Обогнул свою незаконченную скульптуру «Лесоруб» — могучий, до пояса обнаженный гипсовый юноша в джинсах из голубого гипса сжимал в гипсовых руках музейный топор — и вернулся к Лукьянову.
— Что он у вас намеревается делать, Джабс? — спросил Лукьянов, кивнув на гипсового, пытаясь отвлечь скульптора от темы Дженкинса.
— Срубить секвойю… Послушайте, Лук, а вы не его родственник?
— Нет, в нашем семействе нет гипсовых лесорубов, — попытался пошутить Ипполит, сам, однако, чувствуя беспокойство от внезапно обрушившегося на него открытия.
Ипполиту показалось, что открытие грозит ему большими несчастьями. «Какими несчастьями, — мысленно пристыдил он самого себя тотчас же, — глупый ты человек… С тобой уже случилось самое большое несчастье или даже два. Первое: тебе шестьдесят пять лет, жизнь позади. Второе — ты вне закона, потому что тебе шестьдесят пять лет. Твоя жизнь, как бы коротка она ни была, может быть отнята у тебя в любой момент. Только врожденная беззаботность позволяет тебе вести себя относительно спокойно и даже шляться по улицам. Другой бы на твоем месте забился бы в basement заброшенного дома и умер от страха и голода…»
— Лук, ой Лук! — Не закончив фразы, маленький человечек вдруг унесся на кухню, откуда пахнуло горелым и из-под занавеси повалил дым.
На экране возник Мистер Президент Том Бакли Джуниор, с необыкновенно величественным лицом, выражение которого, может быть, стоило Президенту месячных тренировок в актерском мастерстве с хорошим специалистом. Лицо было разрисовано лучшим мэйкапщиком страны. Стоя у американского флага, тщательно причесанный рыжий Президент подвинул вперед левую ногу в добротном ботинке; темная брючина, не сломавшись, целиком передвинулась вперед, и Президент монументально оперся на ногу. Массивный пиджак Президента казался не сшитым из ткани, но отлитым из металла. Кадык Президента чуть шевельнул узел великолепно завязанного галстука, и Президент открыл рот: «Политические деятели вчерашнего дня пытаются продать вам будущее, спрашивая вашу цену, вместо того чтобы обратиться к вашему идеализму… Моя кандидатура для тех, кто не перестал мечтать, для тех, кто встанут еще раз все вместе, чтобы построить будущее Америки…»
На Лукьянова излилась монументальная трагическая музыка, может быть, Бетховен, в музыке Лукьянов разбирался плохо. «Том Бакли Джуниор — лидер, который вам нужен», — сказал голос невидимого диктора за кадром, и сияющие буквы «Том Бакли Джуниор» залучились с экрана.
— Во дает… — Джабс, вернувшийся с кухни, насмешливо покачал головой. — Как вы, думаете, Лук, станет он опять Президентом?
— К сожалению, думаю, станет. Одно мне непонятно. Почему они так упорно держатся за свои старые пустые церемонии. Разве хоть один раз за всю историю страны избиратели не выбрали одного из двух кандидатов: республиканского или демократического?
— Официально у нас народовластие… — начал Джабс и остановился, как и Лукьянов, подумав, а не рискованно ли вести подобные беседы с человеком, встреченным на улице, которого знаешь только три часа?.. — А что, Лук, показывали «Крайслер-13» и трупы на Парк-авеню?
— Что с вами, Гарри? Трагические происшествия, преступления, стихийные бедствия отрицательно влияют на мораль граждан, и посему им не место на всех тридцати шести каналах нашего народного американского телевидения. Об этом заботится Департмент Развития Информации…
— Что же случилось с «Крайслером-13», Лук? Покушение? Но кто был в «крайслере»? А может быть, heart-attack? Или покушение, Лук?
