Троица стояла на помосте, изолированная от мира грохотом, полностью сосредоточенная на работе, освещенная, как глубоководные рыбы, огоньками своих фонариков. Я повернусь и уйду, а за их спинами вновь наступит ночь. Три дьявола, стучащиеся в ад...
Лозенвольдт продолжал свои объяснения.
— Эти люди, — сказал он, — бурят отверстия глубиной около двух метров сверлами с твердосплавной коронкой. Здесь, — он ткнул пальцем, — такие же сверла.
Мы увидели под стеной груду металлических стержней, которые я сначала принял за трубы. Это были пустотелые железки диаметром около пяти сантиметров с напайкой на торце.
— Сверла приходится каждый день поднимать на заточку, — пояснил Лозенвольдт.
Мы, как совы, кивали головами.
— Эти трое заканчивают сегодняшнюю работу. Они сделали необходимое число отверстий во фронтальной стене забоя. В эти отверстия заложат взрывчатку. После взрыва породу вывезут на поверхность, а проходчики будут бурить новые отверстия. Мы продвигаемся вперед на два с половиной метра в сутки.
Эван прислонился к стене и дрожащей рукой вытер лоб, который мог поспорить со лбом самого Клиффорда Уэнкинса.
— Почему вы не ставите подпорки?
— А зачем? Мы работаем в монолите, не в грунте. Здесь выработка никогда не обвалится. Бывает, конечно, что падают куски породы. Обычно на новых участках. Но мы следим за тем, чтобы ничего не валилось на голову.
Эван, тем не менее, выглядел озабоченно. Он вновь достал платок и вытер лицо.
— А какой взрывчаткой вы пользуетесь? — спросил Дэн.
Лозенвольдт сделал вид, что не слышит, но вопрос повторил Родерик.
Лозенвольдт демонстративно вздохнул и сказал:
— Динагель. Он выглядит, как черный порох. Хранится в герметичных красных банках.
Он указал на одну из них. Я вспомнил, что уже видел парочку, но не задумался над тем, что в них.
Довольно едким тоном Дэн попросил Родерика:
— Спросите у него, как выглядит такой взрыв? Лозенвольдт пожал плечами.
— Откуда я знаю? Никто этого не видел. Перед взрывом все выходят из шахты. Вниз можно спуститься только через четыре часа после отстрела.
— А почему, дорогуша? — поинтересовался Конрад.
— Пыль, — лаконично ответил Лозенвольдт.
— А когда мы увидим сами залежи... То есть саму жилу? — допытывался Дэн.
— Сейчас, — Лозенвольдт указал на уходящий вправо проход. — Предупреждаю, что будет очень жарко, вентиляции там нет. Лампы выключать не надо, они вам понадобятся. И смотрите под ноги, пол неровный.
Он двинулся вперед.
Мы за ним.
— С тобой все в порядке? — спросил я Эвана.
— Я чувствую себя замечательно, — огрызнулся он. — Не думай, что я слабей других.
— Я и не думаю, — заверил его я.
— Вот и отлично, — буркнул он и догнал Лозенвольдта, наверное, боясь пропустить что-либо из его откровений.
Я замыкал процессию.
Через пару минут мы действительно попали в очень жаркий штрек: воздух был настолько сухим, что мы перестали потеть. Пол под ногами был неровным, в выбоинах, стены грубо обтесаны. На них не было ни белой краски, ни красной линии; если бы мы не находились в горе, я бы сказал, что мы шли под гору. Под ногами поскрипывал острый щебень.
Вокруг кипела работа. Люди в белых комбинезонах передвигали какое-то тяжелое оборудование, причем лучи фонарей выхватывали из темноты все новые и новые лица. Козырьки шлемов отбрасывали глубокие тени на глаза, так что все выглядели одинаково, и я время от времени касался спины идущего впереди Родерика, чтобы убедиться в том, что остаюсь самим собой.
Внезапно зона высокой температуры кончилась, и мы вновь вышли на проветриваемый участок. Ощущение было такое, как будто мы неожиданно оказались на Северном полюсе. Лозенвольдт замедлил шаг и о чем-то переговорил с двумя молодыми горняками.
