его подозрительно прищуренные глаза так же ясно, как слова, давали понять, что каждый мужчина, переступающий порог этой школы, воспринимается как враг, за которым необходимо пристально следить.
Лусиусу осталось только выразительно поднять бровь, когда портье, проводив его в не совсем уж убогую гостиную для посетителей, надежно запер внутри, чтобы доложить мисс Аллард о прибытии его сиятельства. Но сначала появилась не Фрэнсис, а другая леди – среднего роста, абсолютно прямая и, очевидно, строгих правил. Еще до того, как она назвала себя, Лусиус догадался, что это, должно быть, сама мисс Мартин, несмотря на то что она оказалась моложе, чем он мог ожидать, и выглядела всего на год или на два старше его самого.
– Мисс Аллард будет через пять минут, она дирижирует на репетиции хора старших учениц, – объяснила мисс Мартин после того, как представилась.
– Вот как? – отрывисто сказал он. – Вам повезло, что у вас преподает такой великолепный музыкант.
Его – или, во всяком случае, его самолюбие – целый месяц, пока он не выбросил Фрэнсис из своих мыслей, донимало то, что она предпочла преподавать в школе для девочек, вместо того чтобы уехать с ним. Но прошедшим вечером Лусиус обнаружил, что его еще больше раздражает, что обладательница такого воистину великолепного голоса решила стать простой учительницей, хотя, чтобы сделать блистательную карьеру певицы, ей достаточно просто щелкнуть пальцами. Это было выше его понимания – сама Фрэнсис была выше его понимания. И то, что он не знал ее, не понимал ее, раздражало его и почти всю ночь не давало уснуть. Он обнаружил, что хотя едва знает Фрэнсис, тем не менее позволил ей снова лишить его покоя, чего до сих пор не удавалось сделать ни одной женщине.
– Никто не ценит этого больше, чем я, лорд Синклер, – отозвалась мисс Мартин, сложив руки на талии. – Просто замечательно, что ее талант оценил такой человек, как граф, ваш дедушка, и я рада, что он счел возможным пригласить ее выпить с ним чай. Однако у мисс Аллард есть обязанности в школе, и ей необходимо вернуться к половине шестого.
К тому времени когда эта директриса превратится в старую ведьму, у нее будет обширная практика, решил Лусиус. Нет сомнений, все ее девочки – и учительницы – боятся ее. Господи, сейчас уже было почти без четверти четыре.
– Я верну ее сюда ни секундой позже половины шестого мадам. – Он поднял брови и с холодным высокомерием взглянул на нее, но она если и почувствовала какой-то страх, то не показала этого.
– Мне хотелось бы послать служанку проводить ее, но у меня нет такой возможности, – сказала мисс Мартин.
Боже правый!
– Значит, вам придется положиться на мою честь джентльмена, мадам, – резко сказал Лусиус.
Он ей не нравился, и она не доверяла ему – это совершенно ясно, но причина менее ясна. Ей известно о том эпизоде после Рождества или она просто не доверяет всем мужчинам? Лусиус мог бы держать пари, что причина в последнем.
И это то, что Фрэнсис предпочла ему? Этого было достаточно, чтобы мужчина начал серьезно пить. Но ведь она предпочла это и карьере певицы тоже.
Затем дверь отворилась, и в комнату вошла сама Фрэнсис. На ней был тот же наряд, в котором она была у Королевской арки: желтовато-коричневое платье, короткий коричневый жакет и простая шляпа, а на лице напряженное, застывшее выражение, как будто она собрала все силы, готовясь к суровому испытанию. На самом деле она выглядела в точности как та сварливая мегера, которую он после Рождества вытащил из перевернувшегося экипажа и поставил на заснеженную дорогу, с тем лишь отличием, что в этот день кончик ее носа не был красным, а ее глаза не метали громы и молнии.
Он оставил бы ее там по колени в снегу самой о себе заботиться, если бы предвидел хотя бы половину тех проблем, которые она создаст ему.
