Арх. 1902 г. март)
"К самому себе Император Николай I, — сообщает в своих воспоминаниях бар.
Фредерике, — был в высшей степени строг, вел жизнь самую воздержанную, кушал он
замечательно мало, большею частью овощи, ничего не пил, кроме воды, разве иногда
рюмку вина и то, право, не знаю, когда это случалось; за ужином кушал всякий
вечер тарелку одного и того же супа из протертого картофеля, никогда не курил и
не любил, чтобы и другие курили. Прохаживался два раза в день пешком
обязательно, рано утром перед завтраком и занятиями и после обеда, днем никогда
не отдыхал. Был всегда одет, халата у него и не существовало никогда, но если
ему нездоровилось, что, впрочем, очень редко случалось, то он надевал старенькую
шинель. Спал он на тоненьком тюфячке, набитом сеном. Его походная кровать стояла
постоянно в опочивальне Августейшей супруги, покрытая шалью. Вообще вся
обстановка, окружавшая его личную жизнь, носила отпечаток скромности и строгой
воздержанности". Николай I никогда не стремился занять русский престол, он любил
военно-инженерное дело, был большим знатоком его и вполне был удовлетворен
занимаемой им должностью в русской армии. Он никогда не считал себя способным
управлять величайшей империей мира, очень скромно расценивая свои личные
качества. Первый, кто правильно оценил выдающиеся личные качества великого князя
Николая, как это ни странно, был знаменитый английский утопист Роберт Оуэн. В
1816 году, по приказу Александра I великий князь посетил Оуэна и познакомился с
его социальной деятельностью. Великий князь произвел большое впечатление на
Роберта Оуэна и после того как великий князь уехал он сказал: "Этот юноша рожден
повелевать".
XII
И точно: мало радостей узнали б,
Милорд, когда б вы стали королем.
В. Шекспир. Ричард III.
Только летом 1819 года великий князь Николай узнал, что вероятно ему
придется быть царем России. "Нике, — пишет в своих мемуарах Императрица
Александра Федоровна, — сидел неподвижно, словно статуя; безмолвствовал, широко
открыв глаза". "Александр говорил еще долго в том же роде. Я увидела слезы на
глазах Никса, и, когда Александр задал мне вопрос, то я разразилась рыданиями.
Нике тоже". "Кончился этот разговор, — записал сам Николай I, — но мы с женой
остались в положении которое уподобить могу только тому ощущению, которое
полагаю, поразит человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами
и с которой всюду открываются приятнейшие виды, как вдруг разверзается под
ногами пропасть, в которую неодолимая сила ввергает его, не давая отступить или
возвратиться".
Утром 14 декабря, в день восстания Николай сказал командирам верных ему
частей:
"Вы знаете, господа, что я не искал короны. Я не находил у себя ни опыта,
ни необходимых талантов, чтоб нести столь тяжелое бремя. Но раз Господь мне ее
вручил также как воля братьев моих и основные законы, то сумею ее защитить и
ничто на свете не сможет у меня вырвать. Я знаю свои обязанности и сумею их
выполнить. Русский Император в случае несчастья должен умереть с шпагою в руке.
Но во всяком случае, не предвидя каким способом мы выйдем из этого кризиса — я
вам, господа, поручаю моего сына. Что же касается меня, то доведется ли мне быть
Императором хотя бы один день, в течение одного часа, я докажу, что достоин быть
Императором". "Вы видели, — заявил Николай I 20 декабря 1825 года французскому
посланнику Лафероне, — что произошло. Сообразите же, что я чувствовал, когда
вынужден был пролить кровь, прежде чем окончился первый день моего
царствования... Впрочем душа моя глубоко опечалена, но не удручена: в
особенности она, не должна казаться такою нации, повелевать которою составляет
мою радость. Сквозь тучи, затемнившие на мгновение небосклон, я имел утешение
получить тысячу выражений высокой преданности и распознать любовь к отечеству,
отмщающую за стыд и позор, которые горсть злодеев пыталась взвесть на русский
народ".
После беседы с Императором, которая продолжалась целый час, Лафероне,
французский посол прямо из дворца поехал к гр. Рибопьеру.
— "Ну, — воскликнул он, — у вас есть властелин. Какая речь, какое
благородство, какое величие, и где до сих пор он скрывал это"!
