То были так называемые «корабли-черепахи», гордость корейского флота. То, что такой необычный корабль, или корабли, существовали, нет сомнения; не совсем ясно только, был ли это единственный флагман или тип военного корабля. Последнее более вероятно, поскольку единственный корабль, даже такой необычной конструкции, едва ли мог действовать достаточно эффективно. Поэтому мы можем предположить, что у корейцев было несколько таких кораблей-черепах, имевших, как следует из их названия, форму черепашьего панциря. По сохранившимся описаниям можно восстановить внешний вид подобного судна. Оно было около 30 метров в длину и 10 метров в ширину, приводилось в движение посредством паруса и весел. На носу оно имело резную драконью голову, а панцирь черепахи представлял собой округлую дощатую крышу, полностью закрывавшую палубу, что затрудняло действие вражеской абордажной команды, а также давало защиту пушкарям, чьи пушки выглядывали из портов по обоим бортам судна. Мы уже говорили, что корейцам не было знакомо огнестрельное оружие того типа, который использовали японцы, т.е. аркебузы. Но порох они прекрасно знали, а корейская огневая мощь существовала в форме пушек. Пушки, которыми оснащались корабли-черепахи, были около метра длиной, стреляли они картечью или дротиками с железными наконечниками. По вражеским кораблям могли также выпускать горящие стрелы, а бомбы, подобные тем, которые использовались монголами при вторжении в Японию, по-видимому, метались из катапульт. Учитывая, что на каждом корабле имелось до сорока и более пушек, они действительно были хорошо вооружены, однако более всего корабли-черепахи примечательны своей броней. Когда корабль вступал в бой, мачта убиралась под палубу; после обстрела противника флот, очевидно, шел на сближение и пытался взять его на абордаж. Для защиты от вражеских абордажных команд «панцирь» был усеян железными шипами, спрятанными под пучками соломы. Некоторые описания идут еще дальше, утверждая, что «панцирь» был обшит железными листами. Это трудно проверить, но, вне зависимости от наличия железных пластин, корабль-черепаха превосходил все, что имелось тогда у японцев, так же, как и боевая тактика адмирала Ли превосходила японскую. Эта тактика включала использование дымовой завесы – сернистый дым, который «подобно туману» извергался из пасти драконьей головы, и построение в кильватерную колонну. Когда корейский флот приближался к противнику, левое крыло ложилось в бейдевинд, позволяя правому выдвинуться вперед: таким образом построение, что перед этим походило на обращенную назад широкую стрелу, превращалось в кильватерную колонну. Аналогичную тактику Дрейк использовал против другой армады четырьмя годами раньше. Ли извлекал пользу также из своего знания корейских фарватеров – то, с чем японцы даже не сделали попытки ознакомиться; наконец, что важнее всего, на море Ли Сунсин был единственным командиром, в отличие от своих менее удачливых коллег на суше.
16 июня 1592 г., когда третья дивизия Курода Нагамаса входила в Сеул, флот Ли Сунсина, в который вошла и эскадра незадачливого Вон-Гюна, напал на японцев у Окпо на побережье острова Кочжедо напротив Пусана. Японский флот насчитывал всего пятьдесят кораблей, тогда как у корейцев было двадцать четыре корабля-черепахи, пятнадцать малых кораблей и сорок шесть судов типа «морские ушки» – по всей видимости, беспалубных лодок. В судовом журнале адмирал Ли описывает свои первые впечатления от встречи с японскими самураями в их страшных масках и разукрашенных шлемах. «Они были, – пишет он, – подобны зверям или демонам и могли испугать кого угодно». Кого угодно, только не адмирала Ли, который пришел со своими кораблями-черепахами и потопил сорок японских судов.
