Он бросился на кушетку и, уткнувшись головой в подушку, принял позу тяжелобольного. Полли, заметив, что он затих, украдкой взглянула на него: он лежал, прикрыв глаза и лицо руками; тогда она повернулась к нему, продолжая сидеть у отца на коленях, и стала напряженно и испуганно всматриваться в него. Грэм издал стон.
- Папа, что с ним? - спросила девочка шепотом.
- Спроси у него самого, Полли, - ответил мистер Хоум.
- Ему больно? (Снова стон.)
- Судя по стонам - да, - заметил мистер Хоум.
- Мама, - слабым голосом произнес Грэм. - Мне кажется, нужно послать за доктором. О, бедный мой глаз! (Снова молчание, прерываемое лишь вздохами Грэма.) Если мне суждено ослепнуть... - изрек он.
Этого его мучительница перенести не могла. Она тотчас же оказалась около него.
- Дайте я посмотрю ваш глаз, я вовсе не собиралась попасть в него, я хотела ударить по губам, я не предполагала, что ударю так ужасно сильно.
Ответом ей было молчание. Она изменилась в лице: "Простите меня, простите!"
Засим последовала вспышка отчаяния, трепет и слезы.
- Перестань терзать ребенка, Грэм, - распорядилась миссис Бреттон.
- Детка, это все вздор, - воскликнул мистер Хоум.
Тут Грэм поднял ее в воздух, а она опять стала бороться с ним и, вцепившись в его львиную гриву, кричала:
- Самый скверный, грубый, злой, лживый человек на свете!
В утро своего отъезда мистер Хоум уединился с дочерью в оконной нише для конфиденциального разговора, часть которого я слышала.
- Папа, а нельзя мне сложить вещи и уехать с вами?
Он отрицательно покачал головой.
- Я буду вам мешать?
- Да, Полли.
- Потому что я маленькая?
- Потому что ты маленькая и хрупкая. Путешествовать могут лишь взрослые и сильные люди. Только не грусти, деточка, у меня от этого разрывается сердце. Папа скоро вернется к своей Полли.
- Но я, по правде, почти совсем не грустная.
- Ведь Полли было бы жалко, чтоб папа страдал?
- Еще как.
- Тогда Полли не должна ни унывать, ни плакать при прощании, ни грустить после папиного отъезда. Может она это выполнить?
- Она постарается.
- Надеюсь, так и будет. Тогда прощай. Мне пора ехать.
- Как, уже? Сейчас?
- Сию минуту.
Она сжала дрожащие губы. Отец всхлипывал, а девочка, как я заметила, сумела сдержать слезы. Поставив ее на пол, он попрощался за руку со всеми присутствующими и отбыл.
Когда хлопнула парадная дверь, Полли с криком "Папа!" упала на колени в кресло.
Ее тихие стенания продолжались долго и звучали как евангельское "Боже мой! Боже мой! Для чего ты меня оставил?". Я заметила, что еще несколько минут она испытывала невыносимые душевные муки. За эти короткие мгновения детства она перенесла более тяжкие страдания, чем многие взрослые, ибо такова ее натура, и если жизнь ее будет долгой, ей суждено не раз пережить подобные мгновения. Все молчали. Миссис Бреттон прослезилась под влиянием материнских чувств. Грэм, который что-то писал, поднял глаза и взглянул на нее. Я, Люси Сноу, оставалась спокойной.
Девочка, которую никто не трогал, сама сделала то, чего не мог бы совершить никто другой, - превозмогла невыносимые муки, а затем, насколько было в ее силах, заглушила их в себе. В тот день и на следующий она ни от кого не принимала знаков сочувствия, а потом стала к ним терпимей.
Вечером третьего дня, когда она, осунувшаяся и молчаливая, сидела на полу, вошел Грэм и, не говоря ни слова, бережно взял ее на руки. На этот раз она не сопротивлялась, а, наоборот, положила головку ему на плечо и через несколько минут уснула; он отнес ее наверх, в спальню. Меня не удивило, когда на следующее утро, проснувшись, она сразу спросила: "А где мистер Грэм?".