– Мисс Аллард? – Лусиус отвесил ей свой самый изысканный поклон.
– Лорд Синклер. – Фрэнсис сделала реверанс, глядя на него равнодушным холодным взглядом, словно он был мухой на стене.
– Фрэнсис, – сказала мисс Мартин, – я сообщила виконту Синклеру, что он должен привезти тебя обратно ровно в половине шестого.
– Я не опоздаю, – моргнув, очевидно от удивления, пообещала Фрэнсис и, повернувшись, направилась к двери, даже не подождав, чтобы убедиться, что Лусиус готов последовать за ней.
Через пару минут они уже сидели бок о бок в его экипаже и поворачивали на Саттон-роуд, чтобы, сделав большой круг, выехать на Грейт-Палтени-стрит. Фрэнсис крепко держалась за ремень над головой, вероятно, для того, чтобы не качнуться в сторону и невзначай не коснуться руки Лусиуса.
Лусиус был крайне раздражен.
– Я домогаюсь скромной учительницы, когда не могу дождаться своего чая, – вдруг сказал он.
– Как прикажете это понимать? – спросила Фрэнсис, в недоумении повернувшись к нему лицом.
– Вам не удастся сесть еще дальше от меня без того, чтобы не оставить вмятину в стенке экипажа. И предупреждаю вас, если это случится, мне будет весьма неприятно. Если бы я решил наброситься на вас, вы могли бы закричать, и Питере пришел бы вам на помощь хотя бы из тех соображений, чтобы спасти свои барабанные перепонки.
– Почему из всех мест Англии, куда вы могли бы поехать ради собственного удовольствия, вы выбрали Бат? – спросила Фрэнсис, отпустив ремень, но отвернувшись к боковому окну.
– Я не выбирал, – ответил Лусиус. – Его выбрал мой дедушка, чтобы поправить здоровье. Он очень больной человек и полагает, что воды ему помогут. Я приехал присмотреть за ним. Неужели, Фрэнсис, вы подумали, что я специально приехал, чтобы увидеть вас? Быть может, чтобы возобновить свои ухаживания? Чтобы стоять под окном вашей спальни и, страдая от безнадежной любви, петь вам серенады? Вы себе льстите.
– Вы слишком вольно обращаетесь с моим именем.
– С вашим – чем? Вы, сударыня, по крайней мере постарались бы не быть смешной, – огрызнулся Лусиус.
Пока они ехали по длинной прямой Грейт-Палтени-стрит, он смотрел на ее профиль – вернее, на тот его кусочек, который был ему виден из-под полей ее шляпы, – и гадал, почему она сердится. Не могла же она всерьез думать, что он приехал в Бат, чтобы мучить ее. И даже не он пригласил ее сегодня на чаепитие – и не он принимал приглашение. И к тому же не он оставил ее после Рождества. Все было иначе.
Как и мисс Мартин, Фрэнсис держалась прямо и напряженно, словно аршин проглотив, и продолжала смотреть в окно как королева, ищущая, кому бы величественно помахать рукой.
– Почему вы сердитесь? – спросил Лусиус.
– Сержусь? – Снова повернувшись, Фрэнсис посмотрела на него; ее ноздри раздувались, а глаза горели. – Я не сержусь. С какой стати мне сердиться? Вы просто посыльный, лорд Синклер, которого отправили, чтобы доставить меня в дом графа Эджкома, разве не так? Он был так любезен, что пригласил меня, а мне приятно прийти.
Она опять произнесла это слово!
– Несмотря на то что я знал многих женщин, я никогда еще не был так близок к тому, чтобы начать исследовать женский мозг. Три месяца назад вам была дана возможность продолжить и развить наши отношения, но вы отказались – и совершенно категорически, если мне не изменяет память. А теперь, Фрэнсис, вы всем своим поведением даете мне понять, что обижены на меня. Как может быть, чтобы я чем-то обидел вас?
