На состоявшемся сегодня под моим председательством заседании муниципалитета депутаты горячо одобрили декрет об оказании помощи бедным и поручили мне выразить вашему превосходительству свое восхищение этим замечательным начинанием, вспышка оспы в Лебусане и Фателе, эпидемия гриппа в Порталегре, в Валбоме случаи заболеваний тифоидной горячкой со смертельным исходом, скончалась шестнадцатилетняя Роза К., о лилия моей долины, зачем так рано расцвела, зачем судьбой неумолимой до срока срезана была. Уважаемый г-н редактор, моя собака, нечистокровный фокстерьер, сучка, уже дважды щенилась, но каждый раз она пожирает свое потомство, из всего помета никого спасти не удалось, прошу сказать, что мне делать? Случаи каннибализма у щенных сук объясняются, в большинстве случаев, недостаточным питанием в период вынашивания и вскармливания, основу полноценного рациона должно составлять мясо, необходимы также молоко, хлеб, овощи, если же и в этом случае ваша собака не откажется от своих наклонностей, вам остается лишь убить ее, либо прекратить вязки, либо стерилизовать. Ну-ну, вообразим себе, что женщины, плохо питающиеся во время беременности, а это явление более чем распространенное, какое там мясо, какое молоко, сидят на хлебе с капустой, тоже примутся пожирать своих детенышей, вообразили? убедились, что это невозможно, и теперь нам гораздо проще понять, чем люди отличаются от животных, и этот комментарий принадлежит не главному редактopy, но и не Рикардо Рейсу, который думает совсем о другом, а именно о том, какая кличка больше всего подойдет этой сучке-детоубийце, не назовешь же ее Дианой или Джерри, да и зачем ей теперь имя, что прояснит оно в ее преступлениях или в их мотивах, если все равно суждено ей умереть от хозяйской руки, которая спустит курок или поднесет кусочек мяса с отравой, размышляет Рикардо Рейс и вот наконец находит подходящее имя, образованное от имени Уголино делла Джерардеска, графа и людоеда, пожиравшего детей своих и внуков, о чем есть упоминание в соответствующей главе «Истории гвельфов и гибеллинов», смотри также — Алигьери Данте, «Божественная Комедия», «Ад», песнь тридцать третья, вот пусть и зовется Угол иной мать, пожирающая собственных детей, изверг рода собачьего, существо, столь бесповоротно отрекшееся от своей природы, что нутро у нее не перевернется от жалости к тем беззащитным созданиям, в чью мягкую и нежную плоть вонзает она клыки, к тем, чьи еще хрупкие косточки хрустят под ее резцами, и, стеная, не увидят слепые щенки, что причиной их погибели стала родная мать, О Уго-лина, не убивай меня, я — твое дитя.
Газетный лист, хладнокровно живописующий такие ужасы, падает на колени заснувшего Рикардо Рейса. От внезапно налетевшего ветра дребезжат стекла, дождь хлещет как во дни потопа. По опустелым стогнам Лиссабона бежит упившаяся кровью сука Уголина, обнюхивает пороги домов, воет на площадях и в парках, яростно кусает собственное чрево, откуда совсем уже скоро появится на свет очередной выводок щенков.
