Надо сознательность развивать, культуру. Состязательность в спорте, в искусстве, в науке, олимпиады надо проводить. Состязательность в обществе развивать надо, а не дурацкие сериалы смотреть! И мечтать люди должны. Это нужно, мечтательность у человека должна быть. Что, у нас история вся такая жалкая? Что, у нас нет разве великих людей, которые достигли успеха в Советском Союзе? Ученые, производственники, музыканты, врачи… Давайте артистов возьмем. Что, мало у нас отличных артистов? Есть в разных областях… У молодых должна быть цель, и пример для подражания обязательно. Захотел заниматься бизнесом — имеешь возможность поучиться у настоящего бизнесмена. Мы, первые российские бизнесмены, с нуля начинали. Вот я, например… Ведь деньги — это еще не все. Надо показывать, как ставился, допустим, бизнес, как этот бизнес поднимался на ступень выше, как он влиял на политику. Надо показывать молодым людям все возможности. Пусть парень, например, сначала спортом занимается или наукой. Потом он сообразит, что в спорте не получится достигнуть высоты, не получится и в науке. Но если не попал ни туда, ни сюда, но потренировался и там, и там, он становится органически подготовленным, допустим, для выполнения простой работы. Я считаю, что бизнес — это простая работа. Быть артистом сложнее. Там надо больше трудиться уже в детстве, шлифовать себя. И тем же спортсменом — сумасшедшие нагрузки, но чтобы стать первым спортсменом, не просто спортсменом, а выдающимся, — нужно тоже быть очень одаренным человеком. Ну, и научным сотрудником — вы тоже понимаете, что это непросто. А вот профессия бизнесмена, профессия того же, допустим, корреспондента, журналиста, — люди там могут быть не выдающиеся особо. Поверь моему опыту. Писатель — тоже научный деятель. Но это гении. На свете же всего полно. Ты — гений, что ли? Я — гений, что ли? Нет…
Поговорили, значит… Но я так и не поняла не только того, как все-таки стать миллиардером, но и почему у разворотливого начальника строительного управления в Черкесске государство отнимало построенные им для себя дома. И я спросила об этом. А он ответил:
— Да отнимали и все. Не до конца оформлял документы на эти дома. Не до конца оформлял. Раз, два, три, четыре, пять… У нас же как…
… Самое время было встретить его пресс-секретаря и кое-что уточнить. И я его встретила. И спросила:
— Почему ты не стал хотя бы миллионером со всеми своими знаниями, ростом, московской пропиской и связями, а Владимир Алексеевич стал?
— Все еще не поняла? — усомнился умный Александр.
— Нет. Только про характер поняла. Чтобы делать бизнес, нужно иметь очень сильный характер. А я так еще думаю — гениальность. Ведь миллиардеры у нас не растут, как грибы после дождя? Так? А вот он отрицает такую связь. Сказал, что — не гений, так, работяга… Можешь хоть чуть прояснит вопрос? Просто, для народа, для таких, как я, которые во всем этом бизнесе ни уха ни рыла, но ужасно любознательные. Нас же еще в школе учили — «Будьте любознательными!» Отсюда все.
А так как Александр смотрел на меня не без веселости, — он, может, сам хотел понять, на кой мне, которая давно б должна утихомириться, всякие там знания, — то я воспользовалась моментом, вытащила газету и прочла ему следующее: «С. Роджествин, секретарь парткома Московского машиностроительного завода „Коммунар“: „Вряд ли кто сегодня решится выступать против перехода к рынку. Но все понимают это по-разному. Мы, заводчане, за такую рыночную экономику, которая освобождает предприятия от административно-бюрократического диктата, способствует действительно социалистическому обновлению. А для дельцов „теневой экономики“ и хозяев лжекооперативов весь смысл в ее легализации, в возможности «делать деньги“, не считаясь ни с чем и ни с кем.
Это и тревожит: ради чего вводили свободный рынок, ради чего перестраиваемся? Говорят, чтобы красиво и богато жить. Но ведь красиво жили и римские патриции, и феодалы-помещики, и российские нувориши. На них, что ли, равняться? Так какова цель перестройки? Вот в чем прежде в сего нужна ясность, которой нет ни в одном документе партии. Даже в проекте Платформы ЦК…»
— И какого года эта газета? — спросил Александр.
— Май девяностого! — отрапортовала я.
— Вот почему ты хочешь понять, отчего не разбогатела, хотя голосовала за перестройку! — догадался Александр. — Вот откуда такая твоя дотошность!
— Ага! — согласилась я. — Как и большинство бывшего советского народа, желаю найти причины своих неудач, неумелости, безденежья. Вот ведь не осилила выбиться в богатеи, хотя та же газетка, в том же девяностом, предупреждала: «Вряд ли перестройка в ее нынешнем варианте вознесет большинство на вершину материального благополучия, а не принесет обнищания рабочим, инженерам, всем людям труда». Не прислушалась! И не я одна…
— Ну а если бы и прислушалась? Какой толк! — отозвался невозмутимый Александр. — Теперь конкретно о том, за что и как зацепился наш Владимир Алексеевич, чтобы не упустить свой шанс и рвануть со старта. Наша нелюбимая и любимая Советская власть еще в Советском Союзе, оказывается, очень берегла людей, которые занимаются индивидуальной трудовой деятельностью. А особенно после восемьдесят седьмого года — кооператоров. Налоги на кооператоров составляли в сего два процента с прибыли! Владимир Алексеевич говорит: «Государство поощряло нас, мы зарабатывали бешеные деньги, мы развивали производств. В течение какого-то времени, с восьмидесятого по восемьдесят шестой год, я заработал совершенно легальным путем, платил все время налоги, — а налоги были большие, — бюджет маленького района. Полмиллиона рублей. Причем не стеснялся этого, все знали, что у меня такие деньги. Когда появилось кооперативное движение и все думали — открывать кооперативы или не открывать, и вообще, что это такое, я был уже тренированный человек. Я уже готов был действовать и рисковать, мгновенно открыл кооператив „Пчелка“.а потом пошло, пошло…» Так что он неправду говорит, что не гений. Конечно, гений. А вот я и ты — не гении, нет.
Однако Александр Толмачев, на мой взгляд, сильно прибедняется. Он ведь не просто говорит со мной, а заодно то и дело отвечает на звонки, и то, что должен был выслушивать В.А. Брынцалов, выслушивает он. И на моих глазах разматывает клубок прохиндейства:
— Александр Калистратович или Калистратов? Вы просто послали нам письмо? Так… В чем суть письма? Вы можете мне кратко сказать? Так… Какой неправительственный фонд международный? Как он называется, не понял? «Вечная память солдатам»? И вы — председатель этого фонда? Ага, этого фонда? Так. Подождите, помощь какого рода от нас хотите иметь? Лекарства или лучше деньги?.. Нет, я понимаю, что вы «спасибо» скажете. Значит, мы присылаем вам лекарства. И на что они пойдут? Так, я понял, что по назначению врача. А кому пойдут-то? Нет, подождите. А при чем тут тогда фонд памяти павшим солдатам, или как там — «Вечная память солдатам»? Да я не возражаю против вашей программы, просто хотелось бы уточнить. Значит, мы присылаем вам лекарства, вы их по назначению врача распределяете среди неимущих. Хоть ваш фонд «Вечная память солдатам»… Так… Ну, я понял, что раненые, участники войны. И сколько у вас человек? Пять тысяч?! Ну, насколько мне известно, в Пицунде всего-то тысяч десять населения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89