Вот и Лидия, легко и изящно исполнив свою партию, всей душой проникается той озабоченностью, которую вызывают у Рикардо Рейса дурные вести с театра военных действий, но — в меру собственного разумения, совпадающего у нее, как нам известно, с мнением брата Даниэла. И, услышав по радио сообщения о том, что Бадахос бомбят и обстреливают из орудий, немедленно ударяется она в слезы, горькие, как у Магдалины, что несколько странно, если вспомнить, что сроду не бывала она в Бадахосе, что нет у нее там ни родни, ни имущества, которым бомбы могли причинить ущерб. Что ты плачешь, Лидия, спросил Рикардо Рейс, а она не знала, что на это следовало бы ответить, должно быть, это то самое, о чем рассказывал ей Даниэл, а уж откуда он знает, какие у него источники информации — Бог весть, но нетрудно догадаться, что на «Афонсо де Албукерке» много говорят о войне в Испании, и моряки, скатывая палубу и драя медяшку, передают друг другу вести, причем они, как правило, оказываются не такими скверными, как в газетах или по радио, а еще хуже. Впрочем, вероятно все же, что только в кубрике «Афонсо де Албукерке» не верят в полной мере обещанию генерала Молы, входящего в квадрильо матадора Франко и заявившего, что еще в этом месяце он выступит по мадридскому радио, тогда как другой генерал, Кейпо де Льяно, сообщает, что республиканское правительство приблизилось к началу своего конца, мятежу не исполнилось еще и трех недель, а кто-то уже провидит его завершение. Брехня все это, отвечает моряк Даниэл. Но Рикардо Рейс, который с неловкой нежностью помогает Лидии осушить слезы, одновременно пытается ввести ее в круг собственных представлений и убеждений, пересказывая читанное и слышанное: Ты вот плачешь по Бадахосу, а того не знаешь, что коммунисты отрезали по одному уху у ста десяти предпринимателей, а потом обесчестили их жен, то есть подвергли насилию этих несчастных. Вам-то это откуда известно? В газете прочел, а, кроме того, один журналист, по имени Томе Виейра, он, кстати, еще и книги пишет, сообщил, что престарелому священнику большевики выдавили глаза, а потом облили его бензином и сожгли заживо. Я не верю. В газете было, своими глазами видел. Я не в ваших словах, сеньор доктор, сомневаюсь, а просто брат мне говорил — не всему, что в газетах пишут, можно верить. Я не могу отправиться в Испанию своими глазами посмотреть, что там творится, и должен верить, что мне говорят правду, газета, солгав, совершит тягчайший грех. Сеньор доктор, вы — человек ученый, я же — почти неграмотная, но все же одну вещь накрепко усвоила: правд на свете много, и они борются друг с другом, а покуда не вступят в борьбу, нельзя будет узнать, какая из них — неправда. Ну, а если сообщение о том, что престарелого священника ослепили, а потом облили бензином и сожгли заживо — правда? Тогда это ужасная правда, но вот мой брат говорит, что если бы церковь стала на сторону бедняков и помогла бы им на этом свете, те же самые бедняки жизнь бы свою отдали за нее, за то, чтобы она не пребывала в аду, как сейчас. А если они отрезают людям уши и насилуют женщин? Тогда это еще одна ужасная правда, но вот мой брат говорит, что пока бедняки страдают на этой земле, богатые блаженствуют, как на небесах. Ты отвечаешь мне словами своего брата. А вы ссылаетесь на газеты. Ну да. А ведь сейчас в Фуншале и в других местах Мадейры произошли беспорядки, так сказать, народные выступления — люди захватили маслозаводы, есть убитые и раненые, и дело, должно быть, серьезное, потому что туда послали два военных корабля, и самолеты, и стрелковый батальон с пулеметами, и как бы не вышло из всего этого гражданской войны на португальский манер. Рикардо Рейс не вполне понял истинные причины беспорядков, но они, причины эти, должны были бы сильно удивить нас, нас и его, черпающего сведения только из газет. Он включает приемник «Пилот» в корпусе, отделанном под мрамор, быть может, больше веры будет словам произнесенным, жаль только, нельзя увидеть лицо произносящего их, ибо по