Он распахнул окно, на улице стояли испуганные люди, какая-то женщина с криком: Это революция! — пустилась бегом вверх по склону, по направлению к саду. Рикардо Рейс торопливо натянул пиджак, хорошо, что не стал раздеваться, как знал, соседи уже высыпали на лестницу кто в чем, и тут увидели врача, врач все знает: Есть раненые? — спрашивали они в тревоге, рассудив, что если так торопится, значит, срочно вызвали. И пошли следом, запахивая халаты, в подъезде остановились, застеснявшись, только шеи вытянули. В скверике было уже довольно много народу: жить в этом квартале — знак некоего отличия, нет в Лиссабоне места лучше для наблюдения за тем, как входят и уходят корабли. И выяснилось тотчас, что это не военные корабли обстреливают город, а из форта Алмада батареи береговой обороны бьют по кораблям. По одному из этих кораблей. Рикардо Рейс спросил: Что это за корабль? — и ему повезло, напал на человека знающего, ответившего ему: «Афонсо де Албукерке». Ах, вот как, там, значит, и служит брат Лидии, матрос Даниэл, которого он никогда не видел, и ему захотелось представить себе его лицо, и перед глазами возникло лицо Лидии, а она в эту минуту тоже подошла к окну в отеле «Браганса» или, не снимая фартучка и наколки, выскочила на улицу, бегом пересекла Каис-до-Содре и стоит теперь на пристани, может быть, плачет, а, может быть, глаза ее сухи, щеки рдеют, и внезапно вырывается из груди крик, потому что «Афонсо де Албукерке» накрыли залпом и сейчас же — вторым, хлопает в ладоши кое-кто из стоящих в скверике, где сейчас появились оба старика, как это легкие их выдержали такую нагрузку, как сумели они добраться сюда так скоро, живут-то они в глубине квартала, но, конечно, оба скорей бы померли, чем пропустили такое зрелище, хотя, чтобы не пропустить такое зрелище, пришлось бы и помереть. Все это похоже на сон. «Афонсо де Албукерке» движется медленно, должно быть, снаряды повредили ему какой-нибудь жизненно важный орган — машинное отделение или руль. Пушки форта Алмада продолжают вести огонь, «Афонсо де Албукерке», кажется, отвечает, но наверное сказать нельзя. Откуда-то из этой части города доносятся орудийные залпы — более мощные и с большими интервалами. Это — с форта Алто-до-Дуке, произносит кто-то сведущий, теперь им конец, не выберутся. В эту минуту начинает двигаться еще один корабль — это эсминец «Дан», ясное дело, кому ж еще — прячась за дымом из собственных труб и держась вдоль южного берега, чтобы избегнуть огня с форта Алмада, ага, если его избежит, то от Алто-до-Дуке не скроется, снаряды рвутся в воде, недолет, а вот и накрыли, прямое попадание, на мачте «Дана» — белый флаг, сдаются, но обстрел продолжается, корабль идет с сильным креном на левый борт, вывешивая более пространные сигналы о капитуляции в виде простынь — или это саваны? — конец, «Бартоломеу Диас» не успел даже сняться с якоря. Девять пополуночи, сто минут минуло с того, как все это началось, утренняя дымка уже рассеялась, освобожденно сияет солнце, сейчас начнется охота на тех моряков, кто попрыгал в воду. С этой смотровой площадки смотреть больше не на что. Еще появляются припозднившиеся зрители, ветераны рассказывают им, как было дело, Рикардо Рейс садится на скамейку, а чуть погодя к нему подсаживаются и двое стариков, которые, само собой разумеется и без слов понятно, желают завести беседу, но сеньор доктор не отвечает, а сидит с опущенной головой, словно это он хотел выйти в море, а попался в сети. Покуда взрослые разговаривают — все менее и менее оживленно — мальчишки принимаются играть в чехарду, девочки — распевать: Не плыви в море, Тоньо, там потонешь, Тоньо, ай, Тоньо-Тоньо, бедолага Тоньо, и, хотя брата Лидии зовут иначе, по части бедолажества разница невелика. Рикардо Рейс поднимается со