— Вы же знаете, что в Соединенных Штатах политических преступлений не существует. Какие покушения? Давайте я помогу вам очистить стол…
Очистить весь рабочий стол Джабса было немыслимо — он был завален эскизами, пакетами с гипсом, усохшими кусками чего-то похожего на штукатурку, грязными инструментами, а поверх всего посыпан густой темной пылью. Посему они очистили угол стола, с тем чтобы за одну грань уселся гость, за другую хозяин. Джабс принес с кухни подозрительного качества мокрую тряпку и вытер очищенный угол. Затем с кухни прибыли две странного вида, может быть, изваянные самим Джабсом тарелки с покоящимися на них гамбургерами.
— Подгорелый я взял себе, — объявил карлик Лукьянову.
— А тарелки сами ваяли, Гарри?
— Ну нет, купил на сейлс, — смутился Джабс.
Лукьянов уснул, едва дожевав свой гамбургер. Маленький человек недоуменно посмотрел на спящего, уронившего голову на стол Лукьянова, потом, пожав плечами, ушел в загаженную ванную и стал разводить гипс.
Ночь с 4 на 5 июля 2015 года
Мария оказалась дома. Грустное лицо Марии, как луна из-за туч, показалось из-за плотной занавески в окне. Лицо оживилось, увидав Лукьянова, и занавеска опять закрыла окно. Старая дверь дома 209 на Деланси-стрит открылась изнутри, и польская женщина в полиэстеровом халате, обтягивающем внушительные бедра, появилась в дверях.
— Вечер добрый, — сказала она по-польски и, ограничившись этой манифестацией своей принадлежности к исчезающему народу, перешла на довольно сносный английский. — Входите. Я думала, вы уже никогда не появитесь.
— Не хотел злоупотреблять вашим гостеприимством, — выдавил из себя вежливость Лукьянов и последовал за полиэстеровым серым халатом, обтягивающим теперь уже внушительный зад польской дамы, неприлично раздваивающийся на половинки. Подозрительно свежего золота волосы дамы были наскоро скручены в нетугую косу.
Квартира, состоявшая из спальни, ливинг-рум и кухни, была так же стара, как входная дверь дома и сам дом. Стены и потолки не первой свежести свидетельствовали о том, что женщина, тут живущая, воспринимает квартиру как временное убежище.
— Я живу одна, — объявила Мария, введя гостя в ливинг-рум и показывая ему на стоящие у стены, как в кинотеатре, три кресла. — Садитесь. Я как раз собиралась ужинать.
Лукьянов уселся на среднее из трех кресел. Хозяйка же поместилась напротив него на тахте, покрытой потертым пледом. «Очевидно, я буду спать на этом обрубке», — грустно подумал Лукьянов, вспоминая свое продавленное, но такое уютное ложе, покрытое старой лисьей шкурой, книги над головой на полках и большую кровать своей подруги Ли Шуанг. Всегда спокойная, податливая Ли Шуанг… Лукьянов посмотрел на Марию, как бы всплывшую перед ним из ничего, и увидел отчетливо, что губы польской женщины двигаются и она произносит слова. Лукьянов сделал усилие и прислушался…
— Хотите посмотреть Ти-Ви, пока я приготовлю ужин? — закончила, по-видимому, длинную речь Мария и вопросительно поглядела на Лукьянова.
Посредине комнаты стоял новенький прожекторный TV, a стена над тахтой позади Марии была пустой, чистой и свежевыбеленной. «Утеха одинокой дамы», — подумал Лукьянов. Тридцать шесть каналов, с шести до девяти показывающие старые ковбойские фильмы и другой, безопасный, с точки зрения Департмента Развития Информации, bullshit. Впрочем, если она работает у Пуришкевича — продает колбасу и селедку, то может наслаждаться Ти-Ви только по утрам и после работы. Но зато на уик-энды, очевидно, не вылазит из кресла..
— Нет, благодарю вас. Если хотите, я помогу вам готовить ужин, — предложил Лукьянов и встал.
