Годы рассеяли и разрушили идеологии, только основные лозунги выжили и украшают теперь фасады государств. Шаблонные определения «демократия» и «коммунистическое общество» остались, но главными оказались система, структура, государство.
Через час с небольшим он пришел в Ист-Вилледж. Дождь так и не перестал, он только ослаб и поредел. Вначале Ипполит прошел мимо нужного ему тсриф-шопа, не останавливаясь. Уже одно то, что тсриф-шоп оказался на месте, сообщило Ипполиту некоторую энергию. Он прошел по Первой авеню, до самой Хьюстон-стрит и затем повернул обратно. Тсриф-шоп помещался между 6й и 7й улицами и назывался «International food thrift shop». Ипполит нажал на кнопку звонка. Рыжая от времени штора, по всей вероятности бывшая когда-то белой шторой, отодвинулась, в стекле, между ржавых решеток, показалось бледное лицо блондинки средних лет, и внимательные недоверчивые глаза осмотрели Лукьянова. Потом дверь открылась сама. Ипполит вошел внутрь.
Внутри царила полутьма, единственная электрическая лампочка находилась в дальнем углу зала. В полутьме, в запахе еды, расхаживали несколько посетителей. Половина зала была отведена под продукты, самым пахучим продуктом была копченая сельдь, и этот запах сельди наполнял помещение, глубина же зала была занята разнообразной, самой неожиданной одеждой, даже несколько шуб висели под самым потолком, прикрытые пластиком, заметил Ипполит. Цветные польские платки соседствовали с горками вываленных прямо на открытые прилавки конфет, и запах сельди время от времени перебивался встречными потоками воздуха, содержащего ветерок нафталина.
— Казимир Карлович у себя? — спросил Ипполит по-польски блондинку, в молчании ожидающую его инициативы.
Казимир Карлович, — церемонное славянское обращение Лукьянов употребил для того, чтобы пробудить в блондинке доверие к своей персоне.
— Нету, — сказала блондинка и покачала головой, повторив «нету». — Зачем вам Казимир Карлович?
— Я вас очень прошу, скажите ему, что его спрашивает Лукьянов.
Ипполит улыбнулся, и не только для того, чтобы смягчить блондинку и заставить ее пойти далеко, за шубы в пластике, где, как знал Ипполит, существует дверь, ведущая в глубину, в подсобное помещение, где и находится, если он еще жив, Казимир Карлович Пуришкевич, единственный владелец и глава «International food thrift shop incorporation». Ипполит улыбнулся и странной логике разговора, вопросов и ответов.
Блондинка, которую Ипполит про себя назвал «коровой», посмотрела на него тем же недоверчивым взглядом, каким глядела на него, отодвинув штору, пожала плечами и пошла за шубы. Посетители — толстая женщина среднего возраста с девочкой лет восьми и пожилой человек, может быть, возраста Ипполита копались в провизии. Женщина сняла с полки консервную банку с крабами и читала этикетку, может быть, выясняя дату выпуска крабов, а может быть, точный состав соленой водички, в которой покоились крабы. Пожилой мужчина в джинсовой рубашке, широко расстегнутой на волосатой груди, открыл единственный в помещении холодильный шкаф и внимательно вглядывался внутрь.
— Пройдите, — сказала блондинка уже более приветливо, показавшись из-за груд одежды, и кивком пригласила Ипполита приблизиться.
Скинув с головы на плечи желтый капюшон, Ипполит провел по лицу ладонью и пошел, задевая одежду, к блондинке. Отступив в сторону, блондинка пропустила его, на Ипполита пахнуло горячим большим телом, и он, пригнувшись, вошел в неожиданно светлую комнату, резко контрастирующую с хаосом и запущенностью «International food thrift shop». Казимир Пуришкевич уже встал из-за стола и выгибался во весь свой небольшой рост, приветствуя его улыбкой, как бы летевшей навстречу Ипполиту с розового лица, все тот же Казимир, комбинатор и делец, нисколько не постаревший хитрый толстяк Казимир. Гангстер.
