»
И все-таки Рябов вспомнил. Он видел это лицо: резкие черты, вытянутые книзу, с резкими скулами и черной бородой, идущей полоской вдоль скулы и завершающейся острым пучком черных волос, стриженных клином. Точно такое же лицо было на подаренной Рябову курительной трубке в виде головы Мефистофеля. Лицо с итальянской живостью, экспансивностью. Когда гость что-то хотел сказать или сделать, казалось, вкладывал в это всю мощь своего большого, хорошо тренированного тела. Рот при этом округлялся, губы вытягивались, напоминая конец слонового хобота.
Сэм Поллак поздоровался с Рябовым, когда их представили, как бы в ходе исполняемого гостем непрерывного танца. Он говорил и говорил, то с переводчиком, то с Бариновым через переводчика, живо и непосредственно реагируя на каждый ответ, будто воспринимал его не только умом, но и всем своим существом.
А вопросы, которые он задавал, даже если бы Рябов и не знал английского языка, звучали прозрачно ясно благодаря щедрому набору выразительных жестов, которыми сопровождались.
Так, отвечая Сэму Поллаку, он и вошел в кабинет председателя. Тот встретил их у двери – высокий, слегка пополневший, но еще с хорошей спортивной фигурой, так контрастировавшей с густой сединой на висках.
«Пожалуй, трудно найти другого министра спорта, который бы так соответствовал своему месту хотя бы чисто внешне, – подумал Рябов не без зависти.– Вот только мешки под глазами да седины прибавилось за последние год-два. Что говорить, место не из спокойных – победы планировать труднее, чем что-либо! Год работал, а там какой-то Васин в финальном матче шайбу в штангу послал. И не забил решающий гол. И сборная без „золота“ осталась. Кто министру поверит, что сделано все возможное для победы?»
Совсем не к месту, но с неподдельным сочувствием, что так редко посещало его, подумал Рябов о хозяине кабинета.
Словно догадавшись, о чем думает Рябов, председатель тяжело, из-под бровей посмотрел на него, хотя губы его по-прежнему цвели в дежурной приветственной улыбке. Пожатие было сильным. Рябов знал, что председатель любит, когда восхищаются железной хваткой руки и восклицают: «А как же иначе, сразу видно – спортивный министр!»
Хозяин кабинета находился явно в хорошем настроении, шутил и, безошибочно уловив характер Поллака, повел беседу в непринужденном тоне, с шутками и воспоминаниями.
Поллак громко, на весь кабинет, заразительно хохотал, довольно неплоско острил, и Рябов подумал, что энергичность физическая обычно хорошо ладит в людях с энергичностью духовной.
Председатель говорил много лестных слов в адрес Рябова, и только однажды Баринов не удержался и съязвил, что, дескать, есть у нас товарищи, настойчиво убеждающие в необходимости учиться у канадских профессионалов, а вот господин Поллак, почти бог в конторе «Американского хоккейного форума», считает, что учиться играть надо у русских. Естественно, американцу этого не перевели, и председатель поморщился, когда Рябов отпарировал: «Кто первым возьмет все лучшее, что есть в мировом хоккее, тот вперед и уйдет!»
Баринов обидчиво поджал губы, но Рябов не обратил на это внимания. Внезапная мысль пришла в голову.
«Конечно, американец не партнер для разговора о серии матчей с канадскими профессионалами, но ведь он может… Ну конечно, если попробовать его подтолкнуть к мысли о встрече с командами американской лиги, то, глядя на такой флирт, канадцы забеспокоятся, как бы их не обошли. И поубавится спеси! Стоит попробовать…»
Он впервые посмотрел на Поллака с каким-то деловым интересом, а не с вежливым равнодушием, понимая, что должен потерять зря немало времени на никчемное, общение.
Насчет духовной энергичности Поллака, соответствовавшей его энергичности физической, Рябов не ошибся. И хотя он вышел от председателя с глубоким убеждением, что прибыл не лучший, с его, рябовской, точки зрения, специалист по современному хоккею, в последующие два дня, показывая Сэму столичные хоккейные базы, знакомя с работой своего клуба и командой, Рябов изменил свое мнение. Если и не был Поллак хоккейным стратегом, что, впрочем, от него и не требовалось, то учеником он оказался отменным. Скажем, от знакомства с Москвой, куда приехал впервые, отказался наотрез: «Пока не получу полной сатисфакции от знакомства с русским хоккеем».
