Нобунага только что встал. Он умывался, когда услышал снаружи шум. Неожиданно стрела ударила ему в ребро. Он вырвал ее, схватил первое попавшееся копье и защищался им до тех пор, пока пуля не раздробила ему левую руку. Как пишет отец Фруа, «тогда он отступил в комнаты и с трудом запер за собой дверь. Одни говорят, что он вспорол живот и покончил с собой по обычаю японских владык, другие утверждают, что он заживо сгорел в объятом пламенем дворце, который подожгли нападавшие. Так или иначе, тот, кто прежде заставлял трепетать других не то что словом, но даже именем своим, теперь обратился в прах и пепел».
Так погиб Ода Нобунага в возрасте сорока девяти лет, от руки посредственного военачальника, который воспользовался удачным стечением обстоятельств. Можно лишь гадать о мотивах Акэти Мицухидэ. Возможно, он имел преувеличенное мнение о своем поэтическом даровании при том, что его стихи не нравились Нобунага. Нобунага привлек внимание к его преждевременному облысению, прозвав «Плешивцем». Однажды, когда Нобунага был пьян, он зажал под мышкой голову Мицухидэ и стал отбивать на ней такт боевым веером. Эти оскорбления и зависть, возможно, и побудили Мицухидэ убить Нобунага. Есть, однако, подозрение, что отсутствие в тот момент Хидэёси и Иэясу было не просто совпадением. Никаких свидетельств в пользу заговора, правда, представлено не было, да никто их и не искал.
Трудно переоценить военные успехи Нобунага, однако надо признать, сколь многим он обязан таким людям, как Хидэёси и Иэясу. Нагасино, тем не менее, было его собственной победой, заслужившей ему репутацию, которой он бесспорно достоин. Уничтожение Энрякудзи – также дело его рук. Его манера сражаться была эффективной, но жестокой, а иногда – исключительно свирепой. Он не давал пощады никогда и никому. Его представление о победе сводилось исключительно к уничтожению врага. Время, конечно, было жестокое, но Нобунага жестокостью превзошел всех.
Веяния нового времени, уловленные Нобунага, отчетливо прослеживаются в строительстве замка Адзути. Теперь это крепость с постоянными жилыми помещениями, а не временное убежище, что очевидно демонстрирует тенденцию к превращению самураев в отдельное сословие. Когда грозила опасность, воины покидали поля и укрывались в замке, но поскольку крестьянину во время войны нечего было бояться, замок был нужен только для того, чтобы защищать господина и его воинов. Потому возникло различие между теми, кто был за стенами и кто оставался снаружи. Другими словами, теперь человек был либо воином, либо земледельцем, но не тем и другим одновременно. В какой-то степени и сам Нобунага способствовал развитию этой тенденции – он дисциплинировал своих асигару и ввел для них униформу, так что даже представители низших сословий превратились в воинов. Шло постепенное отчуждение самурая от земли, а земледельца – от меча, и возведение замка Адзути положило начало этому процессу.
Храбрым, как сказано, счастье помогает. Ода Нобунага родился как раз в нужном месте и в нужное время. Есть какая-то ирония в том, что мастер мушкетной тактики окончил свои дни сраженным мушкетной пулей.
Глава IX
Чай и мушкеты
Десять месяцев между июнем 1582 и апрелем 1583 года засвидетельствовали самый мощный всплеск самурайской энергии, который когда-либо знала японская история. В июне 1582 г. Тоётоми Хидэёси был рядовым военачальником, сражавшимся за господина. Через десять месяцев, отомстив за смерть Нобунага, он стал владыкой тридцати провинций. Нобунага потребовалось двадцать лет, чтобы подчинить их своей власти. То, как ему это удалось, в уменьшенном виде отражает события последующих двадцати лет, ибо Хидэёси показал миру, каким образом он собирается создавать свою империю.
Когда известие о смерти Нобунага дошло до Хидэёси, он не стал разглашать эту новость и предложил Мори перемирие. Условия мира были достаточно мягкими, и вскоре Хидэёси поспешил в Киото. Тем временем Акэти Мицухидэ яростно преследовал родственников Нобунага, пытаясь истребить их. Нобутада, старший сын Нобунага, был убит самураями Акэти во дворце Нидзё. Акэти двинулся в Адзути, замок-дворец Нобунага, и разграбил его, разделив золото и серебро среди своих воинов. Он не нанес ущерба самому дворцу, но через несколько дней тот сгорел, вероятно, подожженный мародерами, и таким образом от символа власти Нобунага остались лишь каменные стены. Его так никогда и не отстроили заново. Затем Акэти почувствовал себя неуверенно. Он знал, что Хидэёси скоро вернется, а его приспешники не могли разыскать и схватить Иэясу. Что касается последнего, то история, которую о нем рассказывают, настолько типична, что вполне может быть правдивой. Люди Акэти пытались перехватить его по дороге из Сакаи в Окадзаки. Во время этого опасного путешествия ему однажды пришлось спрятаться на грузовой барже под кучей тюков с рисом. Самураи Акэти обыскивали лодку, тыкая копьями в тюки. Острие одного из копий резануло Иэясу по ноге, но он хладнокровно снял повязку с головы и вытер кровь с наконечника прежде, чем копье вынули.
