д.
Какая уж тут русская литература. А ведь Соловьёв не был просто за пределами известного уровня культуры, как недоучки 60-х, нет, он был умён и образован. И вот этот развитый ум не имел с литературой – центром национальной культуры – ничего общего. В этом-то и наваждение соловьёвщины. С Россией ничего общего. Совсем ничего. А ведь из Соловьёва, собственно говоря, вышла русская философия. И что получилось? Бердяев, Булгаков, Трубецкие, Флоренский – все они восстанавливали связи с национальной культурой, пройдя школу соловьёвства и развивая то или иное его направление. Соловьёвство ветвями врастало в русскую культуру. И тут следует понимать мучительнее недоумение всех последователей Соловьёва, трудность сопоставления его терминологической империи с миром аморфного русского логоса. В этом аспекте более понятен феномен графомании Бердяева. Его освоение мира Достоевского, Леонтьева и Хомякова после «элементарных газов» Соловьёва, конечно, не может не поражать своей глубиной и, так сказать, виртуозностью, соединением несоединимого: Соловьёва и русской литературы.
Как всегда особняком тут стоит Шестов. Он, в отличие от соловьёвцев, вышел из русской литературы. Но это уже классический еврей. Литература для него текст. «Документ». Всё одно какой: французский, греческий или русский (упор на последний из-за внешних обстоятельств). Всё понимаемо, но ничего не продолжено, ничего не оживлено дальше. Скорее умерщвлено, разъято. Разъято «правильно», «по-родственному». Дана хорошая цена. Но хоть цена-то дана верно («они восхищены сокровищами в вас»). А Соловьёв ничего не понимал. Совсем. Розанова просмотрел. И публично обливался слезами над копеечными стекляшками. А еврей, «совсем еврей», так и замер бы от Розанова. Вдруг на подоконник вползает какая-то гигантская диковинная гусеница – лохматая-прелохматая, разноцветная, «с колокольчиками». Как тут не замереть: во какая! Жене, детям: «Скорее, скорее сюда! Посмотрите, чудо какое!»
В Розанове, что и говорить, природа постаралась. А Соловьёв, этот гениальный Чернышевский, ничего не заметил. Соловьёв был очень близорук, и Е.Трубецкой пишет:
«Мой покойный брат, кн. С.Н.Трубецкой, рассказывал мне, как однажды Соловьёв по близорукости принял скорлупу деревянного пасхального яйца, надетого на палочку, за одиноко растущий цветок: брат разрушил его иллюзию в минуту, когда Соловьёв, вдохновившись воображаемым цветком, слагал о нём стихотворение. – В его оценках людей беспрестанно повторялся тот же обман зрения».
Соответственно эти слепцы и прекрасные цветы принимали за прозаическую скорлупу. В «Даре» говорится:
Чернышевский не отличал плуга от сохи, путал пиво с мадерой; не мог назвать ни одного лесного цветка, кроме дикой розы: но характерно, что это незнание ботаники сразу восполнял «общей мыслью», добавляя с убеждением невежды, что «они (цветы сибирской тайги) всё те же самые, какие цветут по всей России»".
И далее Набоков продолжает:
«Какое-то тайное возмездие было в том, что он, строивший свою философию на познании мира, которого сам не познал, теперь очутился, наг и одинок, среди дремучей, своеобразно роскошной, до конца ещё не описанной природы северо-восточной Сибири ……ическая кара, не входившая в расчет его человеческих судей» (три-четыре слова пропущены из-за повреждённого текста на ксерокопии; «…ическая» это скорее всего «демоническая» – О.)".
