И Пушкин и Гоголь, прожили бы они еще немного,
увидели бы "рабство павшее по мановению Царя" и работу самого справедливого в
мире русского суда. Но увидя это, они увидели бы также, что их идейные
противники, последователи Белинского убьют Царя, давшего народу свободу и самые
справедливые в мире суды.
Здоровый государственный организм, выросший не на подражании чужим
народам, а на основе самобытных национальных идей, по мнению Гоголя должен
утверждаться на вечных принципах христианской морали.
"...Это строгое почитание обычаев, это — благоговейное уважение власти,
несмотря на ограниченные пределы власти, это — девственная стыдливость юношей,
это — благость и благодушное безгневие старцев, это — радушное гостеприимство,
это уважение и почти благоговение к человеку, как представителю образа Божия."
(Письмо VII).
Как Пушкин, Гоголь тоже становится не на сторону общества, а на сторону
Имп. Николая I и призывает общество одуматься и помогать Императору Николаю в
его борьбе за оздоровление жизни в России.
В одном из писем по поводу "Мертвых душ" Гоголь обращается к какому-то
читателю со следующими замечательными словами: "Кому, при взгляде на эти
пустынные, доселе незаселенные и бесприютные пространства, не чувствуется тоска,
кому в заунывных звуках нашей песни не слышатся болезненные упреки ему самому,
именно ему самому, тот или уже весь исполнил свой долг, как следует, или же он
не русский в душе."
"Отчего это? кто виноват?" Мы или правительство? Но правительство во все
время действовало без устали. Свидетелем тому целые томы постановлений,
узаконений и учреждений, множество настроенных домов, множество изданных книг,
множество заведенных заведений всякого рода: учебных, человеколюбивых,
богоугодных и словом, даже таких, каких нигде в других государствах не заводят
правительства. Сверху раздаются вопросы, ответы снизу. Сверху раздавались иногда
такие вопросы, которые свидетельствуют о рыцарски-великодушном движении многих
государей, действовавших даже в ущерб собственным выгодам. А как было на это все
ответствовано снизу? Дело ведь в применении, в уменьи приложить данную мысль
таким образом, чтобы она принялась и поселилась в нас.
Указ, как бы он обдуман и определителен не был, есть не более, как
бланковый лист, если не будет снизу такого же чистого желания применить его к
делу тою именно стороною, какой можно, какой следует и какую может прозреть
только тот, кто просветлен понятием о справедливости Божеской, а не
человеческой. Без того все обратится во зло. Доказательство тому все наши тонкие
плуты и взяточники, которые умеют обойти всякий указ, для которых новый указ,
есть только новая пожива, новое средство загромоздить большею сложностью всякое
отправление дел, бросить новое бревно под ноги человеку.
Словом — везде, куда ни обращусь, вижу, что виноват применитель, стало
быть, наш же брат: или виноват тем, что поторопился, желая слишком скоро
прославиться (и хватить орденишку); или виноват тем, что слишком сгоряча
рванулся, желая, по русскому обычаю, показать свое самопожертвование; не
спросясь разума, не рассмотрев в жару самого дела, стал им ворочать, как знаток,
и потом вдруг, также по русскому обычаю, простыл увидевши неудачу; или же
виноват, наконец, тем, что, из-за какого нибудь оскорбленного мелкого
честолюбия, все бросил и то место, на котором было начал так благородно
подвизаться, сдал первому плуту — (пусть пограбит людей). Словом — у редкого из
нас доставалось столько любви к добру, чтобы он решился пожертвовать из-за него
и честолюбием, и самолюбием, и всеми мелочами легко раздражающегося своего
эгоизма и положил самому себе в непременный закон — служить земле своей, а не
себе,. помня ежеминутно, что взял он место для счастия других, а не своего.
Напротив, в последнее время, как бы еще нарочно, старался русский человек
выставить всем на вид свою щекотливость во всех родах и мелочь раздражительного
самолюбия своего на всех путях. Не знаю, много ли из нас таких, которые сделали
все, что им следовало сделать, и которые могут сказать открыто перед целым
светом, что их не может попрекнуть ни в чем Россия, что не глядит на них
укоризненно всякий бездушный предмет ее пустынных пространств, что все им
довольно и ничего от них не ждет".
В статье "Нужно проездиться по России" Гоголь, с грустью пишет:
"...Велико незнание России посреди России. Все живет в иностранных
журналах и газетах, а не в земле своей. Город не знает города, человек —
человека, люди, живущие за одной стеной, кажется, как бы живут за морями".
В статье "Что такое губернаторша" пишет жене какого то губернатора:
"...Вот однако же кое-что вперед и то не для вас, а для вашего супруга:
попросите его прежде всего обратить внимание на то, чтобы советники, губернского
правления были честные люди. Это главное. Как только будут честные советники,
тот же час будут честные капитан-исправники, заседатели, словом — все станет
честно".
