А до этого в его биографии было два десятилетия редакторской, переводческой и журналистской работы, без которой Сарамаго не выработал бы, наверно, свой неповторимый стиль и не обрел бы эрудицию, позволяющую его текстам на едином дыхании «окликать» десятки других текстов. Возможно, все это вызывало бы меньше удивления, будь у писателя за спиной добротное классическое образование, высокая культурная традиция. Но нет, Сарамаго, создатель «гиперкулътурных» романов, окончил всего лишь ремесленное училище, где он овладел мастерством автослесаря. Сын безземельных крестьян из Азиньяги, что в провинции Алентежо, он был вынужден пойти в училище, бросив обычную школу, так как это сулило реальный заработок.
Так что 1936 год, впоследствии объявленный им годом смерти Рикардо Рейса, застал будущего писателя учеником техникума. По словам самого Сарамаго, именно тогда он и познакомился со стихами великого португальского поэта Фернандо Пессоа — тогда еще не всеми признанного и не всеми понятого. Для Сарамаго, что бы он ни говорил, этот год должен был таить в себе некое ностальгическое очарование — оно ощущается в романе, несмотря на предгрозовую атмосферу «безумных тридцатых», ведь это был год его ранней юности…
Главный герой «Года смерти Рикардо Рейса», вернувшийся в Лиссабон после долгих лет, проведенных на чужбине, во многом повторяет в романе тот процесс «открытия» Португалии, который когда-то совершил сам Фернандо Пессоа. Ведь тот, кому впоследствии предстояло стать крупнейшим португальским поэтом ХХ века, до семнадцатилетнего возраста жил в Южной Африке, где работал его отчим. Пессоа учился там в ирландском колледже, затем в университете Дурбана, а свои ранние стихи писал по-английски. В 1905 году он сошел на берег в лиссабонском порту как чужак, готовясь обрести свою родину, куда вернулся навсегда.
Литературную деятельность на родине Пессоа начал как критик, публикуя статьи в журнале «Орел», органе португальских символистов — «саудозистов». Близость к символистам впоследствии сменилась другими литературными увлечениями, но на всю жизнь у него осталось восхищение Бодлером, и в художественный мир Пессоа прочно вошли чуть видоизмененные бодлеровские символы — «бытие — море» и «корабль — душа».
В 1915 году Пессоа вместе с группой молодых поэтов-модернистов выпускает журнал «Орфей», ставший событием в истории португальской литературы. Авторы «Орфея» призывали к ниспровержению «саудозистов», ратовали за обновление структуры стиха. Лиссабонские новаторы всяческими способами бросали вызов добропорядочным обывателям… Однако реальная жизнь Пессоа была намного печальнее и прозаичнее, чем можно судить по стихам и манифестам «Орфея». Скромный, одинокий, болезненный поэт никогда не имел постоянного дома, работал переводчиком в торговых фирмах, часто нуждался, страдал от неуверенности в своих силах. Одиннадцать лет длился его единственный и безысходный роман с Офелией де Кейрош. Этот «роман в письмах» стал доступен потомкам, когда переписка Пессоа была опубликована после смерти поэта. Стихи Пессоа в те годы лишь время от времени печатались в журналах.
Наконец, в 1921 году Пессоа удается открыть свое издательство «Олисипо», где увидели свет его стихи, написанные по-английски — три цикла «Английские стихи» и поэма «Антиной». В изящных сонетах нашли свое отражение характерные для философской лирики Пессоа темы: непостижимость чужой души, бессилие слов, напряженные поиски высшего смысла бытия — и низкая «маета» будничных забот.
Пессоа по праву принадлежит слава создателя «лингвистической модели» современного португальского поэтического языка. Поэт-новатор, он то экспериментировал со стихотворной формой, то возвращал блеск и музыкальность традиционным жанрам. Созданные им неологизмы обрели статус литературной нормы.
Сложность творчества поэта-билингва усугублялась еще и тем, что Пессоа создал целую галерею своих двойников-гетеронимов, наделив каждого из них оригинальной биографией и эстетической платформой. В отличие от самого Пессоа, предпочитавшего использовать в своем творчестве традиционную португальскую метрику, его гетеронимы осваивают самые разнообразные возможности стиха. Учитель и поэт Алберто Каэйро умел видеть гармонию там, где, казалось бы, она недоступна его создателю Пессоа: мир его хорош даже своим несовершенством. Возможно, поэтому Пессоа и «убивает» его в 1915 году: все труднее и труднее становится смотреть на вещи именно так. Воспевающий античность Рикардо Рейс — врач по специальности — напротив, ни на миг не забывает о бренности этой гармонии и призывает видеть в каждом мгновении величайший дар. Еще один гетероним — инженер и поэт Алваро де Кампос, эволюция творчества которого отчасти напоминает творческий путь самого Пессоа. Это ярче всего проявилось в стихотворении «Табачная лавка», где поэт виртуозно разыгрывает драму с участием одного актера — самого себя. Он создает образ «человека с мансарды», мечтателя, который разрывается между жаждой воплощения своего таланта и трагическим сознанием тщеты своих усилий. Смена масок, контрапункт «высокой» и «низкой» действительности служит своеобразными аргументами в нескончаемом споре о том, что ужаснее — существование без идеала или жизнь с неосуществимым идеалом. Может быть, это ощущение родства Алваро де Кампоса с Фернандо Пессоа и становится причиной подспудной ревности, во всяком случае холодности, в немногословных отзывах Рейса о нем в романе Сарамаго. Да и сам Пессоа в разговорах с Рейсом упоминает здесь другого гетеронима без особой теплоты… Это — в романе, а в своей реальной творческой жизни Пессоа любил «сталкивать лбами» свои создания, заставляя их спорить.