У Фрэнсис покраснели щеки, а темные глаза на мгновение вспыхнули, и она снова ухватилась за ремень, когда экипаж, проезжая через ромбовидную Лаура-плейс, огибал фонтан в середине площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Лусиусу осталось только выразительно поднять бровь, когда портье, проводив его в не совсем уж убогую гостиную для посетителей, надежно запер внутри, чтобы доложить мисс Аллард о прибытии его сиятельства. Но сначала появилась не Фрэнсис, а другая леди – среднего роста, абсолютно прямая и, очевидно, строгих правил. Еще до того, как она назвала себя, Лусиус догадался, что это, должно быть, сама мисс Мартин, несмотря на то что она оказалась моложе, чем он мог ожидать, и выглядела всего на год или на два старше его самого.
– Мисс Аллард будет через пять минут, она дирижирует на репетиции хора старших учениц, – объяснила мисс Мартин после того, как представилась.
– Вот как? – отрывисто сказал он. – Вам повезло, что у вас преподает такой великолепный музыкант.
Его – или, во всяком случае, его самолюбие – целый месяц, пока он не выбросил Фрэнсис из своих мыслей, донимало то, что она предпочла преподавать в школе для девочек, вместо того чтобы уехать с ним. Но прошедшим вечером Лусиус обнаружил, что его еще больше раздражает, что обладательница такого воистину великолепного голоса решила стать простой учительницей, хотя, чтобы сделать блистательную карьеру певицы, ей достаточно просто щелкнуть пальцами. Это было выше его понимания – сама Фрэнсис была выше его понимания. И то, что он не знал ее, не понимал ее, раздражало его и почти всю ночь не давало уснуть. Он обнаружил, что хотя едва знает Фрэнсис, тем не менее позволил ей снова лишить его покоя, чего до сих пор не удавалось сделать ни одной женщине.
– Никто не ценит этого больше, чем я, лорд Синклер, – отозвалась мисс Мартин, сложив руки на талии. – Просто замечательно, что ее талант оценил такой человек, как граф, ваш дедушка, и я рада, что он счел возможным пригласить ее выпить с ним чай. Однако у мисс Аллард есть обязанности в школе, и ей необходимо вернуться к половине шестого.
К тому времени когда эта директриса превратится в старую ведьму, у нее будет обширная практика, решил Лусиус. Нет сомнений, все ее девочки – и учительницы – боятся ее. Господи, сейчас уже было почти без четверти четыре.
– Я верну ее сюда ни секундой позже половины шестого мадам. – Он поднял брови и с холодным высокомерием взглянул на нее, но она если и почувствовала какой-то страх, то не показала этого.
– Мне хотелось бы послать служанку проводить ее, но у меня нет такой возможности, – сказала мисс Мартин.
Боже правый!
– Значит, вам придется положиться на мою честь джентльмена, мадам, – резко сказал Лусиус.
Он ей не нравился, и она не доверяла ему – это совершенно ясно, но причина менее ясна. Ей известно о том эпизоде после Рождества или она просто не доверяет всем мужчинам? Лусиус мог бы держать пари, что причина в последнем.
И это то, что Фрэнсис предпочла ему? Этого было достаточно, чтобы мужчина начал серьезно пить. Но ведь она предпочла это и карьере певицы тоже.
Затем дверь отворилась, и в комнату вошла сама Фрэнсис. На ней был тот же наряд, в котором она была у Королевской арки: желтовато-коричневое платье, короткий коричневый жакет и простая шляпа, а на лице напряженное, застывшее выражение, как будто она собрала все силы, готовясь к суровому испытанию. На самом деле она выглядела в точности как та сварливая мегера, которую он после Рождества вытащил из перевернувшегося экипажа и поставил на заснеженную дорогу, с тем лишь отличием, что в этот день кончик ее носа не был красным, а ее глаза не метали громы и молнии.
Он оставил бы ее там по колени в снегу самой о себе заботиться, если бы предвидел хотя бы половину тех проблем, которые она создаст ему.
– Мисс Аллард? – Лусиус отвесил ей свой самый изысканный поклон.