А как эти слепцы в рост пошли. Чернышевский это гигант, «мамонтово дерево», на котором один сук Ленина размером в тысячу Сократов. Древо Соловьёва, конечно, гораздо меньше, но тоже густоветвистое, размашистое. А Розанов какой-нибудь, так это, как он сам говорил, «кактус». С трудом прижился на почве филологического демонизма. Злорадство не могло расти через Розанова. А через этих калек слепеньких проросло. К их же вреду в конечном счёте. И тут примечательно, что всё же через Соловьёва рослось труднее. Это, так сказать, запасной вариант, неудачная проба эволюции, какая-нибудь кистепёрая рыба или летучий ящер. Во-от, с ящером хорошо! Соловьёвцы это ящеры. Они вымерли все, но какие большие были и как их много. Но не подошли для русского языка, для русской истории. Хотя всё же они отчасти удались, пожили. В Соловьёве явно кто-то наклёвывался. (529) Немного уже оставалось. Помешал талант.
Да. А в Розанове Соловьёв увидел «Порфирия Головлёва». Если русский начинает уподоблять реальное лицо литературному персонажу, то, значит, он его не видит в упор, значит, с ним вообще никакого контакта нет, и не будет.
Соловьёв писал по поводу статьи Василия Васильевича о русской литературе:
«О Пушкине мы здесь, конечно, ничего не узнаем. Ничего не узнаем и о противоположных, будто бы, Пушкину позднейших русских писателях. Излияния г.Розанова дают достаточное понятие лишь об одном писателе – о нём самом. С удивительною краткостью и меткостью характеризует он своё собственное творчество, воображая, что говорит о Лермонтове: „Что пишу? Что написал? Даже и не разберёшь: какой– то набор слов, точно бормотание пьяного человека“».
477
Примечание к №471
Во всех послеоктябрьских прожектах Ленина мракобесие неслыханное
Но венцом ленинского прожектерства, конечно, является «план электрификации всей России». В январе 1920 года Кржижановский (482) послал Ильичу научно-популярную статью об электрификации. Ильич прочёл. Тут же, в полчаса, созрел гениальный план:
«Глеб Максимилианович!.. Статью получил и прочёл. Великолепно. Нужен РЯД таких. Тогда пустим брошюркой. У нас не хватает как раз спецов с размахом или „с загадом“… Нельзя ли добавить ПЛАН не технический (это, конечно, дело МНОГИХ и не скоропалительное), а политический или государственный, т. е. задание пролетариату? Примерно в 10 (5?) лет построить 20-30 (З0-50?) станций, чтобы всю страну усеять центрами на 400 (или 200, если не осилим больше) вёрст радиуса; на торфе, на воде, на сланце, на угле, на нефти (ПРИМЕРНО перебрать Россию всю, С ГРУБЫМ приближением). Начнём-де сейчас закупку необходимых машин и моделей … (План) надо дать сейчас, чтобы наглядно, популярно, для массы увлечь ясной и яркой (вполне НАУЧНОЙ в основе) перспективой: за работу-де, и в 10-20 лет мы Россию всю, и промышленную и земледельческую, сделаем ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ. Доработаемся до СТОЛЬКИХ-ТО (тысяч или миллионов лошадиных сил или киловатт?? чёрт его знает) машинных рабов и проч».
Пропагандистский аппарат раскрутили на всю катушку. С точки зрения бюрократической, успех электрификации был полный. Под это дело ещё несколько тысяч полуобразованных евреев получили место в стремительно разрастающемся аппарате управления. Был составлен фиктивный «план ГОЭЛРО», суть которого состояла в «электрификации» лампочками географической карты европейской России. Это было слишком даже для Ленина, и сами большевики окрестили электрификацию «электрофикцией». Через год начался НЭП, и о нелепой затее забыли. Но в 30-х опыт бешеной пропагандистской шумихи (как и ленинский процесс против эсеров) очень пригодился. И тогда уже действительно «доработались до стольких-то (чёрт его знает) машинных рабов».