Сборники стихов гетеронимов увидели свет лишь после смерти поэта в сороковые годы, а незаконченный роман-эссе «Книга тревог», подписанный именем еще одного гетеронима — Бернардо Соареса — только в 1982. В нем Пессоа развивает свою излюбленную мысль, отчасти проливающую свет на его тягу к литературным мистификациям: нельзя художнику «сводить себя к пределам своего „Я“, человеческая личность многогранна, важно суметь высветить разные ее грани. Самому Пессоа это удалось. Целостность его таланта, сотканного из противоречий, оценили потомки, в том числе и Жозе Сарамаго, на новом уровне воссоздавший проблему отношений гетеронима с создателем.
Само заглавие романа — «Год смерти Рикардо Рейса» — задает определенное ракурс освещения грядущих в нем событий: когда на первых страницах романа Рикардо Рейс сходит на пристань в лиссабонском порту, мы уже знаем, что время его жизни жестко ограничено. Поэтому, хотя сам Рейс ведет себя как человек, который не знает об этом, для нас каждый его шаг, жест и слово приобретают особый смысл и трагическое значение, особую ценность и вес — это последние стихи, последние встречи, последние открытия. Любой поступок героя обретает статус экзистенциального выбора. Поневоле присутствует и еще один аспект восприятия событий, почти детективный и жутковатый, хотя и весьма увлекательный. Мы гадаем, как именно, от чего погибнет Рикардо Рейс? Играя с читателем, Сарамаго делает множество тонких обманных ходов. Он вводит в повествование и «готический» мотив преследования Маски Смерти на карнавале, и наделяет героя тяжелой болезнью… Рейс может быть задавлен толпой на митингах, шествиях, паломничествах… Наконец, существует весьма вероятный шанс для героя без вести пропасть в подвалах тайной полиции, которая инстинктивно, но весьма отчетливо чувствует непохожесть «чужака» Рейса на благонадежных граждан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Так что 1936 год, впоследствии объявленный им годом смерти Рикардо Рейса, застал будущего писателя учеником техникума. По словам самого Сарамаго, именно тогда он и познакомился со стихами великого португальского поэта Фернандо Пессоа — тогда еще не всеми признанного и не всеми понятого. Для Сарамаго, что бы он ни говорил, этот год должен был таить в себе некое ностальгическое очарование — оно ощущается в романе, несмотря на предгрозовую атмосферу «безумных тридцатых», ведь это был год его ранней юности…
Главный герой «Года смерти Рикардо Рейса», вернувшийся в Лиссабон после долгих лет, проведенных на чужбине, во многом повторяет в романе тот процесс «открытия» Португалии, который когда-то совершил сам Фернандо Пессоа. Ведь тот, кому впоследствии предстояло стать крупнейшим португальским поэтом ХХ века, до семнадцатилетнего возраста жил в Южной Африке, где работал его отчим. Пессоа учился там в ирландском колледже, затем в университете Дурбана, а свои ранние стихи писал по-английски. В 1905 году он сошел на берег в лиссабонском порту как чужак, готовясь обрести свою родину, куда вернулся навсегда.
Литературную деятельность на родине Пессоа начал как критик, публикуя статьи в журнале «Орел», органе португальских символистов — «саудозистов». Близость к символистам впоследствии сменилась другими литературными увлечениями, но на всю жизнь у него осталось восхищение Бодлером, и в художественный мир Пессоа прочно вошли чуть видоизмененные бодлеровские символы — «бытие — море» и «корабль — душа».
В 1915 году Пессоа вместе с группой молодых поэтов-модернистов выпускает журнал «Орфей», ставший событием в истории португальской литературы. Авторы «Орфея» призывали к ниспровержению «саудозистов», ратовали за обновление структуры стиха. Лиссабонские новаторы всяческими способами бросали вызов добропорядочным обывателям… Однако реальная жизнь Пессоа была намного печальнее и прозаичнее, чем можно судить по стихам и манифестам «Орфея». Скромный, одинокий, болезненный поэт никогда не имел постоянного дома, работал переводчиком в торговых фирмах, часто нуждался, страдал от неуверенности в своих силах. Одиннадцать лет длился его единственный и безысходный роман с Офелией де Кейрош. Этот «роман в письмах» стал доступен потомкам, когда переписка Пессоа была опубликована после смерти поэта. Стихи Пессоа в те годы лишь время от времени печатались в журналах.