* * *
После ночи, когда разверзнись хляби, когда разбушевались стихии — вы не замечали, что эти слова, особенно первые два, на свист божий рождаются попарно и до такой степени подходят к обстоятельствам, что сберегают нам силы, избавляя от необходимости ломать голову над придумыванием новых? — утро вполне могло бы начаться с сияющего в безоблачной лазури солнца и резвящихся в поднебесье голубей. Но нет, не развиднелось, и над городом продолжали носиться чайки, потому что на воду не сесть, а голуби боялись нос высунуть. Идет дождь, но это терпимо, особенно если идешь по улице в плаще и под зонтиком, да и ветер, по сравнению с тем, что творилось на рассвете, чуть поглаживает щеки. Рикардо Рейс вышел из отеля рано, отправился в «Банко Комерсиал» обменять свои английские деньги на толику отечественных, и получил сто десять милрейсов за каждый фунт стерлингов, жаль, что это ассигнации, а не золото, ибо тогда дали бы ему вдвое больше, но даже и так в накладе не остался наш путешественник, который покидает банк с пятью тысячами в кармане: в Португалии это — целое состояние. Улица Комерсио, где он находится, недалеко от Террейро-до-Пасо, буквально в двух шагах, рукой подать, сказали б мы, если бы не боялись обвинений в преувеличении, но Рикардо Рейс не отважится свершить и этот краткий путь: стоя под защитой сводчатых арок галереи, он вглядывается в побуревшую, вспененную, вздутую дождем реку: издали кажется, что высокие волны, в очередной раз вздымаясь, обрушатся на площадь, затопят ее, но это всего лишь обман зрения — они разбиваются о волнолом, теряют силу на покатых ступенях пристани. Ему вспоминается, как сиживал он здесь в былые времена, но так давно стали эти времена былыми, что невольно засомневаешься — да полно, да он ли это был? Я ли это был или кто-то, с тем же, быть может, именем и лицом, но другой? Он чувствует, что озябли промокшие ноги, чувствует, как волна горести захлестывает тело, я не оговорился — тело, а не душу — это ощущение возникает где-то снаружи, он мог бы потрогать его руками, не будь они заняты ненужным зонтом. Видите — человек может отстраниться от мира до такой степени, что станет мишенью для насмешки прохожего, который скажет ему: Зонтик-то вам, сеньор, зачем: здесь над нами не каплет, но, впрочем, эта насмешка беззлобная, и смех так чистосердечен, что Рикардо Рейс и сам улыбается своей рассеянности и, неизвестно почему, бормочет двустишие Жоана де Деуса, затверженное еще в детстве, еще в школе: Под плотным сводом этих арок всю ночь бы мог я простоять.
Раз уж оказался так близко и все равно по пути, он решил убедиться, как соотносится давнее воспоминание об этой площади, отчетливо, будто граверной иглой по меди врезанное в память или воссозданное сию минуту воображением, с тем, что есть в действительности — с прямоугольником, три стороны которого образуют здания, со статуей кого-то августейшего и конного посередине, с триумфальной аркой, невидимой оттуда, где он стоит. Все расплывается и тонет в тумане, очертания и линии утратили отчетливость, словно выцвели — от скверной погоды ли, от того ли, что прошли годы, или это его зрение притупилось с возрастом, это ведь только у памяти глаз остер, как у чайки. Скоро одиннадцать, под сводами галереи становится людно — людно, но не суматошно, ибо несовместимого с торопливостью достоинства исполнены прохожие — мужчины в мягких шляпах, отряхивающие капли дождя с зонтов, а женщин почти не видно, в этот час у чиновников начинается присутствие. Удаляется Рикардо Рейс в сторону улицы Распятия, выдержав натиск продавца лотерейных билетов, навязывающего ему свой товар: номер тысяча триста сорок девять, завтра розыгрыш, и номер не тот, и розыгрыш не завтра, но так уж звучит песнь уличного авгура, штатного прорицателя: Купите, сеньор, купите, чтоб потом пожалеть не пришлось, купите, у меня предчувствие, что вытянете счастливый билетик, и есть в этой навязчивости нечто фатальное и угрожающее. Рикардо Рейс по улице Гарретта выходит на площадь Шиадо, где стоят, прислонясь к постаменту статуи, четверо носильщиков, им и дождь нипочем, тем более, что он еле моросит, а теперь вот и вовсе перестал, шел-шел да и кончился, и за спиной Луиса де Камоэнса возникает, нимбом окружает его голову белое свечение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Газетный лист, хладнокровно живописующий такие ужасы, падает на колени заснувшего Рикардо Рейса. От внезапно налетевшего ветра дребезжат стекла, дождь хлещет как во дни потопа. По опустелым стогнам Лиссабона бежит упившаяся кровью сука Уголина, обнюхивает пороги домов, воет на площадях и в парках, яростно кусает собственное чрево, откуда совсем уже скоро появится на свет очередной выводок щенков.
