковано им совершенно превратно. Я вскочил, пытаясь разуверить его,
но, испуганный этим движением, он повернулся и опрометью выбежал из
избушки.
Я увидел его только на следующий день, когда вернулся из тундры, где
ставил мышеловки. Он увязывал свои нехитрые пожитки, видимо, готовясь в
дальний путь. Сдавленным голосом, торопясь и глотая слова, он пролопотал,
что его настоятельно вызывают в становище эскимосов к больной матери, где
ему, вероятно, придется задержаться. С этими словами он выбежал к собакам,
которые были уже запряжены, и на бешеной скорости умчался в северном
направлении. Меня очень опечалил отъезд Майка: ведь теперь я остался в
полном одиночестве, один в окружении волков. С научной точки зрения,
пожалуй, это даже неплохо, но жутковатая атмосфера, как при чтении "Собаки
Баскервиллей", казалось, сгустилась вокруг меня в этой безлюдной,
оголенной ветрами тундре.
Нужно сказать, что я еще окончательно не решил, каким образом следует
знакомиться с волками. Мне очень хотелось, чтобы при первой встрече Майк
представил меня. Но, что ни говори, болезнь матери, безусловно, важнее
всех моих научных забот (хотя мне и сейчас невдомек, откуда Майк мог
узнать, что его мать захворала).
Итак, первоочередную и самую тяжелую задачу - установить контакт с
волками - мне пока не удалось решить, и я занялся подготовкой графиков и
таблиц полевых работ. Программа их была детализирована до предела. Так,
например, только в разделе "Брачные повадки" насчитывалась пятьдесят одна
подтема, и каждая требовала глубокого изучения. К концу недели у меня
кончилась бумага. Настало время выйти в поле!
Мне, как новичку, следовало, осваиваясь в тундре, соблюдать
осторожность. Поэтому на первый раз я удовлетворился кольцевым маршрутом
вокруг избушки в радиусе трехсот метров.
Эта экспедиция мне много не дала, если не считать находки четырех или
пяти сотен оленьих скелетов; по существу, вся окружающая территория была
точно ковром покрыта костями карибу. В Черчилле мне удалось выяснить, что
трапперы никогда не стреляют в карибу - значит, их зарезали волки. Таков
был трезвый научный вывод. Если принять, что норма убыли оленей одинакова
во всем районе, то по обнаруженным скелетам можно судить, что только в
Киватине волки губят в среднем двадцать миллионов оленей в год!
Прошло три дня после обескураживающей прогулки по кладбищу костей,
прежде чем я смог выбрать время для следующей вылазки. Вооруженный
винтовкой и револьвером, я прошел около километра, но волков не встретил.
Зато с большим удивлением заметил, что плотность покрова из останков
карибу уменьшается по мере удаления от промысловой избушки почти в
геометрической прогрессии. Меня крайне озадачило, что волки выбирают место
для страшной бойни почкму-то поближе к человеческому жилью, и решил
расспросить об этом Майка, если, конечно, когда-нибудь его увижу.
Тем временем в тундру пришла дружная, стремительная весна. Снег таял
так быстро что замерзшие реки не успевали унести талую воду, и она
поднялась метра на два над поверхностью льда. Наконец, лед с грохотом
тронулся, но вскоре образовались заторы, и паводок затопил избушку,
принеся с собой нечистоты, скопившиеся за долгую зимовку четырнадцати
ездовых собак.
Постепенно заторы прорвало, и вода сошла, но избушка потеряла прежнюю
прелесть, так как на полу остался отвратительный осадок. Поэтому я был
вынужден разбить палатку на галечной гряде, чуть повыше избушки. Но
заснуть мне той ночью помешали какие-то странные звуки. Я мгновенно сел в
постели и внимательно прислушался. Звуки доносились с севера, из-за реки -
какая-то смесь воя, хныканья и жалобных стонов.
Вскоре я разжал руку, которой схватил винтовку. Уж если научные
работники чем и сильны, так это умением учиться на опыте: меня, например,
дважды не одурачишь! Конечно, воет лайка, и, по-видимому, молодая, я даже
подумал, что это одна из собак Майка (у него, кстати, было три больших, но
еще не выезженных щенка, которые бегали за упряжкой). Очевидно, пес
заблудился, по следу вернулся домой и теперь молит о внимании и помощи. Я
был растроган. Если щенок нуждается в друге-приятеле, пусть располагает
мной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36