Наконец, в 1921 году Пессоа удается открыть свое издательство «Олисипо», где увидели свет его стихи, написанные по-английски — три цикла «Английские стихи» и поэма «Антиной». В изящных сонетах нашли свое отражение характерные для философской лирики Пессоа темы: непостижимость чужой души, бессилие слов, напряженные поиски высшего смысла бытия — и низкая «маета» будничных забот.
Пессоа по праву принадлежит слава создателя «лингвистической модели» современного португальского поэтического языка. Поэт-новатор, он то экспериментировал со стихотворной формой, то возвращал блеск и музыкальность традиционным жанрам. Созданные им неологизмы обрели статус литературной нормы.
Сложность творчества поэта-билингва усугублялась еще и тем, что Пессоа создал целую галерею своих двойников-гетеронимов, наделив каждого из них оригинальной биографией и эстетической платформой. В отличие от самого Пессоа, предпочитавшего использовать в своем творчестве традиционную португальскую метрику, его гетеронимы осваивают самые разнообразные возможности стиха. Учитель и поэт Алберто Каэйро умел видеть гармонию там, где, казалось бы, она недоступна его создателю Пессоа: мир его хорош даже своим несовершенством. Возможно, поэтому Пессоа и «убивает» его в 1915 году: все труднее и труднее становится смотреть на вещи именно так. Воспевающий античность Рикардо Рейс — врач по специальности — напротив, ни на миг не забывает о бренности этой гармонии и призывает видеть в каждом мгновении величайший дар. Еще один гетероним — инженер и поэт Алваро де Кампос, эволюция творчества которого отчасти напоминает творческий путь самого Пессоа. Это ярче всего проявилось в стихотворении «Табачная лавка», где поэт виртуозно разыгрывает драму с участием одного актера — самого себя. Он создает образ «человека с мансарды», мечтателя, который разрывается между жаждой воплощения своего таланта и трагическим сознанием тщеты своих усилий. Смена масок, контрапункт «высокой» и «низкой» действительности служит своеобразными аргументами в нескончаемом споре о том, что ужаснее — существование без идеала или жизнь с неосуществимым идеалом. Может быть, это ощущение родства Алваро де Кампоса с Фернандо Пессоа и становится причиной подспудной ревности, во всяком случае холодности, в немногословных отзывах Рейса о нем в романе Сарамаго. Да и сам Пессоа в разговорах с Рейсом упоминает здесь другого гетеронима без особой теплоты… Это — в романе, а в своей реальной творческой жизни Пессоа любил «сталкивать лбами» свои создания, заставляя их спорить.
Сборники стихов гетеронимов увидели свет лишь после смерти поэта в сороковые годы, а незаконченный роман-эссе «Книга тревог», подписанный именем еще одного гетеронима — Бернардо Соареса — только в 1982. В нем Пессоа развивает свою излюбленную мысль, отчасти проливающую свет на его тягу к литературным мистификациям: нельзя художнику «сводить себя к пределам своего „Я“, человеческая личность многогранна, важно суметь высветить разные ее грани. Самому Пессоа это удалось. Целостность его таланта, сотканного из противоречий, оценили потомки, в том числе и Жозе Сарамаго, на новом уровне воссоздавший проблему отношений гетеронима с создателем.
Само заглавие романа — «Год смерти Рикардо Рейса» — задает определенное ракурс освещения грядущих в нем событий: когда на первых страницах романа Рикардо Рейс сходит на пристань в лиссабонском порту, мы уже знаем, что время его жизни жестко ограничено. Поэтому, хотя сам Рейс ведет себя как человек, который не знает об этом, для нас каждый его шаг, жест и слово приобретают особый смысл и трагическое значение, особую ценность и вес — это последние стихи, последние встречи, последние открытия. Любой поступок героя обретает статус экзистенциального выбора. Поневоле присутствует и еще один аспект восприятия событий, почти детективный и жутковатый, хотя и весьма увлекательный. Мы гадаем, как именно, от чего погибнет Рикардо Рейс? Играя с читателем, Сарамаго делает множество тонких обманных ходов. Он вводит в повествование и «готический» мотив преследования Маски Смерти на карнавале, и наделяет героя тяжелой болезнью… Рейс может быть задавлен толпой на митингах, шествиях, паломничествах… Наконец, существует весьма вероятный шанс для героя без вести пропасть в подвалах тайной полиции, которая инстинктивно, но весьма отчетливо чувствует непохожесть «чужака» Рейса на благонадежных граждан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120