Мария, может быть, и не хотела пускать его на кухню, но Лукьянов настоял на том, что если уж она отказывается от его помощи, то он хотя бы будет находиться на кухне в то время, как Мария готовит ужин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Что он у вас намеревается делать, Джабс? — спросил Лукьянов, кивнув на гипсового, пытаясь отвлечь скульптора от темы Дженкинса.
— Срубить секвойю… Послушайте, Лук, а вы не его родственник?
— Нет, в нашем семействе нет гипсовых лесорубов, — попытался пошутить Ипполит, сам, однако, чувствуя беспокойство от внезапно обрушившегося на него открытия.
Ипполиту показалось, что открытие грозит ему большими несчастьями. «Какими несчастьями, — мысленно пристыдил он самого себя тотчас же, — глупый ты человек… С тобой уже случилось самое большое несчастье или даже два. Первое: тебе шестьдесят пять лет, жизнь позади. Второе — ты вне закона, потому что тебе шестьдесят пять лет. Твоя жизнь, как бы коротка она ни была, может быть отнята у тебя в любой момент. Только врожденная беззаботность позволяет тебе вести себя относительно спокойно и даже шляться по улицам. Другой бы на твоем месте забился бы в basement заброшенного дома и умер от страха и голода…»
— Лук, ой Лук! — Не закончив фразы, маленький человечек вдруг унесся на кухню, откуда пахнуло горелым и из-под занавеси повалил дым.
На экране возник Мистер Президент Том Бакли Джуниор, с необыкновенно величественным лицом, выражение которого, может быть, стоило Президенту месячных тренировок в актерском мастерстве с хорошим специалистом. Лицо было разрисовано лучшим мэйкапщиком страны. Стоя у американского флага, тщательно причесанный рыжий Президент подвинул вперед левую ногу в добротном ботинке; темная брючина, не сломавшись, целиком передвинулась вперед, и Президент монументально оперся на ногу. Массивный пиджак Президента казался не сшитым из ткани, но отлитым из металла. Кадык Президента чуть шевельнул узел великолепно завязанного галстука, и Президент открыл рот: «Политические деятели вчерашнего дня пытаются продать вам будущее, спрашивая вашу цену, вместо того чтобы обратиться к вашему идеализму… Моя кандидатура для тех, кто не перестал мечтать, для тех, кто встанут еще раз все вместе, чтобы построить будущее Америки…»
На Лукьянова излилась монументальная трагическая музыка, может быть, Бетховен, в музыке Лукьянов разбирался плохо. «Том Бакли Джуниор — лидер, который вам нужен», — сказал голос невидимого диктора за кадром, и сияющие буквы «Том Бакли Джуниор» залучились с экрана.
— Во дает… — Джабс, вернувшийся с кухни, насмешливо покачал головой. — Как вы, думаете, Лук, станет он опять Президентом?
— К сожалению, думаю, станет. Одно мне непонятно. Почему они так упорно держатся за свои старые пустые церемонии. Разве хоть один раз за всю историю страны избиратели не выбрали одного из двух кандидатов: республиканского или демократического?
— Официально у нас народовластие… — начал Джабс и остановился, как и Лукьянов, подумав, а не рискованно ли вести подобные беседы с человеком, встреченным на улице, которого знаешь только три часа?.. — А что, Лук, показывали «Крайслер-13» и трупы на Парк-авеню?
— Что с вами, Гарри? Трагические происшествия, преступления, стихийные бедствия отрицательно влияют на мораль граждан, и посему им не место на всех тридцати шести каналах нашего народного американского телевидения. Об этом заботится Департмент Развития Информации…
— Что же случилось с «Крайслером-13», Лук? Покушение? Но кто был в «крайслере»? А может быть, heart-attack? Или покушение, Лук?
