Но нашу оценку ситуации разгромили, наш проект эффективного использования этой внешне скверной ситуации отклонили, наши агенты на местах повели себя так, что сорвали вербовку упомянутых лиц. Итог — огромный ущерб для нашей страны не только на поверхности исторического процесса, но и в глубине его. Я мог бы привести тебе примеры, когда кажущийся внешний успех был связан с реальными скрытыми потерями. И таких случаев — сотни. Мы изучили их, выработали строгие теории, подтверждаемые фактами и практически не знающие исключений. А как к этому относятся и как используют? Лучше не говорить. Наша операция по подчинению Западной Европы должна проводиться на уровне математически точных расчётов. Как космические полёты. И в принципе может. Но...
Мы — враги
— Но наше положение трагично, — говорил Вдохновитель. — Ты сам не хуже меня знаешь, кто является самым опасным врагом нашего строя: настоящий советский человек, который мог бы своё дело делать лучше других. Он становится опасным для этих других, и они выталкивают его на роль врага всего общественного устройства. Наиболее опасен для советского строя не тот, кто использует удобную ситуацию и вылезает в оппозиционеры, а тот, кто самим обществом вынуждается быть его врагом и насильно выталкивается на эту роль. Сейчас отличить таких настоящих врагов советского строя от мыльных пузырей диссидентства довольно трудно. Но когда эти пузыри лопнут, может быть, кое-что прояснится. Нам надо ухитриться не стать врагами того дела, в которое мы вложили свои души.
Сооружение
Моё Сооружение начали облицовывать какими-то плитами. Они временами сверкают, как зеркала, — временами становятся голубыми, временами — золотистыми. Беспорядочное переплетение блоков и цилиндров обретает строгие формы. Теперь я поражаюсь дерзости архитекторов, решившихся на такие формы. В Москве такое ни за что не разрешили бы.
Допрос
— Как КГБ может использовать вас?
— Скорее всего, никак.
— Почему?
— В силу их внутренних отношений. Им нужна фикция дела, а не реальное дело. И таких, как я, слишком много. Использовать каждого индивидуально невозможно физически.
— А если вас все-таки попытаются использовать?
— Если вы допускаете такую возможность, перехватывайте инициативу. Что вам мешает?
— Наши собственные внутренние отношения. И вас таких слишком много. Мы тем более не можем использовать каждого индивидуально.
— Неплохо сказано. Один — ноль в вашу пользу.
«Центр»
«Центр» утверждён. Кем? Здесь же нет ЦК! Очевидно, тем, кто будет давать деньги. Директором будет Профессор, заместителем — Дама. Энтузиаст считает, что им потребуется профессиональный социолог, а тут никого нет, кроме него. Просит походатайствовать за него. Он готов взять на себя руководство отделом, изучающим советское диссидентство. Готов редактировать журнал: «Центр» наверняка будет выпускать журнал.
Я сомневаюсь в том, что меня возьмут в «Центр», — профессионалу не место в обществе шарлатанов. Но я хотел бы попасть туда. Все-таки какая-то работа. Зацепившись в «Центре», я потом мог бы подыскать место получше.
Нытик тоже просит устроить его в «Центр». Его претензии минимальны: он готов работать сторожем, уборщиком, курьером.
День рождения Писателя
Писателю исполнилось шестьдесят лет. Вся мыслящая часть эмиграции собралась в его квартире. Ели, пили, кричали, как в Москве. И трёп был вроде московского — обо всем на свете, хаотический, местами мудрый, а в целом нелепый.
— Уровень жизни у них высокий, это у них не отнимешь.
— Это как раз у них можно отнять.
— Будущее Запада зависит от молодёжи.
— Очень мудро. Я иду дальше: оно зависит от младенцев.
— Без шуток! Посмотрите на западную молодёжь! Распущенность. Истеричность. Идеологический хаос. Бунтуют против потребительского общества, а в глубине души сами хотят иметь все, но сразу и без труда.
— Вполне здравое желание. Я бы тоже не отказался.
— Зажрались, сволочи. Если бы нам хотя бы половину того, что они имеют!..
— Мы видим идеал будущего не во времени, а в пространстве — на Западе. Ждать во времени слишком долго, а в пространстве можно прийти и взять.
— Когда на каждого западного гражданина будет приходиться два советских шпиона, тогда сами отдадут.,
— Тогда западные люди будут за продуктами в Москву ездить.
— Удивляюсь, почему тут не умеют обнаруживав наших шпионов. Это же так просто: по роже.
— У них демократия. Если ты по паспорту не китаец и нельзя формально доказать, что ты китаец, то ть не китаец, будь ты хоть сам Мао Цзэдун. По роже ты можешь быть самим шефом КГБ. А если согласно бумажке ты диссидент, то ты диссидент.