— Мистер Лукьянов собственной персоной! Чем обязан? Дорогой гость. Редкий гость. Последний раз, если не ошибаюсь, вы были у меня осенью две тысячи шестого года. Подождите, дайте вспомнить… Да-да, двадцать пятого октября две тысячи шестого года.
Казимир Пуришкевич обладал необыкновенной памятью и был не прочь демонстрировать ее вновь и вновь при всяком удобном случае.
— А мистер Пуришкевич никак не изменился и по-прежнему блистательно лучезарен.
Они подошли друг к другу и, обменявшись вначале рукопожатиями, вдруг неожиданно для самих себя коротко и стеснительно обнялись. Бывшие соседи.
— Как поживаете, дорогой?.. — спросил Пуришкевич, указав Ипполиту на кожаное кресло, стоящее перед его массивным письменным столом. — Сам я, с вашего разрешения, вернусь в свою излюбленную позицию — И Пуришкевич протиснулся за свой стол в высокое кресло, напоминающее кресло дантиста, кожаное сиденье покоилось на никелированном стебле, и лепестки никеля несли на себе там и тут кожаные цветы, в середину с ласковым вздохом опустился Казимир.
— Поживаю плохо, — сказал Ипполит.
— Ну-ну, расскажите, — ласково попросил Пуришкевич, ничуть не смутившись тем, что Ипполит плохо поживает.
— Здесь можно говорить свободно? — Ипполит обвел взглядом светлый кабинет Пуришкевича.
— Если бы было нельзя, я бы уже давно тут не сидел. — Пуришкевич нахально усмехнулся.
— Вы, конечно, знаете о существовании закона 316, пункт «B», ограничивающего продолжительность жизни, Казимир Карлович?
— Разумеется, — пожал плечами Пуришкевич, — но мне только пятьдесят шесть, меня закон пока не беспокоит.
— Мне шестьдесят пять, — сказал Ипполит.
— Уже? — изумился Казимир, впрочем, так и не придав своему лицу сочувствующего выражения. — Я бы никогда не дал вам больше пятидесяти пяти. Я всегда думал, что вы мой ровесник.
— Если бы, — вздохнул Ипполит.
— Это вас и заботит, мистер Лукьянов, как я понимаю? Что думаете делать?
— Прожить как можно дольше, — ответил Лукьянов улыбнувшись, стараясь «сложить» лицо таким образом, чтобы гримаса поместилась ровно посередине между геройским и безразличным выражениями.
— И вы хотите, чтобы я помог вам жить как можно дольше? — Пуришкевич ухмыльнулся. — Чего ради? Я даже не ваш лучший друг.
Ипполит хотел сказать, что годы не оказали никакого воздействия на психологическую структуру Казимира Пуришкевича, что он с таким же удовольствием продолжает играть дешевого гангстера, «ужасно циничного и хладнокровно жестокого», но удержался, резонно рассудив, что Казимир и есть дешевый гангстер с Лоуэр Ист-Сайд.
— Казимир Карлович, мне нужна новая айдентити-кард и оружие. У вас есть связи. Помогите.
— Слушайте, Ипполит. — Казимир Карлович отодвинулся, упершись пухлыми руками в стол, далеко назад вместе со своим зубоврачебным креслом. — Вы появляетесь из ниоткуда через восемь лет после вашего последнего визита и просите у меня айдентити-кард и оружие. Раздобыв вам только первое или только второе, Казимир Пуришкевич рискует влететь в тюрьму на необыкновенно долгий срок до самого того времени, когда уже и к Казимиру Пуришкевичу станет применим закон 316, пункт «B»…
— Демографический закон 316, пункт «C», гласит, что все преступники, содержащиеся под стражей к моменту их шестидесятилетия, подлежат уничтожению, дорогой Казимир, — прервал его Ипполит.
— В самом деле? — Пуришкевич выглядел удивленным. — Я не знал.