— Здесь мы разделимся, — объявил он. — Вы двое, — он указал на Родерика и Эвана, — пойдете со мной. А вы с Андерсом. — Конрад и Дэн отошли к высокому, а в остальном очень похожему на наше чудо парню. Потом он указал на меня. — С вами пойдет Йатес.
Йатес был очень молод, довольно любезен и исключительно безобразен. Говорил он невнятно, вероятно, из-за плохо зашитой заячьей губы. Он криво улыбнулся и сообщил, что никогда никого не водил по руднику, потому что это не его обязанность.
— Я буду очень признателен, — сказал я, чтобы расположить его к себе.
Мои спутники уже затерялись среди других фигур, одетых в белые комбинезоны.
Я спросил, какой здесь уклон.
— Около пяти градусов, — ответил он и замолчал. Я понял, что если я хочу что-либо узнать, то должен спрашивать сам. Йатес, в отличие от Лозенвольдта, не был постоянным проводником и не имел отработанного текста. Я пришел к выводу, что Лозенвольдт был не так уж плох.
В левой стене зияли большие отверстия.
— Я думал, что это монолит, — сказал я. — Откуда эти отверстия?
— А это уже месторождение. Сейчас все увидите сами.
— Пласт идет так же наклонно, как и штрек?
— Конечно, — его удивило то, что я задаю такие глупые вопросы.
— А тот ход, он куда ведет?
— К жиле, разумеется.
Разумеется. Ведь жила тянется, как я уже узнал, на много километров. Разработка ее похожа на выковыривание тонкого ломтика ветчины из большого сандвича, подумал я.
— А когда жила будет полностью выработана, что тогда? — спросил я. — Что делают, чтобы выработка не обвалилась?
Он ответил довольно охотно.
— Мы действуем осторожно. Например, здесь стены достаточно толстые; если не считать этих окон, оставшихся после взрыва, они надежно держат скалу. Когда весь участок будет выработан, мы уйдем отсюда, потом стены постепенно осядут, и штрек исчезнет. Иоганнесбург осел почти на полметра после того, как под ним выработали золотую жилу и рудники были закрыты.
— Это было недавно? — поинтересовался я.
— Нет, конечно. Много лет назад. На территории Рэнда месторождение находилось неглубоко, поэтому разработку вели оттуда.
Нас обогнала группа рабочих.
— Скоро будут взрывать, — объяснил Йатес, не дожидаясь моего вопроса. — Бурение закончено, сейчас закладывают заряды.
— У нас еще есть время?
— Немного есть.
Я бы хотел посмотреть, как работают на переднем крае.
— Ну да... Понимаю. Туда довольно долго идти, Давайте я покажу вам участок поближе, там жила победнее.
Отверстие в стене было больше других. На глаз его диаметр был метра полтора, но оно сужалось.
— Берегите голову, — сказал Йатес, — здесь очень низко.
— Ладно, — ответил я. Он показал жестом, чтобы я шел вперед. Согнувшись, я полез в штрек. Он шел и вправо, и влево. Большую часть ветчины из этого сандвича, видимо, уже выковыряли. Осколки скальной породы выскальзывали из-под ног. Я остановился, чтобы подождать Йатеса. Оказалось, что он идет сразу же за мной. Неподалеку от нас группа шахтеров что-то делала у выгнутого участка стены длиной метров десять.
— Они проверяют заряды, — сказал Йатес.
— Скажите, эти осколки под ногами — это руда?
— Да нет, что вы! Жила проходит посередке.
— Где-то тут?
— Да. Но руду уже выбрали.
— Скажите, а как вы отличаете руду от пустой породы?
Серьге сверху донизу стены, такие же, как пол и потолок.
— Подождите, я принесу кусочек руды, — сказал он и пополз на четвереньках к шахтерам. Штрек был настолько низким, что передвигаться можно было либо так, либо, опустив голову, на коленях. Я сидел на корточках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38