– Меня послали посмотреть, что вы тут делаете, – откровенно признался он однажды, когда обедали в ресторане «Националь». За легкой шторой, припорошенный снегом, – наконец-то похолодало! – лежал Кремль и шумел автомобильный простор Манежной площади.– Вашингтон вообще плохо представляет, что такое настоящий хоккей. Американский футбол, бейсбол, баскетбол– это волнует американцев. Но вот и Вашингтон захотел иметь хоккейный клуб. Сегодня хоккей теснит многие исконно американские виды спорта. Когда я заикнулся в Канаде, что неплохо бы познакомиться с русским хоккеем поближе, – Поллак заговорщицки наклонился к Рябову, – мне сказали, что такого хоккея нет…
– Ну конечно! – охотно согласился Рябов.– Какой у нас хоккей? Так, дюжину раз чемпионами мира были…
Поллак раскатисто захохотал и, отсмеявшись, показал большим пальцем за плечо, имея в виду, как понял Рябов, боссов профессионального канадского хоккея:
– Любительский хоккей они за хоккей не считают. Так, тренировочная конюшня… Для нас, деловых людей, все, что не приносит прибыль, серьезным быть не может…
– А ваша-то роль во всем этом, Сэм, какова? -внезапно впрямую спросил Рябов, почувствовав, что минута откровения может прояснить многие карты.
– Знаете ли вы, Рябов, что такое спонсор? – в свою очередь спросил Поллак.
– Приблизительно, – неуверенно ответил Рябов, предлагая американцу высказаться.
– О'кэй! – Сэм явно понял, что хочет Рябов. Сытный, вкусный обед, водка, горячившая и без того темпераментного Поллака, и то, что ему удалось увидеть в Москве, впрямь располагали американца к откровенной беседе. Он этого и не скрывал. Хотя сейчас Рябов, прикинув в уме все события последних дней, вдруг понял, что Поллак, говоривший много и очень охотно, от рассказа о себе уходил деликатно, но решительно.
– О'кэй, – повторил Поллак и кивнул головой.
Он поднял над столом свои сильные мясистые ладони, знавшие цену спортивному снаряду.
– Я начну издалека… Большой спорт, по крайней мере, у нас – это большие деньги. Спонсор – человек, который держит в руках финансовые козыри любого большого спортивного мероприятия. Вы, господин Рябов, кажется, ярый сторонник встреч с канадскими профессионалами? И не раз, беседуя со спортивными специалистами, высказывались в пользу большой серии матчей «Восток – Запад»…– Сэм почмокал губами.– Говорить надо не с ними, а с теми, у кого деньги. Их надо убедить, что независимо от спортивной стороны дела…– Поллак прервал себя на полуфразе.– Вас ведь, наверно, чистый спорт больше волнует? Ну, скажем, престиж, проверка собственных достижений?! – Рябов согласно кивнул, и Поллак закончил прерванную мысль: – Они не потеряют деньги, вложенные ими в эту серию. Захотят ли канадские зрители, привыкшие к определенному хоккею, покупать билеты на матчи с неизвестными любителями?
Рябов рассматривал Поллака, пока тот говорил. За время их поездок по Москве Рябову так и не довелось рассмотреть гостя как следует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
И все-таки Рябов вспомнил. Он видел это лицо: резкие черты, вытянутые книзу, с резкими скулами и черной бородой, идущей полоской вдоль скулы и завершающейся острым пучком черных волос, стриженных клином. Точно такое же лицо было на подаренной Рябову курительной трубке в виде головы Мефистофеля. Лицо с итальянской живостью, экспансивностью. Когда гость что-то хотел сказать или сделать, казалось, вкладывал в это всю мощь своего большого, хорошо тренированного тела. Рот при этом округлялся, губы вытягивались, напоминая конец слонового хобота.
Сэм Поллак поздоровался с Рябовым, когда их представили, как бы в ходе исполняемого гостем непрерывного танца. Он говорил и говорил, то с переводчиком, то с Бариновым через переводчика, живо и непосредственно реагируя на каждый ответ, будто воспринимал его не только умом, но и всем своим существом.
А вопросы, которые он задавал, даже если бы Рябов и не знал английского языка, звучали прозрачно ясно благодаря щедрому набору выразительных жестов, которыми сопровождались.
Так, отвечая Сэму Поллаку, он и вошел в кабинет председателя. Тот встретил их у двери – высокий, слегка пополневший, но еще с хорошей спортивной фигурой, так контрастировавшей с густой сединой на висках.
«Пожалуй, трудно найти другого министра спорта, который бы так соответствовал своему месту хотя бы чисто внешне, – подумал Рябов не без зависти.– Вот только мешки под глазами да седины прибавилось за последние год-два. Что говорить, место не из спокойных – победы планировать труднее, чем что-либо! Год работал, а там какой-то Васин в финальном матче шайбу в штангу послал. И не забил решающий гол. И сборная без „золота“ осталась. Кто министру поверит, что сделано все возможное для победы?»
Совсем не к месту, но с неподдельным сочувствием, что так редко посещало его, подумал Рябов о хозяине кабинета.
Словно догадавшись, о чем думает Рябов, председатель тяжело, из-под бровей посмотрел на него, хотя губы его по-прежнему цвели в дежурной приветственной улыбке. Пожатие было сильным. Рябов знал, что председатель любит, когда восхищаются железной хваткой руки и восклицают: «А как же иначе, сразу видно – спортивный министр!»
Хозяин кабинета находился явно в хорошем настроении, шутил и, безошибочно уловив характер Поллака, повел беседу в непринужденном тоне, с шутками и воспоминаниями.
Поллак громко, на весь кабинет, заразительно хохотал, довольно неплоско острил, и Рябов подумал, что энергичность физическая обычно хорошо ладит в людях с энергичностью духовной.