Японцы, хотя и были удивлены таким неожиданным всплеском энергии у противника, которого они неустанно гнали на суше, не испугались и подвели флот к берегу, чтобы поддержать армию. Ли застал японский флот выстроенным вдоль берега у Сучона. Корейцы мало что могли сделать, поскольку, подойди они ближе, они могли бы посадить корабли на мель. Расстояние было слишком большим для эффективного огня, и адмирал Ли сделал вид, что отступает. Японцы, уставшие от бездействия, погнались за ним в надежде помериться силами с «кораблем-черепахой». Вакидзака Ясухару вскочил на фальшборт своего корабля с багром и приказал направить его на ближайшую «черепаху». Прикрываясь бронированным рукавом и назатыльником шлема, Вакидзака метнул багор в обшивку «корабля – черепахи» и бросился на абордаж с храбрейшими из своих самураев. Оторвав несколько досок обшивки прежде, чем корейцы успели что-либо предпринять, они прорвали оборону, так что один приз все же достался японцам.
Потери одного корабля было достаточно, чтобы Ли принял вызов и обрушил шквал огненных стрел на японский флот. Когда корабли вспыхнули, строй «черепах» раскрылся, чтобы пропустить отряд Вон-Гюна, который атаковал растерявшихся японцев. Те ответили аркебузным огнем. Адмирал Ли был ранен в левое плечо, но, не обращая на это внимания, продолжал руководить сражением. Когда оно кончилось, он вырезал пулю кинжалом. Рана была глубокой, что очень встревожило его соратников, но, казалось, мало волновало самого адмирала. Попади пуля чуть ниже, это могло бы изменить всю историю Азии.
После короткого отдыха адмирал Ли вновь атаковал японские корабли, на этот раз у Танхо, у полуострова Тонэн. Если какие новости о войне на суше и доходили до него, они не отвлекали его от исполнения долга. К середине июля корейский ван бежал в Китай, а Кониси стоял у Пхеньяна. Положение на море было прямо противоположным, как, впрочем, и характеры флотоводцев. Жизнь на борту японских флагманов была удивительно похожа на корейский двор. В судовом журнале Ли записано, что
«... он [Курусима Митиюки] имел обыкновение восседать на баке в желтом облачении и позолоченном головном уборе, и все вокруг него было роскошно обставлено. Каждый вечер капитаны других кораблей прибывали к нему, приветствовали его и получали приказы, смиренно сидя перед ним головами к мачте. Всякий нарушивший приказ немедленно обезглавливался».
Все это рассказала Ли Сунсину корейская девушка, которая была захвачена японцами. Отряд адмирала спас ее во время боя при Танханхо 13 июля. Флагман Курусима был главной целью адмирала. Это был большой, богато украшенный корабль с трехэтажной башней на носу, выкрашенной в красный и зеленый цвета, как буддийский храм. Ли подошел поближе и открыл огонь по этой надстройке. В последовавшей за этим схватке корейские лучники всадили в Курусима десяток стрел. Смертельно раненый, он удалился и совершил харакири – единственный японский адмирал, погибший за всю кампанию.
Все эти действия на море нельзя назвать решающими сражениями, но это был клин, который адмирал Ли стал вбивать между Кореей и Японией. Поставка припасов заметно сократилась, а оставшиеся в корейских водах корабли чувствовали себя в безопасности только в гавани Пусана. Но решающая битва была впереди. Адмирал Ли оценил силы соперника и с конца июля стал регулярно патрулировать южный берег Кореи. Он разгадал стратегию Хидэёси, и в середине августа его терпение было вознаграждено, когда судно-разведчик доставило ему известие о приближении большого японского флота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
16 июня 1592 г., когда третья дивизия Курода Нагамаса входила в Сеул, флот Ли Сунсина, в который вошла и эскадра незадачливого Вон-Гюна, напал на японцев у Окпо на побережье острова Кочжедо напротив Пусана. Японский флот насчитывал всего пятьдесят кораблей, тогда как у корейцев было двадцать четыре корабля-черепахи, пятнадцать малых кораблей и сорок шесть судов типа «морские ушки» – по всей видимости, беспалубных лодок. В судовом журнале адмирал Ли описывает свои первые впечатления от встречи с японскими самураями в их страшных масках и разукрашенных шлемах. «Они были, – пишет он, – подобны зверям или демонам и могли испугать кого угодно». Кого угодно, только не адмирала Ли, который пришел со своими кораблями-черепахами и потопил сорок японских судов.