– Лорд Синклер. – Фрэнсис сделала реверанс, глядя на него равнодушным холодным взглядом, словно он был мухой на стене.
– Фрэнсис, – сказала мисс Мартин, – я сообщила виконту Синклеру, что он должен привезти тебя обратно ровно в половине шестого.
– Я не опоздаю, – моргнув, очевидно от удивления, пообещала Фрэнсис и, повернувшись, направилась к двери, даже не подождав, чтобы убедиться, что Лусиус готов последовать за ней.
Через пару минут они уже сидели бок о бок в его экипаже и поворачивали на Саттон-роуд, чтобы, сделав большой круг, выехать на Грейт-Палтени-стрит. Фрэнсис крепко держалась за ремень над головой, вероятно, для того, чтобы не качнуться в сторону и невзначай не коснуться руки Лусиуса.
Лусиус был крайне раздражен.
– Я домогаюсь скромной учительницы, когда не могу дождаться своего чая, – вдруг сказал он.
– Как прикажете это понимать? – спросила Фрэнсис, в недоумении повернувшись к нему лицом.
– Вам не удастся сесть еще дальше от меня без того, чтобы не оставить вмятину в стенке экипажа. И предупреждаю вас, если это случится, мне будет весьма неприятно. Если бы я решил наброситься на вас, вы могли бы закричать, и Питере пришел бы вам на помощь хотя бы из тех соображений, чтобы спасти свои барабанные перепонки.
– Почему из всех мест Англии, куда вы могли бы поехать ради собственного удовольствия, вы выбрали Бат? – спросила Фрэнсис, отпустив ремень, но отвернувшись к боковому окну.
– Я не выбирал, – ответил Лусиус. – Его выбрал мой дедушка, чтобы поправить здоровье. Он очень больной человек и полагает, что воды ему помогут. Я приехал присмотреть за ним. Неужели, Фрэнсис, вы подумали, что я специально приехал, чтобы увидеть вас? Быть может, чтобы возобновить свои ухаживания? Чтобы стоять под окном вашей спальни и, страдая от безнадежной любви, петь вам серенады? Вы себе льстите.
– Вы слишком вольно обращаетесь с моим именем.
– С вашим – чем? Вы, сударыня, по крайней мере постарались бы не быть смешной, – огрызнулся Лусиус.
Пока они ехали по длинной прямой Грейт-Палтени-стрит, он смотрел на ее профиль – вернее, на тот его кусочек, который был ему виден из-под полей ее шляпы, – и гадал, почему она сердится. Не могла же она всерьез думать, что он приехал в Бат, чтобы мучить ее. И даже не он пригласил ее сегодня на чаепитие – и не он принимал приглашение. И к тому же не он оставил ее после Рождества. Все было иначе.
Как и мисс Мартин, Фрэнсис держалась прямо и напряженно, словно аршин проглотив, и продолжала смотреть в окно как королева, ищущая, кому бы величественно помахать рукой.
– Почему вы сердитесь? – спросил Лусиус.
– Сержусь? – Снова повернувшись, Фрэнсис посмотрела на него; ее ноздри раздувались, а глаза горели. – Я не сержусь. С какой стати мне сердиться? Вы просто посыльный, лорд Синклер, которого отправили, чтобы доставить меня в дом графа Эджкома, разве не так? Он был так любезен, что пригласил меня, а мне приятно прийти.
Она опять произнесла это слово!
– Несмотря на то что я знал многих женщин, я никогда еще не был так близок к тому, чтобы начать исследовать женский мозг. Три месяца назад вам была дана возможность продолжить и развить наши отношения, но вы отказались – и совершенно категорически, если мне не изменяет память. А теперь, Фрэнсис, вы всем своим поведением даете мне понять, что обижены на меня. Как может быть, чтобы я чем-то обидел вас?
У Фрэнсис покраснели щеки, а темные глаза на мгновение вспыхнули, и она снова ухватилась за ремень, когда экипаж, проезжая через ромбовидную Лаура-плейс, огибал фонтан в середине площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78