30 июня судьба настигла Акэти Мицухидэ. Как только вернулась армия Хидэёси, Акэти был атакован у Ямадзаки, к юго-западу от столицы. Войска Акэти были наголову разбиты. Когда он убегал через рисовые поля, его узнали крестьяне, которые вышли пограбить; они схватили его и забили до смерти. Прошло всего тринадцать дней с тех пор, как он повел войско против Нобунага; отсюда его прозвище – «тринадцати-дневный сёгун».
Хидэёси, таким образом, отомстил за смерть Нобунага, и это поставило его в весьма выгодное положение. Поднявшись из рядовых солдат, он пользовался большой популярностью среди своих людей, для которых умение сражаться было главной добродетелью. Несмотря на невзрачную сутулую фигуру и лицо, которое, как замечают некоторые современники, делало его похожим на обезьяну, на поле битвы он был истинным богом войны. Когда-то простой асигару, свадебный наряд которому шили из старых знамен его господина, Хидэёси теперь готов был прибрать к рукам все владения прежнего хозяина. Как говорится в одной старой китайской пословице, тяжелый тюк переложили с одних широких плеч на другие.
Из тех, кто в первую очередь возражал против захвата Хидэёси всех этих владений, были, естественно, оставшиеся в живых члены семьи Нобунага. Надо было учесть и мнение товарищей по оружию, таких, как Сибата Кацуиэ, который сражался рядом с ним при Нагасино и занимал столь же высокое положение; Нива Нагахидэ, только что ставшего свидетелем того, как его творение – замок Адзути превратилось в пепел; Такигава Кадзумаса и Икэда Нобутэру. Токугава Иэясу еще не объявился, чтобы высказать свое мнение. Все эти люди хорошо и преданно служили Нобунага и едва ли были склонны рассматривать Хидэёси как его бесспорного наследника. Им, однако, пришлось иметь дело с человеком совсем иного склада, нежели их покойный господин. Хидэёси был умным и хитрым политиком. Его предложение провозгласить наследником внука Нобунага было бы более чем оправданным и разумным, не будь этому внуку всего один год. Японская традиция марионеточных правителей возрождалась в новом облике!
В условиях феодальной Японии в такой ситуации единственным аргументом могла быть только сила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Так погиб Ода Нобунага в возрасте сорока девяти лет, от руки посредственного военачальника, который воспользовался удачным стечением обстоятельств. Можно лишь гадать о мотивах Акэти Мицухидэ. Возможно, он имел преувеличенное мнение о своем поэтическом даровании при том, что его стихи не нравились Нобунага. Нобунага привлек внимание к его преждевременному облысению, прозвав «Плешивцем». Однажды, когда Нобунага был пьян, он зажал под мышкой голову Мицухидэ и стал отбивать на ней такт боевым веером. Эти оскорбления и зависть, возможно, и побудили Мицухидэ убить Нобунага. Есть, однако, подозрение, что отсутствие в тот момент Хидэёси и Иэясу было не просто совпадением. Никаких свидетельств в пользу заговора, правда, представлено не было, да никто их и не искал.
Трудно переоценить военные успехи Нобунага, однако надо признать, сколь многим он обязан таким людям, как Хидэёси и Иэясу. Нагасино, тем не менее, было его собственной победой, заслужившей ему репутацию, которой он бесспорно достоин. Уничтожение Энрякудзи – также дело его рук. Его манера сражаться была эффективной, но жестокой, а иногда – исключительно свирепой. Он не давал пощады никогда и никому. Его представление о победе сводилось исключительно к уничтожению врага. Время, конечно, было жестокое, но Нобунага жестокостью превзошел всех.
Веяния нового времени, уловленные Нобунага, отчетливо прослеживаются в строительстве замка Адзути. Теперь это крепость с постоянными жилыми помещениями, а не временное убежище, что очевидно демонстрирует тенденцию к превращению самураев в отдельное сословие. Когда грозила опасность, воины покидали поля и укрывались в замке, но поскольку крестьянину во время войны нечего было бояться, замок был нужен только для того, чтобы защищать господина и его воинов. Потому возникло различие между теми, кто был за стенами и кто оставался снаружи. Другими словами, теперь человек был либо воином, либо земледельцем, но не тем и другим одновременно. В какой-то степени и сам Нобунага способствовал развитию этой тенденции – он дисциплинировал своих асигару и ввел для них униформу, так что даже представители низших сословий превратились в воинов. Шло постепенное отчуждение самурая от земли, а земледельца – от меча, и возведение замка Адзути положило начало этому процессу.
