— Нет, не это. Что хотел, то сказал.
— Ты хотел бы, Петрович, чтобы я всегда оставался холостяком, да? — примирительно пробурчал Кузнецов. — Но, понимаешь, жизнь берет свое. Девчонка напоминает мне молодую Лидию, когда мы только что познакомились. Ну, не устоял.
— Понятно, — сказал генерал армии. — Не понятно, почему ты уступаешь всем ее прихотям, Владимир Георгиевич. Куда вот сейчас ты сломя голову полетишь на дурной машине? А что если вдруг мотор откажет или пилот получит сердечный приступ? Что со страной будет? Ты ж Президент, а не, как они тут называют, «boy-friend», что значит мальчик-друг девочки Лизы…
— Кончай ворчать, старый. Лучше давай с нами…
— Нет уж, мне куда носиться над городами…
Президент проигнорировал ворчание Василенко. Ревнует, конечно, генерал. Теперь, в вертолете, он клял себя за то, что не послушался совета Петровича и полетел.
— Во, какой классный вид, Владимир. Чего это у них тут, лесопарк?
— Централ-парк, — ответил за зеленого Президента Шестопалов, — самая большая концентрация зелени в центре города. Там, видите, есть и пруд, и резервуар пресной воды.
— Классно устроились, — перекрикнула шум мотора Лиза Вернер. — Умеют жить. Владимир, ты не хочешь столицу ближе к югу перенести? А то у нас в Советске почти вечная мерзлота…
— Чего? Что?
— Вечная мерзлота, говорю, у нас… — Поняв, что Президент не слышит и близок к тошноте, Лиза занялась разглядыванием города с высоты птичьего полета. Шестопалов попросил ее расхвалить Кузнецову Дженкинса. Она только не знала, как к этому приступить.
Ночь с 8 на 9 июля 2015 года

Они напились. Лукьянов от усталости и полного бесчувствия, овладевшего им. Лейтенант Тэйлор — от радости. От ощущения могущества. Напившись, они стали выяснять отношения. Выяснились расхождения по ряду проблем. Выяснилось, что лейтенант Тэйлор собирается продолжать начатый Дженкинсом процесс банды О'Руркэ и, присоединив к ним «бульдогов» Дженкинса, дать американцам то, чего они жаждут: широкий заговор против Президента и институций Соединенных Штатов.
— Враги всегда сплачивают нацию, старый Лук.
— Лейтенант, вы забываете, что эти люди дали мне убежище, из-за меня влипли в тяжелую историю, ранены. И теперь вы предлагаете мне осудить старых друзей, заведомо зная, что они не виновны в том, в чем их обвиняют. Служба у Дженкинса не прошла для вас даром, лейтенант.
— У Дженкинса было чему поучиться, Лук. Я не питаю никаких злобных чувств к этим О'Руркэ, и даже черный — вполне бравый малый, но что мы скажем американцам? Что мы ошиблись? Но Дженкинс не ошибается. Не может себе этого позволить. Мы не можем оставить убийство Президента Соединенных Штатов без наказания.
— Но почему они?
— Потому что им не повезло, вот почему, старый Лук. Они оказались в нехорошем месте в неподходящее время. Что ты предлагаешь — отпустить этих и схватить других, не совершавших убийства Президента людей и обвинить их? Мы не можем этого сделать, потому что Дженкинс успел убедить общественное мнение, убедить наших сограждан, что да, виновны они, именно ОНИ. Что это за правосудие, которое один день тычет пальцем в одних виновных, а в другой — в других… Государство не может терять лица… Государственная необходимость…
— Вы заговорили, совсем как Дженкинс…
— И ты заговоришь, как Дженкинс, Лук, ибо это язык государства. Единственно возможный.
— Погодите, давайте разберемся, лейтенант…
— Давай. Начали разбираться. Этих ребят, твоих друзей, как ты говоришь, следует отдать Верховному суду.
