В течение шести недель тот не уступал самой могущественной силе в стране, и на фасаде непобедимости Токугава стали появляться трещины. Если бы Хидэёри удалось продержаться еще некоторое время, вскоре выяснилось бы, кто из союзников Токугава находится под Осака только по принуждению, и началось бы массовое дезертирство. Короче говоря, удача семьи Токугава подвергалась гораздо более суровому испытанию, чем накануне Сэкигахара.
К счастью для «грозного старца», он прекрасно понимал сложившуюся ситуацию. Провал его первых атак заставил его полностью отказаться от решения проблемы чисто военным путем. Подкуп был столь обычным элементом осад, что превратился почти что в уважаемое дело. Нашелся и предатель, но несчастного укоротили на голову прежде, чем он сумел добраться до каких-либо ворот и открыть их. Тогда Иэясу попытался подкупить храбрейшего из всех, Санада, предложив ему всю провинцию Синано, но Санада был неподкупен и гордо рассказывал об этом предложении в замке, как о признаке отчаяния Токугава.
Подкуп не удался, и Иэясу обратил все свое внимание на упомянутое уже слабое звено в обороне противника – мать Хидэёри. Дама по имени Ата Цубонэ была послана Иэясу обсудить с ней ряд чисто фиктивных условий перемирия. Чтобы сделать Ёдогими более склонной к мирным переговорам, осаждавшие начали страшную бомбардировку из сотни пушек крупного калибра, которая не давала дамам спать ни минуты. Лучшие артиллеристы Токугава навели несколько пушек на женскую половину дворца, и им удалось забросить за стену тринадцатифунтовое ядро, которая попало в чайную комнату Ёдогими и убило двух слуг. Несколько дней спустя те же пушкари угодили ядром в святилище, построенное в память Хидэёси, и едва не снесли Хидэёри голову.
Давление продолжалось, а Ата Цубонэ тем временем вела переговоры. Иэясу, похоже, прекрасно понял настроение Ёдогими, поскольку она стала умолять сына пойти на компромисс. Командиры гарнизона с негодованием отнеслись к этим пацифистским настроениям. Гото Мотоцугу подчеркивал необходимость сохранить единство любой ценой, а Хидэёри утверждал, что, если надо, он готов сделать замок своей могилой. Оба были согласны в одном – Иэясу доверять нельзя. Много лет назад, во время кампании против Икко-икки, он уже проявил подобное коварство. Тогда тоже велись мирные переговоры, и, согласно одному из пунктов, по которому стороны пришли к соглашению, всем принадлежавшим монахам храмам должен был быть возвращен их первозданный вид. Сразу после заключения договора люди Иэясу подожгли храмы и спалили их дотла. Когда монахи выразили протест по поводу такого вероломства, Иэясу пояснил, что под «первозданным видом» следует понимать зеленые поля, на которых изначально не стояло никаких храмов!
Обстрел тем временем продолжался, а Восточная армия, чтобы доставить больше неудобства осажденным, периодически поднимала страшный крик под стенами, применяя тактику Иисуса Навина под Иерихоном. Стены не обрушились, но воющие в унисон 100 000 самураев действовали Ёдогими на нервы.
Сколь бы невероятным это ни казалось, но Хидэёри удалось переубедить при помощи Оно и Ода, которые в соглашении с Токугава видели способ вернуть то, что они потеряли. Мирные условия были выдвинуты, обсуждены и подписаны со всей возможной торжественностью кровью из кончика пальца Иэясу. Это был самый лживый и предательский документ в истории самураев. Меньше всего Иэясу жаждал мира. Единственной его целью, когда он выдвигал мирные условия, было ослабить защиту замка перед грядущей осадой. Условия были очень простыми: полное прощение всем ронинам, полная свобода выбора места жительства для Хидэёри в обмен на клятву не поднимать восстания против Иэясу. Важным было то, что не было упомянуто в документе. Во время затянувшихся переговоров Иэясу, как бы между делом, сказал посреднику из Осака, что, поскольку война подходит к концу, надо бы засыпать внешний ров замка. Это дополнительное условие упоминалось Иэясу и его представителями по меньшей мере три раза, однако засыпка рва так и не была ни должным образом обсуждена, ни востребована и не была включена в окончательный вариант договора.
22 января 1615 г., на следующий день после заключения договора, Иэясу сделал вид, что распускает свою армию. На деле это свелось к тому, что Симадзу отошли к ближайшему порту. В тот же день почти все войско Токугава принялось засыпать внешний ров. Руководить работами по сносу укреплений было поручено клану Хонда, которые так торопили и напрягали самураев, что в течение недели внешняя стена укреплений была целиком сброшена во внешний ров, который таким образом прекратил свое существование. Командиры в Осака, естественно, протестовали, и их протесты стали еще более неистовыми, когда «землекопы» Хонда принялись за второй ров. Хонда извинился и объяснил, что, по-видимому, его офицеры неправильно поняли его приказания. В присутствии представителей из Осака он лично велел прекратить заполнение рва. Как только представители удалились, работа возобновилась с удвоенной силой. Тогда стала жаловаться Ёдогими, которая отправилась в Киото выразить протест старшему Хонда, Масанобу. Тот убедил ее, что обязательно проследит, чтобы ничего больше не разрушалось. К сожалению, объяснил он, сейчас у него сильная простуда, но он обязательно свяжется с племянником, как только поправится.
Верный своему слову, Хонда Масанобу отправился в Осака, где пожурил племянника за его «глупость», однако, сказал он Ёдогими, чтобы выкопать второй ров, потребуется в десять раз больше труда, чем было затрачено на его засыпку. К тому же теперь, когда заключен мир, этот ров стал и вовсе не нужен. Через двадцать шесть дней после начала работ второй ров также был полностью засыпан и укрепления Осака сведены к одному рву и стене. Неудивительно, что для японцев «зимняя кампания под Осака» стала синонимом глупого пацифизма.
Через три месяца Иэясу вновь напал на замок Осака. В эту «летнюю кампанию», как ее называют, он намеревался сокрушить Осака «окончательно, решительно и эффективно». Единственное, что ему требовалось, – это предлог для начала войны, и сообщения, что Хидэёри лихорадочно восстанавливает второй ров, послужили поводом для обвинения его в нарушении договора. Расчетливо распространенных по Киото слухов, что ронины Осака вернулись назад и собираются грабить столицу, было достаточно, чтобы Иэясу предстал едва ли не спасителем.
Хидэёри на самом деле успел выкопать значительные участки второго рва и к началу летней кампании установил вокруг него частокол. Ему также удалось привлечь под свои знамена, вернее, под «золотой ковш» своего отца, который воодушевлял всякого, кто его видел, гораздо больше ронинов, чем прежде. Общее количество солдат, набранных Хидэёри, было 120 000 – на 60 000 больше, чем во время зимней кампании, и среди них опять было много христиан. Шесть больших знамен имели изображение креста, в крепости было несколько иностранных священников. Достоверно неизвестно, сколь велики были силы Токугава, но они вполне могли достигать четверти миллиона.
Первыми в наступление перешли войска Осака. 28 мая Оно Харуфуса ввел 2 000 солдат в провинцию Ямато. Сжигая все на своем пути, они дошли до Нара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83