* * *
После ночи, когда разверзнись хляби, когда разбушевались стихии — вы не замечали, что эти слова, особенно первые два, на свист божий рождаются попарно и до такой степени подходят к обстоятельствам, что сберегают нам силы, избавляя от необходимости ломать голову над придумыванием новых? — утро вполне могло бы начаться с сияющего в безоблачной лазури солнца и резвящихся в поднебесье голубей. Но нет, не развиднелось, и над городом продолжали носиться чайки, потому что на воду не сесть, а голуби боялись нос высунуть. Идет дождь, но это терпимо, особенно если идешь по улице в плаще и под зонтиком, да и ветер, по сравнению с тем, что творилось на рассвете, чуть поглаживает щеки. Рикардо Рейс вышел из отеля рано, отправился в «Банко Комерсиал» обменять свои английские деньги на толику отечественных, и получил сто десять милрейсов за каждый фунт стерлингов, жаль, что это ассигнации, а не золото, ибо тогда дали бы ему вдвое больше, но даже и так в накладе не остался наш путешественник, который покидает банк с пятью тысячами в кармане: в Португалии это — целое состояние. Улица Комерсио, где он находится, недалеко от Террейро-до-Пасо, буквально в двух шагах, рукой подать, сказали б мы, если бы не боялись обвинений в преувеличении, но Рикардо Рейс не отважится свершить и этот краткий путь: стоя под защитой сводчатых арок галереи, он вглядывается в побуревшую, вспененную, вздутую дождем реку: издали кажется, что высокие волны, в очередной раз вздымаясь, обрушатся на площадь, затопят ее, но это всего лишь обман зрения — они разбиваются о волнолом, теряют силу на покатых ступенях пристани. Ему вспоминается, как сиживал он здесь в былые времена, но так давно стали эти времена былыми, что невольно засомневаешься — да полно, да он ли это был? Я ли это был или кто-то, с тем же, быть может, именем и лицом, но другой? Он чувствует, что озябли промокшие ноги, чувствует, как волна горести захлестывает тело, я не оговорился — тело, а не душу — это ощущение возникает где-то снаружи, он мог бы потрогать его руками, не будь они заняты ненужным зонтом. Видите — человек может отстраниться от мира до такой степени, что станет мишенью для насмешки прохожего, который скажет ему: Зонтик-то вам, сеньор, зачем: здесь над нами не каплет, но, впрочем, эта насмешка беззлобная, и смех так чистосердечен, что Рикардо Рейс и сам улыбается своей рассеянности и, неизвестно почему, бормочет двустишие Жоана де Деуса, затверженное еще в детстве, еще в школе: Под плотным сводом этих арок всю ночь бы мог я простоять.
Раз уж оказался так близко и все равно по пути, он решил убедиться, как соотносится давнее воспоминание об этой площади, отчетливо, будто граверной иглой по меди врезанное в память или воссозданное сию минуту воображением, с тем, что есть в действительности — с прямоугольником, три стороны которого образуют здания, со статуей кого-то августейшего и конного посередине, с триумфальной аркой, невидимой оттуда, где он стоит. Все расплывается и тонет в тумане, очертания и линии утратили отчетливость, словно выцвели — от скверной погоды ли, от того ли, что прошли годы, или это его зрение притупилось с возрастом, это ведь только у памяти глаз остер, как у чайки. Скоро одиннадцать, под сводами галереи становится людно — людно, но не суматошно, ибо несовместимого с торопливостью достоинства исполнены прохожие — мужчины в мягких шляпах, отряхивающие капли дождя с зонтов, а женщин почти не видно, в этот час у чиновников начинается присутствие. Удаляется Рикардо Рейс в сторону улицы Распятия, выдержав натиск продавца лотерейных билетов, навязывающего ему свой товар: номер тысяча триста сорок девять, завтра розыгрыш, и номер не тот, и розыгрыш не завтра, но так уж звучит песнь уличного авгура, штатного прорицателя: Купите, сеньор, купите, чтоб потом пожалеть не пришлось, купите, у меня предчувствие, что вытянете счастливый билетик, и есть в этой навязчивости нечто фатальное и угрожающее. Рикардо Рейс по улице Гарретта выходит на площадь Шиадо, где стоят, прислонясь к постаменту статуи, четверо носильщиков, им и дождь нипочем, тем более, что он еле моросит, а теперь вот и вовсе перестал, шел-шел да и кончился, и за спиной Луиса де Камоэнса возникает, нимбом окружает его голову белое свечение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120