Японцы, хотя и были удивлены таким неожиданным всплеском энергии у противника, которого они неустанно гнали на суше, не испугались и подвели флот к берегу, чтобы поддержать армию. Ли застал японский флот выстроенным вдоль берега у Сучона. Корейцы мало что могли сделать, поскольку, подойди они ближе, они могли бы посадить корабли на мель. Расстояние было слишком большим для эффективного огня, и адмирал Ли сделал вид, что отступает. Японцы, уставшие от бездействия, погнались за ним в надежде помериться силами с «кораблем-черепахой». Вакидзака Ясухару вскочил на фальшборт своего корабля с багром и приказал направить его на ближайшую «черепаху». Прикрываясь бронированным рукавом и назатыльником шлема, Вакидзака метнул багор в обшивку «корабля – черепахи» и бросился на абордаж с храбрейшими из своих самураев. Оторвав несколько досок обшивки прежде, чем корейцы успели что-либо предпринять, они прорвали оборону, так что один приз все же достался японцам.
Потери одного корабля было достаточно, чтобы Ли принял вызов и обрушил шквал огненных стрел на японский флот. Когда корабли вспыхнули, строй «черепах» раскрылся, чтобы пропустить отряд Вон-Гюна, который атаковал растерявшихся японцев. Те ответили аркебузным огнем. Адмирал Ли был ранен в левое плечо, но, не обращая на это внимания, продолжал руководить сражением. Когда оно кончилось, он вырезал пулю кинжалом. Рана была глубокой, что очень встревожило его соратников, но, казалось, мало волновало самого адмирала. Попади пуля чуть ниже, это могло бы изменить всю историю Азии.
После короткого отдыха адмирал Ли вновь атаковал японские корабли, на этот раз у Танхо, у полуострова Тонэн. Если какие новости о войне на суше и доходили до него, они не отвлекали его от исполнения долга. К середине июля корейский ван бежал в Китай, а Кониси стоял у Пхеньяна. Положение на море было прямо противоположным, как, впрочем, и характеры флотоводцев. Жизнь на борту японских флагманов была удивительно похожа на корейский двор. В судовом журнале Ли записано, что
«... он [Курусима Митиюки] имел обыкновение восседать на баке в желтом облачении и позолоченном головном уборе, и все вокруг него было роскошно обставлено. Каждый вечер капитаны других кораблей прибывали к нему, приветствовали его и получали приказы, смиренно сидя перед ним головами к мачте. Всякий нарушивший приказ немедленно обезглавливался».
Все это рассказала Ли Сунсину корейская девушка, которая была захвачена японцами. Отряд адмирала спас ее во время боя при Танханхо 13 июля. Флагман Курусима был главной целью адмирала. Это был большой, богато украшенный корабль с трехэтажной башней на носу, выкрашенной в красный и зеленый цвета, как буддийский храм. Ли подошел поближе и открыл огонь по этой надстройке. В последовавшей за этим схватке корейские лучники всадили в Курусима десяток стрел. Смертельно раненый, он удалился и совершил харакири – единственный японский адмирал, погибший за всю кампанию.
Все эти действия на море нельзя назвать решающими сражениями, но это был клин, который адмирал Ли стал вбивать между Кореей и Японией. Поставка припасов заметно сократилась, а оставшиеся в корейских водах корабли чувствовали себя в безопасности только в гавани Пусана. Но решающая битва была впереди. Адмирал Ли оценил силы соперника и с конца июля стал регулярно патрулировать южный берег Кореи. Он разгадал стратегию Хидэёси, и в середине августа его терпение было вознаграждено, когда судно-разведчик доставило ему известие о приближении большого японского флота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83