— Такому умному человеку, как вы, срок не грозит, Казимир Карлович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Через час с небольшим он пришел в Ист-Вилледж. Дождь так и не перестал, он только ослаб и поредел. Вначале Ипполит прошел мимо нужного ему тсриф-шопа, не останавливаясь. Уже одно то, что тсриф-шоп оказался на месте, сообщило Ипполиту некоторую энергию. Он прошел по Первой авеню, до самой Хьюстон-стрит и затем повернул обратно. Тсриф-шоп помещался между 6й и 7й улицами и назывался «International food thrift shop». Ипполит нажал на кнопку звонка. Рыжая от времени штора, по всей вероятности бывшая когда-то белой шторой, отодвинулась, в стекле, между ржавых решеток, показалось бледное лицо блондинки средних лет, и внимательные недоверчивые глаза осмотрели Лукьянова. Потом дверь открылась сама. Ипполит вошел внутрь.
Внутри царила полутьма, единственная электрическая лампочка находилась в дальнем углу зала. В полутьме, в запахе еды, расхаживали несколько посетителей. Половина зала была отведена под продукты, самым пахучим продуктом была копченая сельдь, и этот запах сельди наполнял помещение, глубина же зала была занята разнообразной, самой неожиданной одеждой, даже несколько шуб висели под самым потолком, прикрытые пластиком, заметил Ипполит. Цветные польские платки соседствовали с горками вываленных прямо на открытые прилавки конфет, и запах сельди время от времени перебивался встречными потоками воздуха, содержащего ветерок нафталина.
— Казимир Карлович у себя? — спросил Ипполит по-польски блондинку, в молчании ожидающую его инициативы.
Казимир Карлович, — церемонное славянское обращение Лукьянов употребил для того, чтобы пробудить в блондинке доверие к своей персоне.
— Нету, — сказала блондинка и покачала головой, повторив «нету». — Зачем вам Казимир Карлович?
— Я вас очень прошу, скажите ему, что его спрашивает Лукьянов.
Ипполит улыбнулся, и не только для того, чтобы смягчить блондинку и заставить ее пойти далеко, за шубы в пластике, где, как знал Ипполит, существует дверь, ведущая в глубину, в подсобное помещение, где и находится, если он еще жив, Казимир Карлович Пуришкевич, единственный владелец и глава «International food thrift shop incorporation». Ипполит улыбнулся и странной логике разговора, вопросов и ответов.
Блондинка, которую Ипполит про себя назвал «коровой», посмотрела на него тем же недоверчивым взглядом, каким глядела на него, отодвинув штору, пожала плечами и пошла за шубы. Посетители — толстая женщина среднего возраста с девочкой лет восьми и пожилой человек, может быть, возраста Ипполита копались в провизии. Женщина сняла с полки консервную банку с крабами и читала этикетку, может быть, выясняя дату выпуска крабов, а может быть, точный состав соленой водички, в которой покоились крабы. Пожилой мужчина в джинсовой рубашке, широко расстегнутой на волосатой груди, открыл единственный в помещении холодильный шкаф и внимательно вглядывался внутрь.
— Пройдите, — сказала блондинка уже более приветливо, показавшись из-за груд одежды, и кивком пригласила Ипполита приблизиться.
Скинув с головы на плечи желтый капюшон, Ипполит провел по лицу ладонью и пошел, задевая одежду, к блондинке. Отступив в сторону, блондинка пропустила его, на Ипполита пахнуло горячим большим телом, и он, пригнувшись, вошел в неожиданно светлую комнату, резко контрастирующую с хаосом и запущенностью «International food thrift shop». Казимир Пуришкевич уже встал из-за стола и выгибался во весь свой небольшой рост, приветствуя его улыбкой, как бы летевшей навстречу Ипполиту с розового лица, все тот же Казимир, комбинатор и делец, нисколько не постаревший хитрый толстяк Казимир. Гангстер.
