Конрад открыл правую дверцу и залез в машину.
— У меня нет ключа, — жалобно сказал он.
Впервые за все это время мне стало смешно.
— Фу! — сказал Эван. — Ну и воняет же от тебя.
Наконец-то они сообразили, что я не могу говорить. Конрад вышел из машины и полез в багажник. Вернулся он с четырьмя кусками стальной проволоки и мотком изоленты.
Отмычка получилась не очень удачной. Конрад ругался, пыхтел, пока ему удалось отжать защелку и освободить мою правую руку. Левая могла подождать.
Потом они отстегнули ремни и стали тащить меня из машины. Это было нелегкое дело. Мое тело застыло, как желе в формочке.
— Может быть, смотаться за врачом? — предложил Эван.
Я энергично замотал головой. Я должен был срочно кое-что сообщить им, причем до того, как появятся посторонние. Трясущейся рукой я достал из-под себя мои записи и жестом попросил авторучку. Конрад протянул мне золотой «Паркер». Я написал на конверте: «Если вы никому не скажете, что нашли меня, мы сможем поймать того, кто это сделал». А потом, немного подумав, добавил: «Это очень важно».
Они, став плечом к плечу, разбирали мои каракули и буквально чесали в затылках.
Я написал: «Занавесьте ветровое стекло».
Это было сделано мгновенно. Температура в автомобиле понизилась на десяток градусов.
Эван снял с баранки мой полиэтиленовый пакет.
— А это что такое? — спросил он. На его лице появилось испуганное выражение.
Он стал читать мои записи. Я отпил еще немного пива. Рука, державшая стаканчик, еще дрожала, но жизнь возвращалась ко мне глоток за глотком.
Эван передал записи Конраду. После долгой паузы он произнес:
— Ты вправду считал, что Конрад и я участвовали в этом?
Я покачал головой.
— Клиффорда Уэнкинса выловили в озере Веммер Пан, в субботу вечером. Катался на лодке и утонул.
Эта новость дошла до моего сознания не сразу.
«Господи, — подумал я, — значит, я уже не увижу этого несчастного, потного, заикающегося маленького человечка».
«Я хочу полежать. Можно в вашем пикапе?» — написал я.
Конрад бросился выполнять мою просьбу. Убрав аппаратуру, он вынул задние сиденья из обеих машин, положил их на дно пикапа и застелил свитерами и плащами.
— Отель «Риц» рад приветствовать вас, — объявил он.
Выглядел я страшно. Четырехдневная щетина, воспаленные, запавшие глаза, кожа мертвенно-серая, в красных пятнах. Иными словами, из зеркала на меня глядел хорошо поджаренный вурдалак.
С деликатностью, которой в них никто бы не заподозрил, мои спасители помогли мне выбраться из машины и почти отнесли меня к пикапу. Я не мог выпрямиться. Мне казалось, что мои мускулы свернулись, как дорожка, когда полусогнутого меня доволокли до постели. Уже потом, лежа, я стал распрямляться, испытывая невероятную боль и одновременно чувство невыразимого облегчения. Эван перенес брезент с моего автомобиля на крышу пикапа.
«Останься, Эван», — написал я, потому что боялся, что он все-таки рванет за врачом.
Эван, по-видимому, колебался, поэтому я дописал: «Пожалуйста, не уезжайте».
— Боже мой, — пробормотал он, прочитав это. — Не бойся, мы никуда не уедем.
Эван был очень взволнован. А ведь он не любил меня, и во время съемок «Автомобиля» изводил меня, как мог.
Глоток за глотком я пил пиво. По сравнению с тем, как болело мое горло, ангина была детской игрушкой; целебная жидкость делала свое дело, и через некоторое время я уже мог шевелить распухшим языком.
Эван и Конрад обсуждали предстоящий маршрут. Как оказалось, в ближайшем кемпинге, Скукузе, не был заказан ночлег, а до Сатары, где нас ожидали, было два часа езды.
Решили ехать в Сатару, что, по-моему, было разумнее.