Почему же удалось? Дело в том, что кривой ум Ленина давал гениальные предлоги (491). Суть власти была в напряжённой, злой культуре – вызове. Но создавать такое общество надо ПОД КАКОЕ-ТО ДЕЛО.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364
Какая уж тут русская литература. А ведь Соловьёв не был просто за пределами известного уровня культуры, как недоучки 60-х, нет, он был умён и образован. И вот этот развитый ум не имел с литературой – центром национальной культуры – ничего общего. В этом-то и наваждение соловьёвщины. С Россией ничего общего. Совсем ничего. А ведь из Соловьёва, собственно говоря, вышла русская философия. И что получилось? Бердяев, Булгаков, Трубецкие, Флоренский – все они восстанавливали связи с национальной культурой, пройдя школу соловьёвства и развивая то или иное его направление. Соловьёвство ветвями врастало в русскую культуру. И тут следует понимать мучительнее недоумение всех последователей Соловьёва, трудность сопоставления его терминологической империи с миром аморфного русского логоса. В этом аспекте более понятен феномен графомании Бердяева. Его освоение мира Достоевского, Леонтьева и Хомякова после «элементарных газов» Соловьёва, конечно, не может не поражать своей глубиной и, так сказать, виртуозностью, соединением несоединимого: Соловьёва и русской литературы.
Как всегда особняком тут стоит Шестов. Он, в отличие от соловьёвцев, вышел из русской литературы. Но это уже классический еврей. Литература для него текст. «Документ». Всё одно какой: французский, греческий или русский (упор на последний из-за внешних обстоятельств). Всё понимаемо, но ничего не продолжено, ничего не оживлено дальше. Скорее умерщвлено, разъято. Разъято «правильно», «по-родственному». Дана хорошая цена. Но хоть цена-то дана верно («они восхищены сокровищами в вас»). А Соловьёв ничего не понимал. Совсем. Розанова просмотрел. И публично обливался слезами над копеечными стекляшками. А еврей, «совсем еврей», так и замер бы от Розанова. Вдруг на подоконник вползает какая-то гигантская диковинная гусеница – лохматая-прелохматая, разноцветная, «с колокольчиками». Как тут не замереть: во какая! Жене, детям: «Скорее, скорее сюда! Посмотрите, чудо какое!»
В Розанове, что и говорить, природа постаралась. А Соловьёв, этот гениальный Чернышевский, ничего не заметил. Соловьёв был очень близорук, и Е.Трубецкой пишет:
«Мой покойный брат, кн. С.Н.Трубецкой, рассказывал мне, как однажды Соловьёв по близорукости принял скорлупу деревянного пасхального яйца, надетого на палочку, за одиноко растущий цветок: брат разрушил его иллюзию в минуту, когда Соловьёв, вдохновившись воображаемым цветком, слагал о нём стихотворение. – В его оценках людей беспрестанно повторялся тот же обман зрения».
Соответственно эти слепцы и прекрасные цветы принимали за прозаическую скорлупу. В «Даре» говорится:
Чернышевский не отличал плуга от сохи, путал пиво с мадерой; не мог назвать ни одного лесного цветка, кроме дикой розы: но характерно, что это незнание ботаники сразу восполнял «общей мыслью», добавляя с убеждением невежды, что «они (цветы сибирской тайги) всё те же самые, какие цветут по всей России»".
И далее Набоков продолжает:
«Какое-то тайное возмездие было в том, что он, строивший свою философию на познании мира, которого сам не познал, теперь очутился, наг и одинок, среди дремучей, своеобразно роскошной, до конца ещё не описанной природы северо-восточной Сибири ……ическая кара, не входившая в расчет его человеческих судей» (три-четыре слова пропущены из-за повреждённого текста на ксерокопии; «…ическая» это скорее всего «демоническая» – О.)".