— Мистер Лукьянов собственной персоной! Чем обязан? Дорогой гость. Редкий гость. Последний раз, если не ошибаюсь, вы были у меня осенью две тысячи шестого года. Подождите, дайте вспомнить… Да-да, двадцать пятого октября две тысячи шестого года.
Казимир Пуришкевич обладал необыкновенной памятью и был не прочь демонстрировать ее вновь и вновь при всяком удобном случае.
— А мистер Пуришкевич никак не изменился и по-прежнему блистательно лучезарен.
Они подошли друг к другу и, обменявшись вначале рукопожатиями, вдруг неожиданно для самих себя коротко и стеснительно обнялись. Бывшие соседи.
— Как поживаете, дорогой?.. — спросил Пуришкевич, указав Ипполиту на кожаное кресло, стоящее перед его массивным письменным столом. — Сам я, с вашего разрешения, вернусь в свою излюбленную позицию — И Пуришкевич протиснулся за свой стол в высокое кресло, напоминающее кресло дантиста, кожаное сиденье покоилось на никелированном стебле, и лепестки никеля несли на себе там и тут кожаные цветы, в середину с ласковым вздохом опустился Казимир.
— Поживаю плохо, — сказал Ипполит.
— Ну-ну, расскажите, — ласково попросил Пуришкевич, ничуть не смутившись тем, что Ипполит плохо поживает.
— Здесь можно говорить свободно? — Ипполит обвел взглядом светлый кабинет Пуришкевича.
— Если бы было нельзя, я бы уже давно тут не сидел. — Пуришкевич нахально усмехнулся.
— Вы, конечно, знаете о существовании закона 316, пункт «B», ограничивающего продолжительность жизни, Казимир Карлович?
— Разумеется, — пожал плечами Пуришкевич, — но мне только пятьдесят шесть, меня закон пока не беспокоит.
— Мне шестьдесят пять, — сказал Ипполит.
— Уже? — изумился Казимир, впрочем, так и не придав своему лицу сочувствующего выражения. — Я бы никогда не дал вам больше пятидесяти пяти. Я всегда думал, что вы мой ровесник.
— Если бы, — вздохнул Ипполит.
— Это вас и заботит, мистер Лукьянов, как я понимаю? Что думаете делать?
— Прожить как можно дольше, — ответил Лукьянов улыбнувшись, стараясь «сложить» лицо таким образом, чтобы гримаса поместилась ровно посередине между геройским и безразличным выражениями.
— И вы хотите, чтобы я помог вам жить как можно дольше? — Пуришкевич ухмыльнулся. — Чего ради? Я даже не ваш лучший друг.
Ипполит хотел сказать, что годы не оказали никакого воздействия на психологическую структуру Казимира Пуришкевича, что он с таким же удовольствием продолжает играть дешевого гангстера, «ужасно циничного и хладнокровно жестокого», но удержался, резонно рассудив, что Казимир и есть дешевый гангстер с Лоуэр Ист-Сайд.
— Казимир Карлович, мне нужна новая айдентити-кард и оружие. У вас есть связи. Помогите.
— Слушайте, Ипполит. — Казимир Карлович отодвинулся, упершись пухлыми руками в стол, далеко назад вместе со своим зубоврачебным креслом. — Вы появляетесь из ниоткуда через восемь лет после вашего последнего визита и просите у меня айдентити-кард и оружие. Раздобыв вам только первое или только второе, Казимир Пуришкевич рискует влететь в тюрьму на необыкновенно долгий срок до самого того времени, когда уже и к Казимиру Пуришкевичу станет применим закон 316, пункт «B»…
— Демографический закон 316, пункт «C», гласит, что все преступники, содержащиеся под стражей к моменту их шестидесятилетия, подлежат уничтожению, дорогой Казимир, — прервал его Ипполит.
— В самом деле? — Пуришкевич выглядел удивленным. — Я не знал.
— Такому умному человеку, как вы, срок не грозит, Казимир Карлович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60