— Ну, не друзей, однако они укрыли меня пару раз от ваших людей из Департмента…
— Теперь я твой друг, Лук, навеки, аминь!
— Хорошо, и что, Верховный суд, эти девять, они что, разберутся, что О'Руркэ невиновны?
— За пару дней поймут, что, факт, невиновны. Но ты дашь им указание, чтобы они лишь вынесли приговор, не углубляясь в обстоятельства дела. И эти восемь членов и одна щель, поскольку баба, подчинятся, потому что речь идет о государственном преступлении. Более того, о факте убийства Президента страны. Виновные должны быть выставлены народу на обозрение, осуждены и казнены в десяток дней. Дженкинс уже выставил их народу на обозрение. Мы должны осудить их и наказать.
— Получается, что мы наследники Дженкинса?
— А как же иначе, Лук? Ты даже не наследник Дженкинса, ты Дженкинс, и потому обречен проводить его политику до конца дней твоих. Неужели ты не задумался об этом раньше?
— Не задумался, всего лишь хотел выжить.
— Ну вот, выжил. Теперь за дело.
— Признаюсь, лейтенант, в скитаниях и бегствах последних дней я часто видел во сне мою уютную старую конуру, мои книги, облезлую лисью шкуру на постели. И пылко желал вернуться туда…
— Про это, Лук, забудь. Даже если, к остолбенению всех, Дженкинс заявит, что решил удалиться от дел, ему не дадут сделать этого. На следующий день после официальной отставки под Вас начнут копать, взбунтуются сенаторы и отменят большинством голосов Ваш закон 316, пункт «B». Еще через неделю Вас привлекут к ответственности за злоупотребления, совершенные Вами в качестве Секретаря Департмента Демографии. Всегда найдется тип, который захочет спасти свою шкуру, продав Вашу. Тот же директор «приемника» Вилкинсон расскажет об ужасах «приемника», о массовых отравлениях стариков, о траках, наполненных телами. Умелые манипуляторы возбудят общественное мнение, и ты, старый Лук, окажешься в положении, возможно, худшем, чем до сегодняшнего дня. Так что забудь про прелести конуры. Ты обречен быть Дженкинсом. К тому же и я не дам тебе уйти. Я молод, у меня большие амбиции, и осуществить свои амбиции я могу только с твоей помощью. То есть ты попал, Лук, — понятно тебе? — опять попал в историю… — Тэйлор расхохотался.
— Не вижу ничего смешного, лейтенант…
— Со сверхсерьезной позиции, дело Дженкинса — правое дело. То, что Земля перенаселена, — это общеизвестный факт. То, что следует снизить население до самого минимума, — не оставляет сомнений. То, что все попытки сократить население планеты мирными средствами не увенчались успехом, — ты это знаешь, Лук. Что принудительные методы действенны и что Дженкинсу удалось на треть сократить количество человеческих существ на территории Америки, также не оставляет сомнения. То, что действия Дженкинса крайне непопулярны, — верно, поскольку в каждой семье и даже при отсутствии семьи у многих есть старики. И не все, но многие любят своих стариков. Однако у человечества нет выхода. Или насильственный контроль над народонаселением планеты, или очень скорая гибель от голода, на насыщенной фекалиями человека пустынной пыли, — вот что остается нам от почвы. Дженкинс сформулировал свою демографическую политику жестче и безжалостнее других. В ней любовь к человечеству преобладает над любовью к человеку. Именно поэтому официальное кредо нашего Департмента — фраза: «Пожил — дай пожить другим!» Фразу придумал Дженкинс. Если ты хочешь, Лук, Дженкинс — это пророк Магомет нового времени. Тебе, по воле божественного провидения, привелось стать воплощением пророка.
Лукьянов признался себе, что лейтенант звучит убедительно.
— Однако Добро Дженкинса, защищающее человечество, «защищает» его от Человека. Ужасы «приемника» есть Добро для человечества и Ад для Человека, — возразил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60