легкому подергиванию щеки, по сомневающемуся выражению глаз, легко и просто определить, правду он говорит или нет, и поскорей бы додумался человеческий гений до того, чтобы у нас в доме, перед каждым из нас возникало лицо человека, который обращается к нам, вот тогда бы научились мы наконец отличать правду от лжи, вот тогда и настанет наконец время справедливости, и придет к нам наше царствие. Итак, Рикардо Рейс включил «Пилот», стрелочка шкалы уперлась в радиостанцию «Португальский Клуб», и, ожидая, когда нагреются лампы, он прижимает усталый лоб к приемнику, откуда исходит чуть пьянящее тепло, и отвлекается на это ощущение, пока не спохватывается, что звук выключен, и резко откручивает регулятор громкости — поначалу не слышно ничего, кроме подвывания и треска, это просто пауза, так совпало, и сразу взрывается эфир музыкой и пением, передают гимн Фаланги на радость и утешение избранным членам испанской диаспоры, обретающейся в «Эсторисе» и «Брагансе», и в этот час в казино завершается последний прогон «Серебряной ночи», представляемой Эрико Брагой, в гостиной отеля постояльцы недоверчиво смотрят в позеленевшее зеркало, а тем временем дикторша зачитывает телеграмму от бывших португальских воинов, ветеранов третьего батальона Иностранного легиона, которые шлют боевой привет былым товарищам по оружию, ныне осаждающим Бадахос, и мороз по коже от воинственных выражений, от готовности стеной встать на защиту западной цивилизации и христианства, от фронтового братства, от воспоминаний о прошлых подвигах, от надежды на светлое будущее двух иберийских держав, неразрывно спаянных национальной идеей. Выслушав последнее сообщение выпуска: В Альхесирасе высадились три тысячи марокканских солдат, Рикардо Рейс выключает приемник, ложится на кровать поверх одеяла, придя в отчаяние от сознания своего одиночества, нет, он не думает о Марсенде, он вспоминает Лидию, поскольку та — ближе, можно сказать, под рукой, сказать можно, но сделать ничего нельзя, в доме нет телефона, а и был бы — немыслимо же, скандально позвонить в отель и сказать: Добрый вечер, сеньор Сальвадор, это доктор Рейс, помните такого? давненько не слышал ваш голос, а недели, проведенные в вашем отеле, были самыми счастливыми в моей жизни, нет-нет, номер мне не нужен, я хотел бы поговорить с Лидией, или передайте, чтоб зашла ко мне, да, она знает, прекрасно, будет очень любезно с вашей стороны, если вы отрядите ее ко мне на час-другой, а то мне очень одиноко, да нет, ну что вы, вовсе не для этого, говорю же — мне очень одиноко. Он поднимается, собирает газетные листы, раскиданные по всей комнате, по полу и по кровати, скользит глазами по объявлениям о различных, как принято говорить, зрелищных мероприятиях, однако воображение не находит себе стимула, иногда хочется быть слепым, глухим, немым, то есть в три раза перекрыть норму увечности, о которой давеча толковал Фернандо Пессоа, уверяя, что каждый из нас — калека, но тут среди прочих сообщений из Испании натыкается на фотографию, ранее не замеченную: на башнях танков генерала Франко намалевано изображение Святого Сердца Иисусова, и если уж пошли в ход такие опознавательные знаки, можно не сомневаться, что это война на уничтожение. Тут он вспоминает, что Лидия — беременна, ребенка ждет, мальчика, как сама она всякий раз уточняет, и мальчик, когда вырастет, пойдет на войну, которая пока еще только готовится, ибо на нынешнюю не поспеет, но, повторяю, завариваются новые каши, и уж какую-нибудь ему придется расхлебывать, и если прикинуть, сколько же будет ему лет, когда пойдет он на войну, двадцать три, двадцать четыре, и что же за война разразится в тысяча девятьсот шестьдесят первом, и где она будет, и за что, и на каких пустынных равнинах, и глазами воображения, правда, не своего, видит Рикардо Рейс, как на траве расстеленной он лежит расстрелянный, смуглый и бледный, как его отец, мамин и только мамин сын , потому что отец его своим не признает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120