– Что, курортнички, развлекаетесь? А где мокрые спины? Где мокрые спины, я вас спрашиваю? Когда спины у нападающих сухие, они становятся мокрыми у наших вратарей!
Глотов, центр «кормильцев», самый результативный игрок нынешнего чемпионата страны, основная рябовская надежда на осуществление тактики непрерывной атаки, – его главный тренерский козырь на нынешнем чемпионате. Он вложил столько труда в новую тактику. Он потратил столько крови, прежде чем на тренерском совете и на заседании федерации сумел отстоять свою точку зрения. Ах, сколько закулисных схваток приходится выдерживать еще до того, как выиграешь финальный матч чемпионата! Об этом не знает никто – ни эти журналисты, сидящие на трибуне, ни даже игроки, до которых лишь изредка и большей частью в искаженном виде доходят какие-то слухи о поединках их тренера.
Итак, Глотов взглянул на своего тренера молча, но вопрошающе: серьезно ли требует тот максимальной нагрузки или?… Но в глазах Рябова было столько жесткости, что Глотов, яростно крутнувшись на месте, рванулся к шайбе, увлекая за собой всю тройку. Теперь они «поливали» ворота с остервенением, то щедро размахивая клюшкой выше плеча, словно хотели кинуть вместе с шайбой и кусок льда, который, как и их спины, потемневшие от пота, потускнел от нарезанного снега, то почти незаметным движением кисти стреляли низом, заставляя вратаря распластываться на льду в разножке.
Весь прямоугольник представлял собой большую экспозицию выставки мастерства, силы и скорости, где каждый стенд действовал самостоятельно. И все же опытный глаз без труда замечал, что во всем этом сложном круговороте существовал единый стержень. И стержень этот – невысокий человек с большим животом, так смешно одетый, но работавший на льду, кажется, не меньше своих игроков.
– Костя! – крикнул Рябов.-Ну-ка принеси пояс целомудрия. А то мальчикам никак не согреться!
Массажист подал второму тренеру старый водолазный пояс, усаженный тяжелыми свинцовыми пластинами и доведенный до двух пудов весом, – тоже изобретение Рябова. Второй тренер, нагибаясь под тяжестью, несомненно, больше, чем следовало, как бы подыгрывая своему начальнику, выволок пояс на середину и положил на лед.
– Глотов, начинай!
Под веселые смешки ребят Глотов, улыбаясь, пристегнул пояс, словно это обычный брючный ремень, и начал заниматься ускорениями, катаясь от борта к борту.
Двухпудовый вес давил на ноги – в этом и была польза от катания с нагрузкой, – но Глотов бежал легко, так что на трибунах могли и не поверить в истинную тяжесть снаряда.
По очереди Рябов пропустил всех нападающих через силовое упражнение, следя, чтобы каждый отработал с полной отдачей. Подобные нагрузки были естественны во время тренировочных сборов, но почему Рябов заставил их надевать пояс накануне первой игры и так жестко вел тренировку, ребята явно не понимали. Но, привыкнув верить тренеру, привыкнув выполнять его команды, игроки работали охотно. Рябов с удовольствием отмечал, что большинство не только в отличной физической форме, но и в приподнятом настроении, что для него значило не меньше. По тому, как катился игрок, как вяло ворочал шайбу, Рябов мог почти точно определить процент будущей недоработки им во время матча. Оставалось лишь решить немногое: ставить хоккеиста на игру или заменить другим?
– Первый пас давайте! Первый пас! – кричал Рябов уже в другом конце загона, подзадоривая защитников.– Почему ты тянешь? Витенька был свободным! Раз – и положи ему на крюк шайбу! А сам вперед, вперед!
Рябов каждое слово подчеркивал жестом. С трибун его поведение смотрелось пантомимой, объединенной единым сюжетом.
Первый пас! Сколько крови стоил он Рябову! Пока объяснил ребятам, пока убедил тренерский совет в своей правоте, до которой тоже дошел не сразу. Как трудно ломать общепринятое! Казалось, еще из хоккея с мячом пришел в хоккей с шайбой этот пресловутый первый пас. Он словно ключ к игре. Во всяком случае, ключ к атаке.
Вот соперник потерял шайбу или защитник отобрал ее в борьбе. От того, как распорядится защитник добычей, зависит сохранение темпа, возможность стремительной и успешной атаки. Считалось нормальным, когда защитник обычным длинным пасом отправлял шайбу свободному игроку, который подхватывал ее на скорости и начинал атаку. За время этой передачи соперник обычно успевал перестроить свои атакующие порядки в защитные, и теперь приходилось ломать организованную оборону.
Рябов заставил своих играть с ходу, самих защитников, овладевших шайбой, начинать атаку. Ну во-первых, это просто нелегко. Во-вторых, как показал опыт, еще и опасно. Увлекшись атакой и потеряв шайбу, защитник сразу же ставил собственные ворота под угрозу. Да, немало горьких минут пережил Рябов, пока нашел оптимальный вариант начала атаки. И он оказался компромиссным. Неважно, каким будет первый пас – длинным или коротким. Важно совсем другое: не его формальная характеристика, а его функциональная необходимость. Первый пас может быть любым, лишь бы создавал максимальную возможность для стремительной контратаки. Пусть защитник откинет шайбу на полметра, лишь бы партнер вторым пасом пустил форварда в прорыв или перевел игру в наиболее слабо охраняемое место защитной зоны.
– Отдал шайбу – и вперед! – кричал Рябов, подстегивая защитников.– Вернулись! Вернулись! Кто в горку катиться не хочет, может отдохнуть на скамейке!
Его свисток врывался в гулкую музыку тренировки требовательно, каждый раз заставляя ее звучать по-новому.
Рябов не заметил, как истекли почти два часа отданного им льда. Не заметил, что игроки шведской команды, которой предстояло тренироваться следом за ними, уже стояли одетые в дверях тесной кучкой и с любопытством смотрели на этих русских, работавших с усердием, делавшим честь новичкам. Взглянув на часы, он сунул свисток в рот и пустил долгую затухающую трель. Вместе с замирающим свистом опал шум тренировки; будто из оболочки звукового шара выпустили воздух. И наступила тишина. Как после трагического финала захватывающей пьесы. Однако тишина продолжалась недолго. Аплодисменты с журналистской трибуны прозвучали сдержанно, но искренне. Кто-кто, а Рябов сумел оценить их значение: тренировка произвела впечатление.
– Так-то! – пробормотал он, довольный и собой и ребятами.
Принялся, как квочка крыльями, махать руками, сгоняя парней со льда. Те укатывались неохотно, словно в запасе имелась уйма сил и все сделанное ими за эти два часа лишь подогрело страсть к работе.
Рябов не спешил покидать лед. Он подкатился к борту и поздоровался за руку с советскими журналистами: своими приятелями и теми, которых знал только в лицо.
– Как устроились? – спросил он участливо, как будто жилищные условия журналистов волновали его сейчас больше всего.
– Ничего, – ответил корреспондент «Правды».– Не «Хилтон», но жить можно.
Начали стягиваться с трибун иностранные журналисты, вслушиваясь в звуки непонятной русской речи.
Рябов ловил восхищенные взгляды и, как настоящая звезда экрана, умудрялся позировать фотографам, не глядя в камеру, делая вид, что не замечает объективов.
Он с трудом сдерживал ликование, довольный тренировкой, и по тому, как оживленно обменивались мнениями журналисты, покидая трибуну, видел, что сегодняшнюю задачу команда выполнила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82