— Я наблюдал сегодня демонстрацию, — говори Писатель. — Любопытное зрелище. Надо бы описать типичного демонстранта, его психологию и обстоятельства его жизни.
— Попробуйте, — говорю я. — Но если вы выдели те отдельного демонстранта и попытаетесь проанализировать его как нечто индивидуальное, вы вынуждены будете оставить без внимания сам факт его участия в этой демонстрации, его принадлежность к этому разнородному и временному скоплению людей. Если же вы будете рассматривать отдельного демонстранта именно как представителя этого скопления людей, вы вынуждены будете оставить без внимания именно его индивидуальные свойства и обстоятельства.
— Вы думаете, такие явления не заслуживают внимания?
— Заслуживают, но в меру. На такую демонстрацию, например, хватило бы нескольких строчек в описании чего-то другого, допустим — в описании переживаний такой личности, как вы сами.
— Вы, пожалуй, правы. Мои личные впечатления от этой демонстрации важнее для литературы, чем психология участников демонстрации.
— Отразить психологию участника демонстрации через психологию человека, который не имеет ни малейшего представления о жизни и психологии этого участника демонстрации, — на такое способны только члены Союза советских писателей.
Я люблю такой наш ни к чему не обязывающий трёп. Никуда спешить не надо. Время для тебя — совсем не деньги, а ничто. Уходи, время, прочь, теряйся бессмысленно! Бессмысленно ли? Без прибыли — да. Но не бессмысленно. Это — наша жизнь. Жизнь вообще есть лишь потеря времени.
По домам расходимся уже утром. Солдаты особого батальона ещё спят. В парке усердно бегают толстые немцы — сбрасывают лишний вес. Немцы вообще гениальный народ. Если они за что-то берутся, то делают хорошо и всерьёз. Сейчас они сбрасывают лишний вес. За полгода они все вместе уже сбросили вес населения целой прибалтийской советской республики.
Мы и Запад
Энтузиаст сделал попытку попасть на приём к Президенту. Ему долго морочили голову и в конце концов отказали. Он взбешён. Орёт, что такого бюрократизма даже в Москве нет, что если бы он захотел встретиться с Брежневым, то рано или поздно добился бы этого. Слушая вопли Энтузиаста, я вспомнил про один из методов приёма посетителей высшими лицами нашей страны, который был придуман психологами нашего института. Жаждущему аудиенции назначают день и час приёма. Его встречает один из помощников Высшего Лица и вежливо просит пройти в другую комнату. В этой комнате нет никаких портретов, нет окон. Только стол и два стула. Помощник Лица вежливо предлагает посетителю присесть и изложить суть своей просьбы или жалобы, прежде чем идти к Лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Мы — враги
— Но наше положение трагично, — говорил Вдохновитель. — Ты сам не хуже меня знаешь, кто является самым опасным врагом нашего строя: настоящий советский человек, который мог бы своё дело делать лучше других. Он становится опасным для этих других, и они выталкивают его на роль врага всего общественного устройства. Наиболее опасен для советского строя не тот, кто использует удобную ситуацию и вылезает в оппозиционеры, а тот, кто самим обществом вынуждается быть его врагом и насильно выталкивается на эту роль. Сейчас отличить таких настоящих врагов советского строя от мыльных пузырей диссидентства довольно трудно. Но когда эти пузыри лопнут, может быть, кое-что прояснится. Нам надо ухитриться не стать врагами того дела, в которое мы вложили свои души.
Сооружение
Моё Сооружение начали облицовывать какими-то плитами. Они временами сверкают, как зеркала, — временами становятся голубыми, временами — золотистыми. Беспорядочное переплетение блоков и цилиндров обретает строгие формы. Теперь я поражаюсь дерзости архитекторов, решившихся на такие формы. В Москве такое ни за что не разрешили бы.
Допрос
— Как КГБ может использовать вас?
— Скорее всего, никак.
— Почему?
— В силу их внутренних отношений. Им нужна фикция дела, а не реальное дело. И таких, как я, слишком много. Использовать каждого индивидуально невозможно физически.
— А если вас все-таки попытаются использовать?
— Если вы допускаете такую возможность, перехватывайте инициативу. Что вам мешает?
— Наши собственные внутренние отношения. И вас таких слишком много. Мы тем более не можем использовать каждого индивидуально.
— Неплохо сказано. Один — ноль в вашу пользу.
«Центр»
«Центр» утверждён. Кем? Здесь же нет ЦК! Очевидно, тем, кто будет давать деньги. Директором будет Профессор, заместителем — Дама. Энтузиаст считает, что им потребуется профессиональный социолог, а тут никого нет, кроме него. Просит походатайствовать за него. Он готов взять на себя руководство отделом, изучающим советское диссидентство. Готов редактировать журнал: «Центр» наверняка будет выпускать журнал.