А как эти слепцы в рост пошли. Чернышевский это гигант, «мамонтово дерево», на котором один сук Ленина размером в тысячу Сократов. Древо Соловьёва, конечно, гораздо меньше, но тоже густоветвистое, размашистое. А Розанов какой-нибудь, так это, как он сам говорил, «кактус». С трудом прижился на почве филологического демонизма. Злорадство не могло расти через Розанова. А через этих калек слепеньких проросло. К их же вреду в конечном счёте. И тут примечательно, что всё же через Соловьёва рослось труднее. Это, так сказать, запасной вариант, неудачная проба эволюции, какая-нибудь кистепёрая рыба или летучий ящер. Во-от, с ящером хорошо! Соловьёвцы это ящеры. Они вымерли все, но какие большие были и как их много. Но не подошли для русского языка, для русской истории. Хотя всё же они отчасти удались, пожили. В Соловьёве явно кто-то наклёвывался. (529) Немного уже оставалось. Помешал талант.
Да. А в Розанове Соловьёв увидел «Порфирия Головлёва». Если русский начинает уподоблять реальное лицо литературному персонажу, то, значит, он его не видит в упор, значит, с ним вообще никакого контакта нет, и не будет.
Соловьёв писал по поводу статьи Василия Васильевича о русской литературе:
«О Пушкине мы здесь, конечно, ничего не узнаем. Ничего не узнаем и о противоположных, будто бы, Пушкину позднейших русских писателях. Излияния г.Розанова дают достаточное понятие лишь об одном писателе – о нём самом. С удивительною краткостью и меткостью характеризует он своё собственное творчество, воображая, что говорит о Лермонтове: „Что пишу? Что написал? Даже и не разберёшь: какой– то набор слов, точно бормотание пьяного человека“».
477
Примечание к №471
Во всех послеоктябрьских прожектах Ленина мракобесие неслыханное
Но венцом ленинского прожектерства, конечно, является «план электрификации всей России». В январе 1920 года Кржижановский (482) послал Ильичу научно-популярную статью об электрификации. Ильич прочёл. Тут же, в полчаса, созрел гениальный план:
«Глеб Максимилианович!.. Статью получил и прочёл. Великолепно. Нужен РЯД таких. Тогда пустим брошюркой. У нас не хватает как раз спецов с размахом или „с загадом“… Нельзя ли добавить ПЛАН не технический (это, конечно, дело МНОГИХ и не скоропалительное), а политический или государственный, т. е. задание пролетариату? Примерно в 10 (5?) лет построить 20-30 (З0-50?) станций, чтобы всю страну усеять центрами на 400 (или 200, если не осилим больше) вёрст радиуса; на торфе, на воде, на сланце, на угле, на нефти (ПРИМЕРНО перебрать Россию всю, С ГРУБЫМ приближением). Начнём-де сейчас закупку необходимых машин и моделей … (План) надо дать сейчас, чтобы наглядно, популярно, для массы увлечь ясной и яркой (вполне НАУЧНОЙ в основе) перспективой: за работу-де, и в 10-20 лет мы Россию всю, и промышленную и земледельческую, сделаем ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ. Доработаемся до СТОЛЬКИХ-ТО (тысяч или миллионов лошадиных сил или киловатт?? чёрт его знает) машинных рабов и проч».
Пропагандистский аппарат раскрутили на всю катушку. С точки зрения бюрократической, успех электрификации был полный. Под это дело ещё несколько тысяч полуобразованных евреев получили место в стремительно разрастающемся аппарате управления. Был составлен фиктивный «план ГОЭЛРО», суть которого состояла в «электрификации» лампочками географической карты европейской России. Это было слишком даже для Ленина, и сами большевики окрестили электрификацию «электрофикцией». Через год начался НЭП, и о нелепой затее забыли. Но в 30-х опыт бешеной пропагандистской шумихи (как и ленинский процесс против эсеров) очень пригодился. И тогда уже действительно «доработались до стольких-то (чёрт его знает) машинных рабов».
Почему же удалось? Дело в том, что кривой ум Ленина давал гениальные предлоги (491). Суть власти была в напряжённой, злой культуре – вызове. Но создавать такое общество надо ПОД КАКОЕ-ТО ДЕЛО.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364