По мнению английского дипломата: "Во всей личности Императора Николая
было что-то отменно внушительное и величественное, и, несмотря на суровое и
строгое выражение лица, в его улыбке и обращении было что-то чарующее. Это был
выдающийся характер, благородный, великодушный и любимый всеми, кто его близко
знал. Строгость его была скорее вызвана необходимостью, нежели собственным
желанием; она возникла из убеждения, что Россией необходимо управлять твердой и
сильной рукой, а не от врожденного чувства жестокосердия или желания угнетать
своих подданных. Трагическая смерть его отца, Императора Павла, таинственная
смерть старшего брата Императора Александра, в отдаленном городе и смуты,
которые грозили возникнуть при его вступлении на престол. вследствие отречения
Цесаревича Константина Павловича, — все эти обстоятельства не могли не
ожесточить сильный и деятельный ум и расположить его править своим народом
железной рукой, не употребляя бархатной перчатки".
Современники Николая I в своих воспоминаниях пишут, что он был строг,
взыскателен, не терпел разгильдяйств и расхлябанности, сурово наказывал за
нарушение служебного долга. Но никто из мемуаристов не упоминает о его
исключительной жестокости, ни его "зимних" и "оловянных глазах", "лишенных
теплоты и всякого милосердия". "Оловянные глаза", жестокость, невероятный
деспотизм — это все выдумано Герценом, Мережковским и другими членами Ордена
Русской Интеллигенции, чтобы внушить как можно больше вражды к царю решившему
положить конец европеизации России. Много раз описывали внешность Имп. Николая и
его глаза, но никогда не отмечали, что они были "лишены теплоты и всякого
милосердия". Вот, например, описание внешности Императора Николая сделанное
Дубецким вскоре после восшествия его на престол: "Император Николай Павлович, —
пишет Дубецкий, — был тогда (1828 г.) 32 лет; высокого роста и сухощав, грудь
имел широкую, руки несколько длинные, лицо продолговатое, чистое, лоб открытый,
— нос римский, рот умеренный, взгляд быстрый, голос звонкий, подходящий к
тенору, но говорил несколько скороговоркою. Вообще он был очень строен и ловок.
В движениях не было заметно ни надменной важности, ни ветреной торопливости, но
видна была какая-то неподдельная строгость. Свежесть лица и все в нем выказывало
железное здоровье и служило доказательством, что юность не была изнежена и жизнь
сопровождалась трезвостью и умеренностью. В физическом отношении он был
превосходнее всех мужчин из генералитета офицеров, каких только я видел в армии;
и могу сказать по истине, что в нашу просвещенную эпоху величайшая редкость
видеть подобного человека в кругу аристократии" (Из записок Н. Дубецкого.) Даже
французский маркиз де Кюстин, такой же заклятый враг Имп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
"К самому себе Император Николай I, — сообщает в своих воспоминаниях бар.
Фредерике, — был в высшей степени строг, вел жизнь самую воздержанную, кушал он
замечательно мало, большею частью овощи, ничего не пил, кроме воды, разве иногда
рюмку вина и то, право, не знаю, когда это случалось; за ужином кушал всякий
вечер тарелку одного и того же супа из протертого картофеля, никогда не курил и
не любил, чтобы и другие курили. Прохаживался два раза в день пешком
обязательно, рано утром перед завтраком и занятиями и после обеда, днем никогда
не отдыхал. Был всегда одет, халата у него и не существовало никогда, но если
ему нездоровилось, что, впрочем, очень редко случалось, то он надевал старенькую
шинель. Спал он на тоненьком тюфячке, набитом сеном. Его походная кровать стояла
постоянно в опочивальне Августейшей супруги, покрытая шалью. Вообще вся
обстановка, окружавшая его личную жизнь, носила отпечаток скромности и строгой
воздержанности". Николай I никогда не стремился занять русский престол, он любил
военно-инженерное дело, был большим знатоком его и вполне был удовлетворен
занимаемой им должностью в русской армии. Он никогда не считал себя способным
управлять величайшей империей мира, очень скромно расценивая свои личные
качества. Первый, кто правильно оценил выдающиеся личные качества великого князя
Николая, как это ни странно, был знаменитый английский утопист Роберт Оуэн. В
1816 году, по приказу Александра I великий князь посетил Оуэна и познакомился с
его социальной деятельностью. Великий князь произвел большое впечатление на
Роберта Оуэна и после того как великий князь уехал он сказал: "Этот юноша рожден
повелевать".
XII
И точно: мало радостей узнали б,
Милорд, когда б вы стали королем.
В. Шекспир. Ричард III.
Только летом 1819 года великий князь Николай узнал, что вероятно ему
придется быть царем России. "Нике, — пишет в своих мемуарах Императрица
Александра Федоровна, — сидел неподвижно, словно статуя; безмолвствовал, широко
открыв глаза". "Александр говорил еще долго в том же роде. Я увидела слезы на
глазах Никса, и, когда Александр задал мне вопрос, то я разразилась рыданиями.