Я сомневаюсь в том, что меня возьмут в «Центр», — профессионалу не место в обществе шарлатанов. Но я хотел бы попасть туда. Все-таки какая-то работа. Зацепившись в «Центре», я потом мог бы подыскать место получше.
Нытик тоже просит устроить его в «Центр». Его претензии минимальны: он готов работать сторожем, уборщиком, курьером.
День рождения Писателя
Писателю исполнилось шестьдесят лет. Вся мыслящая часть эмиграции собралась в его квартире. Ели, пили, кричали, как в Москве. И трёп был вроде московского — обо всем на свете, хаотический, местами мудрый, а в целом нелепый.
— Уровень жизни у них высокий, это у них не отнимешь.
— Это как раз у них можно отнять.
— Будущее Запада зависит от молодёжи.
— Очень мудро. Я иду дальше: оно зависит от младенцев.
— Без шуток! Посмотрите на западную молодёжь! Распущенность. Истеричность. Идеологический хаос. Бунтуют против потребительского общества, а в глубине души сами хотят иметь все, но сразу и без труда.
— Вполне здравое желание. Я бы тоже не отказался.
— Зажрались, сволочи. Если бы нам хотя бы половину того, что они имеют!..
— Мы видим идеал будущего не во времени, а в пространстве — на Западе. Ждать во времени слишком долго, а в пространстве можно прийти и взять.
— Когда на каждого западного гражданина будет приходиться два советских шпиона, тогда сами отдадут.,
— Тогда западные люди будут за продуктами в Москву ездить.
— Удивляюсь, почему тут не умеют обнаруживав наших шпионов. Это же так просто: по роже.
— У них демократия. Если ты по паспорту не китаец и нельзя формально доказать, что ты китаец, то ть не китаец, будь ты хоть сам Мао Цзэдун. По роже ты можешь быть самим шефом КГБ. А если согласно бумажке ты диссидент, то ты диссидент.
— Я наблюдал сегодня демонстрацию, — говори Писатель. — Любопытное зрелище. Надо бы описать типичного демонстранта, его психологию и обстоятельства его жизни.
— Попробуйте, — говорю я. — Но если вы выдели те отдельного демонстранта и попытаетесь проанализировать его как нечто индивидуальное, вы вынуждены будете оставить без внимания сам факт его участия в этой демонстрации, его принадлежность к этому разнородному и временному скоплению людей. Если же вы будете рассматривать отдельного демонстранта именно как представителя этого скопления людей, вы вынуждены будете оставить без внимания именно его индивидуальные свойства и обстоятельства.
— Вы думаете, такие явления не заслуживают внимания?
— Заслуживают, но в меру. На такую демонстрацию, например, хватило бы нескольких строчек в описании чего-то другого, допустим — в описании переживаний такой личности, как вы сами.
— Вы, пожалуй, правы. Мои личные впечатления от этой демонстрации важнее для литературы, чем психология участников демонстрации.
— Отразить психологию участника демонстрации через психологию человека, который не имеет ни малейшего представления о жизни и психологии этого участника демонстрации, — на такое способны только члены Союза советских писателей.
Я люблю такой наш ни к чему не обязывающий трёп. Никуда спешить не надо. Время для тебя — совсем не деньги, а ничто. Уходи, время, прочь, теряйся бессмысленно! Бессмысленно ли? Без прибыли — да. Но не бессмысленно. Это — наша жизнь. Жизнь вообще есть лишь потеря времени.
По домам расходимся уже утром. Солдаты особого батальона ещё спят. В парке усердно бегают толстые немцы — сбрасывают лишний вес. Немцы вообще гениальный народ. Если они за что-то берутся, то делают хорошо и всерьёз. Сейчас они сбрасывают лишний вес. За полгода они все вместе уже сбросили вес населения целой прибалтийской советской республики.
Мы и Запад
Энтузиаст сделал попытку попасть на приём к Президенту. Ему долго морочили голову и в конце концов отказали. Он взбешён. Орёт, что такого бюрократизма даже в Москве нет, что если бы он захотел встретиться с Брежневым, то рано или поздно добился бы этого. Слушая вопли Энтузиаста, я вспомнил про один из методов приёма посетителей высшими лицами нашей страны, который был придуман психологами нашего института. Жаждущему аудиенции назначают день и час приёма. Его встречает один из помощников Высшего Лица и вежливо просит пройти в другую комнату. В этой комнате нет никаких портретов, нет окон. Только стол и два стула. Помощник Лица вежливо предлагает посетителю присесть и изложить суть своей просьбы или жалобы, прежде чем идти к Лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57