Храбрым, как сказано, счастье помогает. Ода Нобунага родился как раз в нужном месте и в нужное время. Есть какая-то ирония в том, что мастер мушкетной тактики окончил свои дни сраженным мушкетной пулей.
Глава IX
Чай и мушкеты
Десять месяцев между июнем 1582 и апрелем 1583 года засвидетельствовали самый мощный всплеск самурайской энергии, который когда-либо знала японская история. В июне 1582 г. Тоётоми Хидэёси был рядовым военачальником, сражавшимся за господина. Через десять месяцев, отомстив за смерть Нобунага, он стал владыкой тридцати провинций. Нобунага потребовалось двадцать лет, чтобы подчинить их своей власти. То, как ему это удалось, в уменьшенном виде отражает события последующих двадцати лет, ибо Хидэёси показал миру, каким образом он собирается создавать свою империю.
Когда известие о смерти Нобунага дошло до Хидэёси, он не стал разглашать эту новость и предложил Мори перемирие. Условия мира были достаточно мягкими, и вскоре Хидэёси поспешил в Киото. Тем временем Акэти Мицухидэ яростно преследовал родственников Нобунага, пытаясь истребить их. Нобутада, старший сын Нобунага, был убит самураями Акэти во дворце Нидзё. Акэти двинулся в Адзути, замок-дворец Нобунага, и разграбил его, разделив золото и серебро среди своих воинов. Он не нанес ущерба самому дворцу, но через несколько дней тот сгорел, вероятно, подожженный мародерами, и таким образом от символа власти Нобунага остались лишь каменные стены. Его так никогда и не отстроили заново. Затем Акэти почувствовал себя неуверенно. Он знал, что Хидэёси скоро вернется, а его приспешники не могли разыскать и схватить Иэясу. Что касается последнего, то история, которую о нем рассказывают, настолько типична, что вполне может быть правдивой. Люди Акэти пытались перехватить его по дороге из Сакаи в Окадзаки. Во время этого опасного путешествия ему однажды пришлось спрятаться на грузовой барже под кучей тюков с рисом. Самураи Акэти обыскивали лодку, тыкая копьями в тюки. Острие одного из копий резануло Иэясу по ноге, но он хладнокровно снял повязку с головы и вытер кровь с наконечника прежде, чем копье вынули.
30 июня судьба настигла Акэти Мицухидэ. Как только вернулась армия Хидэёси, Акэти был атакован у Ямадзаки, к юго-западу от столицы. Войска Акэти были наголову разбиты. Когда он убегал через рисовые поля, его узнали крестьяне, которые вышли пограбить; они схватили его и забили до смерти. Прошло всего тринадцать дней с тех пор, как он повел войско против Нобунага; отсюда его прозвище – «тринадцати-дневный сёгун».
Хидэёси, таким образом, отомстил за смерть Нобунага, и это поставило его в весьма выгодное положение. Поднявшись из рядовых солдат, он пользовался большой популярностью среди своих людей, для которых умение сражаться было главной добродетелью. Несмотря на невзрачную сутулую фигуру и лицо, которое, как замечают некоторые современники, делало его похожим на обезьяну, на поле битвы он был истинным богом войны. Когда-то простой асигару, свадебный наряд которому шили из старых знамен его господина, Хидэёси теперь готов был прибрать к рукам все владения прежнего хозяина. Как говорится в одной старой китайской пословице, тяжелый тюк переложили с одних широких плеч на другие.
Из тех, кто в первую очередь возражал против захвата Хидэёси всех этих владений, были, естественно, оставшиеся в живых члены семьи Нобунага. Надо было учесть и мнение товарищей по оружию, таких, как Сибата Кацуиэ, который сражался рядом с ним при Нагасино и занимал столь же высокое положение; Нива Нагахидэ, только что ставшего свидетелем того, как его творение – замок Адзути превратилось в пепел; Такигава Кадзумаса и Икэда Нобутэру. Токугава Иэясу еще не объявился, чтобы высказать свое мнение. Все эти люди хорошо и преданно служили Нобунага и едва ли были склонны рассматривать Хидэёси как его бесспорного наследника. Им, однако, пришлось иметь дело с человеком совсем иного склада, нежели их покойный господин. Хидэёси был умным и хитрым политиком. Его предложение провозгласить наследником внука Нобунага было бы более чем оправданным и разумным, не будь этому внуку всего один год. Японская традиция марионеточных правителей возрождалась в новом облике!
В условиях феодальной Японии в такой ситуации единственным аргументом могла быть только сила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83