— Ну и прогулка, — заявил Эван. — Здесь чертовски жарко. Останови где-нибудь в тени, устроим ленч. Уже второй час, и я хочу есть.
Это уже было больше похоже на того Эвана, которого я знал и не любил.
«Хорошенько запомни это место, мы сюда вернемся», — написал я.
— Мы пошлем кого-нибудь за твоей машиной, — ответил Эван. — Потом.
Я помотал головой.
«Мы должны сюда вернуться».
— Зачем?
«Чтобы поймать Дэна на месте преступления».
Они смотрели на меня с удивлением.
— Но как? — спросил Эван.
Я написал как. Еще во время чтения у Эвана заработало воображение. Конрад хмурил брови, и было видно, что и он прикидывает, как и что сделать. Я знал, что моя идея придется по вкусу.
— Боюсь, он не даст нам этого сделать, дорогуша, — сказал Конрад.
Я позволил себе не согласиться с ним.
— А его соучастник? — спросил Эван. — Как его искать?
«Он умер».
— Умер? — они смотрели на меня с недоверием. — Ты имеешь в виду Уэнкинса?
Я кивнул. Я устал. «Все расскажу, когда смогу говорить», — написал я. Мы ехали по узкой заросшей дороге, которая несколько дней была лишь отражением в зеркале.
Конрад вел машину, а Эван набрасывал план местности. Оказалось, что нашли они меня совершенно случайно, дорогою этой давно никто не пользовался, она вела к давно высохшему водопою. Дорога эта примыкала к другой, а та, в свою очередь, к одной из асфальтированных. Эван заявил, что он легко найдет мою машину. Вчера, добавил он, они обшарили все боковые дороги, между Скукузой и Нумби. Сегодня они искали в районе высохших притоков Саби. Меня они нашли на пятой боковухе, разумеется, за табличкой «Въезд воспрещен».
Через несколько километров мы обнаружили группу деревьев, устраивающую нас. В красном ящике, как оказалось, было не только пиво, но и фрукты, и бутерброды.
Я решил пока не есть. Мне вполне хватало пива.
Мои приятели расположились так, как будто мы находились на обычном пикнике. Видимо, они решили, что у каждого нормального зверя сейчас сиеста, и распахнули двери.
Нам не встретился ни один автомобиль; по-видимому, все нормальные люди отдыхали. Эван, ясное дело, не обращал внимания на жару, а Конрад волей-неволей должен был равняться на начальство.
«Почему вы меня искали?» — написал я.
— Нам все время не хватало чего-нибудь из вещей, что остались в твоей машине. Это нам здорово мешало. Наконец, мы позвонили в «Игуану», чтобы сказать тебе, какой ты эгоист и какую свинью нам подложил.
— Нам сказали, что ты еще не вернулся, — подхватил Конрад. — Что, насколько им известно, ты поехал на несколько дней в Парк Крюгера.
— Мы ничего не могли понять, — перебил его Эван. — А тут еще твоя записка.
— Какая записка? — хотел воскликнуть я, но связки не позволили, и я написал эти слова.
— Записка, — сказал Эван, — что ты уехал в Иоганнесбург.
«Я ее не писал».
Эван перестал жевать бутерброд. Выглядело это как стоп-кадр.
— Ежу понятно, что ты не писал ее, мы дали себя провести. Там была одна фраза большими печатными буквами: УЕХАЛ В ИОГАННЕСБУРГ. ЛИНК. Мы решили, что это хамство и черная неблагодарность. Смотаться втихаря на рассвете, увезти половину съемочной аппаратуры.
«Каюсь», — написал я. Конрад расхохотался.
— Мы звонили еще, — сказал Эван. — Например, ван Хурену.
«А Дэну?» — написал я.
— Нет, — ответил Эван. — О нем мы не подумали.
И потом, мы не знали, где его искать. — Он откусил большой кусок бутерброда. — Нас взбесило то, что ты смотался без предупреждения, и только вчера мы сообразили, что ты мог заблудиться и поэтому тебя нет в Иоганнесбурге. Для проверки мы позвонили администратору в Сатаре, чтобы он узнал в Нумби, когда ты в пятницу выехал за ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38