Нике тоже". "Кончился этот разговор, — записал сам Николай I, — но мы с женой
остались в положении которое уподобить могу только тому ощущению, которое
полагаю, поразит человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами
и с которой всюду открываются приятнейшие виды, как вдруг разверзается под
ногами пропасть, в которую неодолимая сила ввергает его, не давая отступить или
возвратиться".
Утром 14 декабря, в день восстания Николай сказал командирам верных ему
частей:
"Вы знаете, господа, что я не искал короны. Я не находил у себя ни опыта,
ни необходимых талантов, чтоб нести столь тяжелое бремя. Но раз Господь мне ее
вручил также как воля братьев моих и основные законы, то сумею ее защитить и
ничто на свете не сможет у меня вырвать. Я знаю свои обязанности и сумею их
выполнить. Русский Император в случае несчастья должен умереть с шпагою в руке.
Но во всяком случае, не предвидя каким способом мы выйдем из этого кризиса — я
вам, господа, поручаю моего сына. Что же касается меня, то доведется ли мне быть
Императором хотя бы один день, в течение одного часа, я докажу, что достоин быть
Императором". "Вы видели, — заявил Николай I 20 декабря 1825 года французскому
посланнику Лафероне, — что произошло. Сообразите же, что я чувствовал, когда
вынужден был пролить кровь, прежде чем окончился первый день моего
царствования... Впрочем душа моя глубоко опечалена, но не удручена: в
особенности она, не должна казаться такою нации, повелевать которою составляет
мою радость. Сквозь тучи, затемнившие на мгновение небосклон, я имел утешение
получить тысячу выражений высокой преданности и распознать любовь к отечеству,
отмщающую за стыд и позор, которые горсть злодеев пыталась взвесть на русский
народ".
После беседы с Императором, которая продолжалась целый час, Лафероне,
французский посол прямо из дворца поехал к гр. Рибопьеру.
— "Ну, — воскликнул он, — у вас есть властелин. Какая речь, какое
благородство, какое величие, и где до сих пор он скрывал это"!
По мнению английского дипломата: "Во всей личности Императора Николая
было что-то отменно внушительное и величественное, и, несмотря на суровое и
строгое выражение лица, в его улыбке и обращении было что-то чарующее. Это был
выдающийся характер, благородный, великодушный и любимый всеми, кто его близко
знал. Строгость его была скорее вызвана необходимостью, нежели собственным
желанием; она возникла из убеждения, что Россией необходимо управлять твердой и
сильной рукой, а не от врожденного чувства жестокосердия или желания угнетать
своих подданных. Трагическая смерть его отца, Императора Павла, таинственная
смерть старшего брата Императора Александра, в отдаленном городе и смуты,
которые грозили возникнуть при его вступлении на престол. вследствие отречения
Цесаревича Константина Павловича, — все эти обстоятельства не могли не
ожесточить сильный и деятельный ум и расположить его править своим народом
железной рукой, не употребляя бархатной перчатки".
Современники Николая I в своих воспоминаниях пишут, что он был строг,
взыскателен, не терпел разгильдяйств и расхлябанности, сурово наказывал за
нарушение служебного долга. Но никто из мемуаристов не упоминает о его
исключительной жестокости, ни его "зимних" и "оловянных глазах", "лишенных
теплоты и всякого милосердия". "Оловянные глаза", жестокость, невероятный
деспотизм — это все выдумано Герценом, Мережковским и другими членами Ордена
Русской Интеллигенции, чтобы внушить как можно больше вражды к царю решившему
положить конец европеизации России. Много раз описывали внешность Имп. Николая и
его глаза, но никогда не отмечали, что они были "лишены теплоты и всякого
милосердия". Вот, например, описание внешности Императора Николая сделанное
Дубецким вскоре после восшествия его на престол: "Император Николай Павлович, —
пишет Дубецкий, — был тогда (1828 г.) 32 лет; высокого роста и сухощав, грудь
имел широкую, руки несколько длинные, лицо продолговатое, чистое, лоб открытый,
— нос римский, рот умеренный, взгляд быстрый, голос звонкий, подходящий к
тенору, но говорил несколько скороговоркою. Вообще он был очень строен и ловок.
В движениях не было заметно ни надменной важности, ни ветреной торопливости, но
видна была какая-то неподдельная строгость. Свежесть лица и все в нем выказывало
железное здоровье и служило доказательством, что юность не была изнежена и жизнь
сопровождалась трезвостью и умеренностью. В физическом отношении он был
превосходнее всех мужчин из генералитета офицеров, каких только я видел в армии;
и могу сказать по истине, что в нашу просвещенную эпоху величайшая редкость
видеть подобного человека в кругу аристократии" (Из записок Н. Дубецкого.) Даже
французский маркиз де Кюстин, такой же заклятый враг Имп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33