Председатель говорил много лестных слов в адрес Рябова, и только однажды Баринов не удержался и съязвил, что, дескать, есть у нас товарищи, настойчиво убеждающие в необходимости учиться у канадских профессионалов, а вот господин Поллак, почти бог в конторе «Американского хоккейного форума», считает, что учиться играть надо у русских. Естественно, американцу этого не перевели, и председатель поморщился, когда Рябов отпарировал: «Кто первым возьмет все лучшее, что есть в мировом хоккее, тот вперед и уйдет!»
Баринов обидчиво поджал губы, но Рябов не обратил на это внимания. Внезапная мысль пришла в голову.
«Конечно, американец не партнер для разговора о серии матчей с канадскими профессионалами, но ведь он может… Ну конечно, если попробовать его подтолкнуть к мысли о встрече с командами американской лиги, то, глядя на такой флирт, канадцы забеспокоятся, как бы их не обошли. И поубавится спеси! Стоит попробовать…»
Он впервые посмотрел на Поллака с каким-то деловым интересом, а не с вежливым равнодушием, понимая, что должен потерять зря немало времени на никчемное, общение.
Насчет духовной энергичности Поллака, соответствовавшей его энергичности физической, Рябов не ошибся. И хотя он вышел от председателя с глубоким убеждением, что прибыл не лучший, с его, рябовской, точки зрения, специалист по современному хоккею, в последующие два дня, показывая Сэму столичные хоккейные базы, знакомя с работой своего клуба и командой, Рябов изменил свое мнение. Если и не был Поллак хоккейным стратегом, что, впрочем, от него и не требовалось, то учеником он оказался отменным. Скажем, от знакомства с Москвой, куда приехал впервые, отказался наотрез: «Пока не получу полной сатисфакции от знакомства с русским хоккеем».
– Меня послали посмотреть, что вы тут делаете, – откровенно признался он однажды, когда обедали в ресторане «Националь». За легкой шторой, припорошенный снегом, – наконец-то похолодало! – лежал Кремль и шумел автомобильный простор Манежной площади.– Вашингтон вообще плохо представляет, что такое настоящий хоккей. Американский футбол, бейсбол, баскетбол– это волнует американцев. Но вот и Вашингтон захотел иметь хоккейный клуб. Сегодня хоккей теснит многие исконно американские виды спорта. Когда я заикнулся в Канаде, что неплохо бы познакомиться с русским хоккеем поближе, – Поллак заговорщицки наклонился к Рябову, – мне сказали, что такого хоккея нет…
– Ну конечно! – охотно согласился Рябов.– Какой у нас хоккей? Так, дюжину раз чемпионами мира были…
Поллак раскатисто захохотал и, отсмеявшись, показал большим пальцем за плечо, имея в виду, как понял Рябов, боссов профессионального канадского хоккея:
– Любительский хоккей они за хоккей не считают. Так, тренировочная конюшня… Для нас, деловых людей, все, что не приносит прибыль, серьезным быть не может…
– А ваша-то роль во всем этом, Сэм, какова? -внезапно впрямую спросил Рябов, почувствовав, что минута откровения может прояснить многие карты.
– Знаете ли вы, Рябов, что такое спонсор? – в свою очередь спросил Поллак.
– Приблизительно, – неуверенно ответил Рябов, предлагая американцу высказаться.
– О'кэй! – Сэм явно понял, что хочет Рябов. Сытный, вкусный обед, водка, горячившая и без того темпераментного Поллака, и то, что ему удалось увидеть в Москве, впрямь располагали американца к откровенной беседе. Он этого и не скрывал. Хотя сейчас Рябов, прикинув в уме все события последних дней, вдруг понял, что Поллак, говоривший много и очень охотно, от рассказа о себе уходил деликатно, но решительно.
– О'кэй, – повторил Поллак и кивнул головой.
Он поднял над столом свои сильные мясистые ладони, знавшие цену спортивному снаряду.
– Я начну издалека… Большой спорт, по крайней мере, у нас – это большие деньги. Спонсор – человек, который держит в руках финансовые козыри любого большого спортивного мероприятия. Вы, господин Рябов, кажется, ярый сторонник встреч с канадскими профессионалами? И не раз, беседуя со спортивными специалистами, высказывались в пользу большой серии матчей «Восток – Запад»…– Сэм почмокал губами.– Говорить надо не с ними, а с теми, у кого деньги. Их надо убедить, что независимо от спортивной стороны дела…– Поллак прервал себя на полуфразе.– Вас ведь, наверно, чистый спорт больше волнует? Ну, скажем, престиж, проверка собственных достижений?! – Рябов согласно кивнул, и Поллак закончил прерванную мысль: – Они не потеряют деньги, вложенные ими в эту серию. Захотят ли канадские зрители, привыкшие к определенному хоккею, покупать билеты на матчи с неизвестными любителями?
Рябов рассматривал Поллака, пока тот говорил. За время их поездок по Москве Рябову так и не довелось рассмотреть гостя как следует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82