Случилось так, что именно в это утро Грэм не явился к завтраку - ему нужно было сделать какие-то упражнения к первому уроку, и он попросил мать прислать ему чашку чая в кабинет. Полли выразила желание сделать это, она всегда стремилась чем-нибудь заняться или кому-нибудь помочь. Ей доверили чашку, так как, при всей своей подвижности, она отличалась аккуратностью. Поскольку дверь в кабинет была напротив столовой, через коридор, я все видела.
- Что вы делаете? - спросила она, остановившись на пороге кабинета.
- Пишу, - ответил Грэм.
- А почему вы не завтракаете с мамой?
- Я очень занят.
- Вы хотите завтракать?
- Конечно.
- Тогда, пожалуйста.
Она поставила чашку на пол у двери, как тюремщик, принесший узнику в камеру кувшин воды, и удалилась. Потом она снова вернулась.
- А что вы будете есть?
- Хочу сладенького. Будь доброй девочкой, принеси мне чего-нибудь повкуснее.
Она подошла к миссис Бреттон.
- Пожалуйста, сударыня, дайте для вашего мальчика что-нибудь вкусное.
- Выбери сама, Полли. Ну, что дать моему мальчику?
Она отобрала понемногу от всех лучших блюд на столе, а потом вернулась и шепотом попросила мармеладу, которого к завтраку не подали. Однако она получила его (миссис Бреттон для этой пары ничего не жалела), и мы вскоре услышали, как Грэм превозносит ее до небес, обещая ей, что когда у него будет свой дом, она станет его домоправительницей, а если проявит кулинарные таланты, то - кухаркой. Так как она долго не возвращалась, я пошла посмотреть, что там происходит, и обнаружила, что они с Грэмом завтракают Tete-a-tete*. - Она стоит у его локтя и делит с ним его порцию. Правда, она деликатно отказалась от мармелада, вероятно, чтобы я не заподозрила, что она добивалась его не только для Грэма, но и для себя. Она вообще отличалась щепетильностью и тонкостью.
______________
* Вдвоем (фр.).
Вспыхнувшая таким образом дружба не оказалась скоропреходящей, напротив, время и дальнейшие события способствовали ее упрочению. Хотя возраст, пол, интересы и т.п. должны были бы препятствовать их общению, они всегда находили тему для разговоров. Я заметила, что Полли полностью раскрывала особенности своего характера только перед Грэмом. Привыкнув к новому дому, она стала подчиняться миссис Бреттон с большей готовностью, которая сводилась, правда, к тому, что она целыми днями сидела на скамеечке у ног миссис Бреттон, выполняла порученную ей работу, вышивала или рисовала карандашом на грифельной доске, но при этом никак не проявляла своеобразия своей натуры. Я даже не наблюдала за ней в таких случаях, потому что она переставала быть интересной. Но как только стук парадной двери извещал о возвращении Грэма и наступлении вечера, в ней совершалась резкая перемена: в одно мгновенье она оказывалась на верхней площадке лестницы и приветствовала Грэма замечанием или угрозой.
- Опять ты не вытер как следует ноги! Я скажу твоей маме.
- А, хлопотунья! Ты уже здесь?
- Да, и ты до меня не дотянешься. Я выше тебя, - она просовывала головку между прутьев перил, так как еще не могла дотянуться до них.
- Полли!
- Мой мальчик! (Это обращение к нему она заимствовала у миссис Бреттон.)
- Я погибаю от усталости, - заявлял Грэм, прислоняясь к стене в мнимом изнеможении. - Мистер Дигби (директор школы) замучил меня работой. Спустись вниз и помоги мне нести книги.
- Знаю, ты хитришь!
- Вовсе нет, Полли, это истинная правда. Меня просто ноги не держат. Иди сюда.
- У тебя глаза равнодушные, как у кошки, но я знаю, ты готов к прыжку.
- К прыжку? Ничего подобного, я на это неспособен. Иди сюда.
- Я спущусь, если ты пообещаешь, что не тронешь меня, не схватишь, не станешь крутить в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152