Иранские студенты захватили американское посольство? Докатились, идиоты! Врезать им надо! Мотив «врезать» обычно доминирует. Врезать Советскому Союзу, врезать арабам, врезать неграм, врезать иранским муллам, врезать террористам. Врезать — и дело с концом. А то развели сопливую болтовню, смотреть стыдно! Хотя мы знаем, что Запад неоднороден, мы говорим о нем как о едином существе. Запад слаб, Западу это не по зубам, Запад докатился, Запад свихнулся, Запад зажрался, Запад капитулирует, Запад не способен, — без таких выражений не обходится ни один разговор.
И, несмотря на это, мы не перестаём восхищаться Западом и только на него возлагаем надежды. «Запад, — говорит Нытик, — это сила! Они тут наверняка что-нибудь выдумают и дадут нам (имеется в виду Москва) по морде!» — «Запад ещё скажет своё „нет!“, — орёт Энтузиаст. — Он ещё покажет нам, как по-настоящему социализм строить надо!»
Допрос
Сегодня меня просят рассказать, что мне известно о подготовке советской агентуры для работы на Западе. Я рассказываю о специальных школах для западных коммунистов, террористов, лефтистов, пацифистов и прочей нечисти. Говорю о том, что незадолго до моего отъезда Вдохновитель вскользь упомянул о возможности покушения на одного видного политического деятеля. Мои допрашиватели никак не прореагировали на это. Любопытно, шлёпнут этого политика или нет? Допрашиватели слегка оживились лишь тогда, когда я начал рассказывать об особой диверсионной группе, в которой агенты обучаются методам дезорганизации западной банковской системы. Допрос прервали. Пригласили ещё какую-то персону. Попросили меня повторить сказанное. Деньги, само собой разумеется, важнее жизни какого-то политика.
Как организована в Москве подготовка агентов для работы на Западе, сказал я в заключение, это надо изучать здесь, на месте работы этих агентов. Все то, что происходит в секретных учреждениях в Москве, так или иначе отражается здесь.
Путь к дому
Солдаты особого десантного батальона подплыли к мосту и болтали с девчонками. Солдаты и девчонки всегда и везде одинаковы в мирное время, но оказываются качественно различными, когда начинаются войны. Неплохо бы выпить. Но я гоню эту мечту прочь: нет денег. А копеечное пособие я должен получить лишь послезавтра. Завтра — голодный в полном смысле этого слова день. Надо будет позвонить Писателю, авось покормит. Надо будет начать рассказывать ему какие-нибудь сказки о советской жизни, чтобы я приобрёл для него практическую ценность. Странно, давно ли человек покинул Союз, а уже все позабыл. И факты советской жизни воспринимает как иностранец. Затем мысли мои перескакивают на сегодняшний допрос. Я чувствую, что допрашивающие никак не могут составить обо мне твёрдое мнение. Почему? Как профессионал, я знаю, что неопределённость, текучесть, изменчивость, многомысленность всего есть особенность советского общества. Оно состоит из желеобразных единиц и в целом есть нечто желеобразное. Это — общество хамелеонов, само в целом являющееся гигантским хамелеоном. Нечто устойчивое и определённое гомосос находит в своём социальном окружении и в стечении обстоятельств. Я — загадка не только для допрашивающих меня, но и для самого себя. Загадка в данный момент неразрешимая, ибо разгадка её лежит в той совокупности событий, которые произойдут с течением времени. Я есть лишь возможность, но с широким диапазоном. Соревнуйтесь, товарищи и господа! Кто я — зависит прежде всего от вас самих.
Сравнение нас с хамелеонами удобно для успокоения советологов, но все-таки поверхностно. В нас все же есть устойчивая основа — наша историческая мания. И обратите внимание: ничто не является таким прочным в истории, как то, что не имеет внутренних основ, — мифы, религии, предрассудки...
О терроре
«Большевики были против индивидуального террора, — говорил Вдохновитель. — А почему? Потому что террор уже имел место и уже сделал своё дело: разрыхлил царский режим, подготовил массы людей к массовому террору. Когда речь идёт о социальной революции, без индивидуального террора не обойдёшься. Технически социальный переворот и начинается с устранения личностей определённого рода. После переворота на Западе мы сами прекратим индивидуальный террор и уничтожим террористов. И устроим там свой, массовый террор. Революция, технически говоря, и есть превращение индивидуального противозаконного террора в узаконенный массовый».
Когда я вспоминаю такие разговорчики Вдохновителя, меня посещают радужные идеи насчёт развития терроризма в Советском Союзе. Например, послать бы пару квалифицированных специалистов из «Красных бригад» в Москву, они бы быстро наладили там подготовку террористов на европейском уровне. Не успел, однако, я додумать эту идею до конца, как почувствовал на расстоянии гомерический хохот Вдохновителя. «Вы там глупеете не по дням, а по часам, — прохрипел он, задыхаясь от смеха. — Ты позабыл, где эти специалисты для „Красных бригад“ и прочих организаций такого рода готовятся?! Да таких специалистов у нас самих пруд пруди. Только они нам без надобности у себя дома. Знаешь, сколько важных персон у нас погибает ежедневно только от пьянства и обжорства? К чему нам ещё террористы?! Возьмём крайний случай: покушение на Брежнева. В него можно всадить хоть сотню пуль, ничего этим все равно не добьёшься. Если нужно, с него сдерут шкуру, натянут на примитивнейшего робота, и тот будет ещё лучше прежнего Брежнева исполнять его функции. А о покушении так никто и не узнает. Как будто его вообще не было.
Госпожа Анти
Позвонила госпожа Анти и предложила встретиться в кафе в десяти минутах ходьбы от Пансиона. Я согласился, надеясь на то, что она угостит меня хотя бы чаем или кофе.
Внешне госпожа Анти оказалась очень похожей на известную в Москве борциху (борциха — женский вариант борца) против антикоммунизма. По убеждениям же она оказалась её противоположностью — борцихой против коммунизма. Явление поразительное: каждый советский прохвост имеет своего негативного двойника на Западе. Как и тот важный человечек, она начала меня поучать. Некоторое время я терпел. А потом сказал ей, что к такому обращению не привык, что даже в КГБ со мной беседовали с большим уважением, и попросил её «заткнуться». Она заорала, что ей теперь ясна моя сущность (никогда раньше не предполагал, что у меня есть некая сущность!), что я — агент Москвы. Я попросил её сообщить об этом тем, кто меня допрашивает, ибо доверчивые чиновники из разведывательных служб не верят в то, что я — агент КГБ. И от себя она может добавить, что я прибыл сюда не столько для установления коммунизма, который я не люблю (ибо испытал на собственной шкуре), сколько для разрушения капитализма, который я хотел бы испытать, но не на своей, а на чужой шкуре. Она ничего не поняла и пообещала разоблачить меня в прессе. Хотя чай заманчиво дымился на столике, я молча покинул госпожу Анти, дав себе слово никогда с подлинными антикоммунистами дела не иметь. Они отличаются от подлинных коммунистов только обратным знаком своей злобности и глупости. До полуночи бродил по безлюдным улицам чистенького города. Временами вспоминал предупреждения моих бывших соотечественников, что на Западе вечером выходить на улицу опасно — ограбят и убьют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57