— Вы же знаете, что в Соединенных Штатах политических преступлений не существует. Какие покушения? Давайте я помогу вам очистить стол…
Очистить весь рабочий стол Джабса было немыслимо — он был завален эскизами, пакетами с гипсом, усохшими кусками чего-то похожего на штукатурку, грязными инструментами, а поверх всего посыпан густой темной пылью. Посему они очистили угол стола, с тем чтобы за одну грань уселся гость, за другую хозяин. Джабс принес с кухни подозрительного качества мокрую тряпку и вытер очищенный угол. Затем с кухни прибыли две странного вида, может быть, изваянные самим Джабсом тарелки с покоящимися на них гамбургерами.
— Подгорелый я взял себе, — объявил карлик Лукьянову.
— А тарелки сами ваяли, Гарри?
— Ну нет, купил на сейлс, — смутился Джабс.
Лукьянов уснул, едва дожевав свой гамбургер. Маленький человек недоуменно посмотрел на спящего, уронившего голову на стол Лукьянова, потом, пожав плечами, ушел в загаженную ванную и стал разводить гипс.
Ночь с 4 на 5 июля 2015 года
Мария оказалась дома. Грустное лицо Марии, как луна из-за туч, показалось из-за плотной занавески в окне. Лицо оживилось, увидав Лукьянова, и занавеска опять закрыла окно. Старая дверь дома 209 на Деланси-стрит открылась изнутри, и польская женщина в полиэстеровом халате, обтягивающем внушительные бедра, появилась в дверях.
— Вечер добрый, — сказала она по-польски и, ограничившись этой манифестацией своей принадлежности к исчезающему народу, перешла на довольно сносный английский. — Входите. Я думала, вы уже никогда не появитесь.
— Не хотел злоупотреблять вашим гостеприимством, — выдавил из себя вежливость Лукьянов и последовал за полиэстеровым серым халатом, обтягивающим теперь уже внушительный зад польской дамы, неприлично раздваивающийся на половинки. Подозрительно свежего золота волосы дамы были наскоро скручены в нетугую косу.
Квартира, состоявшая из спальни, ливинг-рум и кухни, была так же стара, как входная дверь дома и сам дом. Стены и потолки не первой свежести свидетельствовали о том, что женщина, тут живущая, воспринимает квартиру как временное убежище.
— Я живу одна, — объявила Мария, введя гостя в ливинг-рум и показывая ему на стоящие у стены, как в кинотеатре, три кресла. — Садитесь. Я как раз собиралась ужинать.
Лукьянов уселся на среднее из трех кресел. Хозяйка же поместилась напротив него на тахте, покрытой потертым пледом. «Очевидно, я буду спать на этом обрубке», — грустно подумал Лукьянов, вспоминая свое продавленное, но такое уютное ложе, покрытое старой лисьей шкурой, книги над головой на полках и большую кровать своей подруги Ли Шуанг. Всегда спокойная, податливая Ли Шуанг… Лукьянов посмотрел на Марию, как бы всплывшую перед ним из ничего, и увидел отчетливо, что губы польской женщины двигаются и она произносит слова. Лукьянов сделал усилие и прислушался…
— Хотите посмотреть Ти-Ви, пока я приготовлю ужин? — закончила, по-видимому, длинную речь Мария и вопросительно поглядела на Лукьянова.
Посредине комнаты стоял новенький прожекторный TV, a стена над тахтой позади Марии была пустой, чистой и свежевыбеленной. «Утеха одинокой дамы», — подумал Лукьянов. Тридцать шесть каналов, с шести до девяти показывающие старые ковбойские фильмы и другой, безопасный, с точки зрения Департмента Развития Информации, bullshit. Впрочем, если она работает у Пуришкевича — продает колбасу и селедку, то может наслаждаться Ти-Ви только по утрам и после работы. Но зато на уик-энды, очевидно, не вылазит из кресла..
— Нет, благодарю вас. Если хотите, я помогу вам готовить ужин, — предложил Лукьянов и встал.
Мария, может быть, и не хотела пускать его на кухню, но Лукьянов настоял на том, что если уж она отказывается от его помощи, то он хотя бы будет находиться на кухне в то время, как Мария готовит ужин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60