"...Храни вас Бог даже и преследовать. Старайтесь только чтобы сверху
было все честно: снизу будет все честно само собою."
XXX
Нельзя унывать при виде неустройства современной жизни, ибо "человеку
везде, на всяком поприще, предстоит много бед, что нужно с ними бороться — для
того и жизнь дана человеку — что ни в каком случае не нужно унывать" (Выбр.
места. Письмо VII). В Письме XXX Гоголь пишет: "Но вспомни: призваны в мир мы
вовсе не для праздников и пирований — на битву мы сюда призваны; праздновать же
победу будем там. А потому мы ни на миг не должны позабыть, что вышли на битву,
и нечего туг выбирать, где поменьше опасностей: как добрый воин, должен
бросаться из нас всяк туда, где пожарче битва".
"...Проступков нет неисправимых, и те же пустынные пространства, нанесшие
тоску мне на душу, меня восторгнули великим простором своего пространства,
широким поприщем для дел. От души было произнесено это обращение к России: "В
тебе ли не быть Богатырю, когда есть место где развернуться ему?" Оно было
сказано не для картины или похвальбы: я это чувствовал; я это чувствую и теперь.
В России теперь на всяком шагу можно сделаться богатырем. Всякое и звание и
место требует богатырства. Каждый из нас опозорил до того святыню своего звания
и места (все места святы), что нужно богатырских сил на то, чтобы вознести их на
законную высоту". (Второе Письмо по поводу "Мертвых душ".)
Ту же тему о необходимости вглядеться в печальное положение России и
дружно помочь Царю и правительству бороться с темными сторонами ее жизни, Гоголь
развивает и в Письме XXVI "Страхи и ужасы России". "В России еще брезжит свет,
есть еще пути и дороги к спасению, и слава Богу, что эти страхи наступили
теперь, а не позже". "Но я теперь должен, как в решительную священную минуту,
когда приходится спасать свое отечество, когда всякий гражданин несет все и
жертвует всем, я должен сделать клич..." "Дело в том, что пришло нам спасать
свою землю, что гибнет земля наша не от нашествия двунадесяти языков, а от нас
самих, что мимо законного управления образовалось другое правление, гораздо
сильнейшее всякого законного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
увидели бы "рабство павшее по мановению Царя" и работу самого справедливого в
мире русского суда. Но увидя это, они увидели бы также, что их идейные
противники, последователи Белинского убьют Царя, давшего народу свободу и самые
справедливые в мире суды.
Здоровый государственный организм, выросший не на подражании чужим
народам, а на основе самобытных национальных идей, по мнению Гоголя должен
утверждаться на вечных принципах христианской морали.
"...Это строгое почитание обычаев, это — благоговейное уважение власти,
несмотря на ограниченные пределы власти, это — девственная стыдливость юношей,
это — благость и благодушное безгневие старцев, это — радушное гостеприимство,
это уважение и почти благоговение к человеку, как представителю образа Божия."
(Письмо VII).
Как Пушкин, Гоголь тоже становится не на сторону общества, а на сторону
Имп. Николая I и призывает общество одуматься и помогать Императору Николаю в
его борьбе за оздоровление жизни в России.
В одном из писем по поводу "Мертвых душ" Гоголь обращается к какому-то
читателю со следующими замечательными словами: "Кому, при взгляде на эти
пустынные, доселе незаселенные и бесприютные пространства, не чувствуется тоска,
кому в заунывных звуках нашей песни не слышатся болезненные упреки ему самому,
именно ему самому, тот или уже весь исполнил свой долг, как следует, или же он
не русский в душе."
"Отчего это? кто виноват?" Мы или правительство? Но правительство во все
время действовало без устали. Свидетелем тому целые томы постановлений,
узаконений и учреждений, множество настроенных домов, множество изданных книг,
множество заведенных заведений всякого рода: учебных, человеколюбивых,
богоугодных и словом, даже таких, каких нигде в других государствах не заводят
правительства. Сверху раздаются вопросы, ответы снизу. Сверху раздавались иногда
такие вопросы, которые свидетельствуют о рыцарски-великодушном движении многих
государей, действовавших даже в ущерб собственным выгодам. А как было на это все
ответствовано снизу? Дело ведь в применении, в уменьи приложить данную мысль
таким образом, чтобы она принялась и поселилась в нас.