скамейки, жестокосердые старики уже не обращают на него внимания, зато проходящая мимо женщина жалостливо обронила: Бедненькие, явно имея в виду моряков, но для него это доброе слово было как ласковое прикосновение — будто его нежно погладили по волосам — с чем он и вошел к себе в дом, растянулся на незастеленой постели, прикрыл глаза рукой, чтобы поплакать без помехи и всласть, глупые слезы, что ему до этого морского мятежа, мудр тот, кто довольствуется созерцанием жизни, тысячу раз повторял он себе эту формулу, какое значение имеет восстание для того, кому безразлично, что один победил, а другой проиграл. Рикардо Рейс встает, завязывает галстук, направляется к выходу, но, проведя рукой по лицу, чувствует отросшую щетину, нет необходимости смотреться в зеркало, чтобы удостовериться — в таком виде он себе не понравится: лицо цвета соли с перцем, седые волосы лоснятся, возвещая близкую старость. Кости уже брошены на стол, карта побита козырным тузом, как ни спеши, все равно не успеешь спасти отца от петли, все эти речения помогают смертным сносить решения судьбы, а раз так, то идет Рикардо Рейс мыться и бриться, внимательно следит за тем, как скользит лезвие по коже, он обычный человек, простой человек и во время бритья думает только о том, что надо будет отточить и направить бритву — кажется, зазубрилась. В половине двенадцатого он вышел из дому, направляясь в отель «Браганса», ничего странного в том, что давний постоялец, обретший в нем приют не на одну ночь, а на целых три месяца, неудивительно, говорю, что постоялец, которого так славно обслуживала одна из горничных, брат которой участвовал в мятеже, о чем он, кстати, от нее же и узнал: Ах, сеньор доктор, у меня брат матрос, плавает на «Афонсо де Албукерке», так вот, вполне естественно, что постоялец этот зайдет справиться, разузнать о ней: Бедняжка, каково ей пришлось, есть люди, отроду несчастные.
Шмель над дверью прогудел хрипло или просто запомнился другой звук. Паж поднимает над головой погасший шар, а, между прочим, во Франции тоже были такие пажи, он просто не успеет узнать, откуда этот явился, на все времени не хватит. На площадке лестницы возник Пимента — собирается спуститься, думая, что вошел постоялец с багажом, и стоит в ожидании, еще не узнал, а может, и забыл, столько лиц мелькает перед гостиничным коридорным, да и контражур опять же, в таких случаях всегда следует принимать в расчет контражур, однако вошедший, хоть и идет с опущенной головой, уже так близко, что исчезают последние сомнения: А-а, да это сеньор доктор Рейс, как поживаете, сеньор доктор. Здравствуйте, Пимента, скажите, эта горничная, как, бишь, ее, а! Лидия, она здесь? Нет, сеньор доктор, нет ее, ушла и по сию пору не возвращалась, брат ее, кажется, замешан в мятеже, и не успел еще Пимента произнести последнее слово, как появился на площадке управляющий Сальвадор, и все началось сначала: Ах, сеньор доктор, как я рад вас видеть, Пимента же произнес то, что и без него было известно: Сеньор доктор желал видеть Лидию. Ах, Лидию, но Лидии нет, может быть, я могу быть вам чем-то полезен? Да нет, я хотел всего лишь узнать, что там с ее братом, она говорила, что он служит на флоте, вот я и пришел помочь, как врач. Понимаю, понимаю, сеньор доктор, но Лидии нет, ушла, как только стрельба началась, и до сих пор не вернулась, говорит Сальвадор с улыбкой, он всегда улыбается, предоставляя требуемые сведения, потому что он — заявляем в очередной и последний раз — хороший управляющий, даже если есть причины для недовольства бывшим постояльцем, который завел шашни с горничной, завел, да и продолжает с ней путаться, а теперь вот, пожалуйста вам, является с невинным видом, но если думает меня обмануть, сильно обманывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120