Указ, как бы он обдуман и определителен не был, есть не более, как
бланковый лист, если не будет снизу такого же чистого желания применить его к
делу тою именно стороною, какой можно, какой следует и какую может прозреть
только тот, кто просветлен понятием о справедливости Божеской, а не
человеческой. Без того все обратится во зло. Доказательство тому все наши тонкие
плуты и взяточники, которые умеют обойти всякий указ, для которых новый указ,
есть только новая пожива, новое средство загромоздить большею сложностью всякое
отправление дел, бросить новое бревно под ноги человеку.
Словом — везде, куда ни обращусь, вижу, что виноват применитель, стало
быть, наш же брат: или виноват тем, что поторопился, желая слишком скоро
прославиться (и хватить орденишку); или виноват тем, что слишком сгоряча
рванулся, желая, по русскому обычаю, показать свое самопожертвование; не
спросясь разума, не рассмотрев в жару самого дела, стал им ворочать, как знаток,
и потом вдруг, также по русскому обычаю, простыл увидевши неудачу; или же
виноват, наконец, тем, что, из-за какого нибудь оскорбленного мелкого
честолюбия, все бросил и то место, на котором было начал так благородно
подвизаться, сдал первому плуту — (пусть пограбит людей). Словом — у редкого из
нас доставалось столько любви к добру, чтобы он решился пожертвовать из-за него
и честолюбием, и самолюбием, и всеми мелочами легко раздражающегося своего
эгоизма и положил самому себе в непременный закон — служить земле своей, а не
себе,. помня ежеминутно, что взял он место для счастия других, а не своего.
Напротив, в последнее время, как бы еще нарочно, старался русский человек
выставить всем на вид свою щекотливость во всех родах и мелочь раздражительного
самолюбия своего на всех путях. Не знаю, много ли из нас таких, которые сделали
все, что им следовало сделать, и которые могут сказать открыто перед целым
светом, что их не может попрекнуть ни в чем Россия, что не глядит на них
укоризненно всякий бездушный предмет ее пустынных пространств, что все им
довольно и ничего от них не ждет".
В статье "Нужно проездиться по России" Гоголь, с грустью пишет:
"...Велико незнание России посреди России. Все живет в иностранных
журналах и газетах, а не в земле своей. Город не знает города, человек —
человека, люди, живущие за одной стеной, кажется, как бы живут за морями".
В статье "Что такое губернаторша" пишет жене какого то губернатора:
"...Вот однако же кое-что вперед и то не для вас, а для вашего супруга:
попросите его прежде всего обратить внимание на то, чтобы советники, губернского
правления были честные люди. Это главное. Как только будут честные советники,
тот же час будут честные капитан-исправники, заседатели, словом — все станет
честно".
"...Храни вас Бог даже и преследовать. Старайтесь только чтобы сверху
было все честно: снизу будет все честно само собою."
XXX
Нельзя унывать при виде неустройства современной жизни, ибо "человеку
везде, на всяком поприще, предстоит много бед, что нужно с ними бороться — для
того и жизнь дана человеку — что ни в каком случае не нужно унывать" (Выбр.
места. Письмо VII). В Письме XXX Гоголь пишет: "Но вспомни: призваны в мир мы
вовсе не для праздников и пирований — на битву мы сюда призваны; праздновать же
победу будем там. А потому мы ни на миг не должны позабыть, что вышли на битву,
и нечего туг выбирать, где поменьше опасностей: как добрый воин, должен
бросаться из нас всяк туда, где пожарче битва".
"...Проступков нет неисправимых, и те же пустынные пространства, нанесшие
тоску мне на душу, меня восторгнули великим простором своего пространства,
широким поприщем для дел. От души было произнесено это обращение к России: "В
тебе ли не быть Богатырю, когда есть место где развернуться ему?" Оно было
сказано не для картины или похвальбы: я это чувствовал; я это чувствую и теперь.
В России теперь на всяком шагу можно сделаться богатырем. Всякое и звание и
место требует богатырства. Каждый из нас опозорил до того святыню своего звания
и места (все места святы), что нужно богатырских сил на то, чтобы вознести их на
законную высоту". (Второе Письмо по поводу "Мертвых душ".)
Ту же тему о необходимости вглядеться в печальное положение России и
дружно помочь Царю и правительству бороться с темными сторонами ее жизни, Гоголь
развивает и в Письме XXVI "Страхи и ужасы России". "В России еще брезжит свет,
есть еще пути и дороги к спасению, и слава Богу, что эти страхи наступили
теперь, а не позже". "Но я теперь должен, как в решительную священную минуту,
когда приходится спасать свое отечество, когда всякий гражданин несет все и
жертвует всем, я должен сделать клич..." "Дело в том, что пришло нам спасать
свою землю, что гибнет земля наша не от нашествия двунадесяти языков, а от нас
самих, что мимо законного управления образовалось другое правление, гораздо
сильнейшее всякого законного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33