Ты меня слушаешь?
- Но я сама хотела сделать это для него, - сказала она.
- Что ты такое говоришь? Она встряхнула головой. Слезы, сейчас. А что остается? Он ее опередил. Она сама собиралась ради него возить золото, но он ее опередил и сделал это для нее. Кто-то, кто знал, что он загибается, пристроился к нему, конечно, эти номера с буквами "КК". . . Она застыла. Сердце ее превратилось в ледышку. "Они нашли еще кого-то, Джесс. Кажется, этих табличек "КК", их в Женеве пруд пруди. Да, они говорят, что у них уже кто-то есть". Сияющий. Да, это она могла точно сказать: сияющий. С этой своей улыбкой пофигиста, лишь бы снег был что надо.
- Джесс, ты поняла?
- Поняла.
- Мы скажем полиции, что. . . Поняла. Они взяли их по отдельности, отца и дочь. С дочкой не все было гладко, но он старался как мог, зато с отцом все было гораздо проще. Всегда проще, когда вам больше нечего терять.
Она вдруг начала понимать, почему злость всегда так привлекала людей: она придавала смелости, небывалые силы, она несла вас. Если бы злость у людей стала иссякать, им в самом деле понадобилось бы мужество.
- Я вызываю полицию.
- Подожди минуту. Давай-ка повторим, что будем врать. . . Как так получилось, что золото оказалось в машине?
- А его там и не было. Об этом никто и не заикается. Я все собрал.
- Они будут осматривать машину. Поль, пойди проверь. . . Погоди. Помнится, кто-то хвастался пушкой. Он остановился на пороге, испуганно обернувшись.
- Да. И что?
- Ты мне ее одолжишь.
- Вот еще, ты что, с ума сошла?
- Я знаю, кто это сделал.
- Ну, так сообщи это полиции, и дело с концом, о чем речь!
- Нельзя. Иначе придется все признавать. Контрабанду золота. Всё. Они молча смотрели на нее.
- Всё, Джесс?
- Да, именно это я и говорю. Поль метнул на нее горящий взгляд, ничего не сказал и вышел.
- Это не твой парень, - сказал Жан. Она обернулась, испугавшись звука собственного голоса, в котором истерия переходила уже в грубую резкость, и слышалось еще что-то, более глубокое, что-то, в чем не было уже ничего женственного, это кричала дикая самка:
- Потому что ни один мужчина не способен на такую подлость, так? Невозможно себе представить! Это было бы впервые?
- Джесс, у них целая организация. С тех пор как во Франции ввели контроль за валютой, в игру уже вступили миллиарды, для перевозчиков. Миллиарды - люди серьезные. Они не станут доверяться какому-то двадцатилетнему шизику. Он, наверное, даже не в курсе. Она тупо уставилась на него:
- Что это еще за мужская солидарность? Теперь ты его защищаешь?
- Скорее, я пытаюсь защитить тебя, Джесс. Это было бы слишком, потерять все разом. . . Это не он. Это организация. Нужно ее разрушить.
- Это все ваше гадское общество нужно разрушить. Он удивленно посмотрел на нее:
- Наше? А ты, Джесс, что будет тогда с тобой?
- Я хочу загнуться, и чем скорее, тем лучше. С этой секунды, выражаясь политическим языком, я за все то, что против меня.
- Да, из-за личных интересов. . . - Он направился к телефону. - Сейчас не время говорить обо всем этом, но. . .
- Но? - . . . Есть еще социальное предназначение.
- Ты мне это уже сто раз повторял. Что именно это значит? Деньги?
- Посмотрим.
Глава XIII
Он прождал весь день, и всю ночь, и следующее утро. Ничего. Она не пришла. Может быть, это не было личное, может, ей просто надоело, любовь эта. Может, это было их дело - ее и любви, и он здесь ни при чем, и нечего было думать, что все кончено между ними двумя, если все было кончено между нею и любовью. Откуда знать? Дикие они здесь какие-то. У всех - мысли, мысли, это же просто невероятно, даже пятилетнему ребенку такое в голову не придет. Он явился в ОЗЖ и битый час проторчал в компании шимпанзе с лапой в гипсе и пекинесом, который не переставая чихал. Там со всех сторон что-то мяукало и гавкало, что ни говори, животные умеют общаться. Когда им больно, они непременно вам об этом сообщат. Наконец и к нему подошла дама с учетной карточкой и спросила: "У вас тоже кто-то заболел?" Он сказал "да" и вышел. Его достала эта девчонка, он уже не мог ни есть, ни спать, так она его достала. Он начинал даже чувствовать, что не может жить без нее, вот уж хохма, да, настоящая! Конечно, они в любом случае расстались бы, но все-таки есть разные способы, незачем было делать из этого трагедию, а она именно это и делала - настоящую трагедию.
В конце концов он почувствовал себя так мерзко, что отправился к негритянке, потому что он всегда чувствовал себя лучше с неграми. У них было огромное преимущество перед белыми: их было всего двадцать миллионов. Многовато, конечно, но все-таки лучше, чем двести. Когда вас всего двадцать миллионов, это значит, что вы еще можете ощущать себя кем-то. Когда же вас двести миллионов, это уже ничего не значит, вы - просто серая масса. Есть только большинство и полиция. Что до большинства, оно должно было бы быть упразднено демократией. Я не занимаюсь политикой, но я за демократию. А что такое демократия, черт возьми? Это - меньшинство. Негры. Мексиканцы. Пуэрториканцы. Неважно кто, главное, чтобы они не были в большинстве. С большинством демократия уже невозможна, остается одно большинство. Раньше в США было одно меньшинство. Им не пришло бы в голову отправиться подыхать в какой-нибудь Вьетнам. Оно же, меньшинство, и построило это хреново государство, а большинство им завладело. Так что, если вы вдруг спросите меня: "Какой ты придерживаешься политики, Ленни?" - я отвечу: "Моя политика - это меньшинство". К тому же сам я оно и есть: я - меньшинство, самое маленькое меньшинство, я им и останусь. Даже если мне придется карабкаться на вершину Шайдегга и там замерзнуть. Знаю, вам, наверное, смешно такое слышать, потому что американцев, их больше нет, а есть только двести миллионов с хвостиком чего-то, непонятно чего. Но сам я себя понимаю, и мне этого достаточно. Надо мной вечно подтрунивали из-за этой фотографии Гари Купера, но Куп, он всегда представлял собой лишь это: меньшинство. Он был настоящий американец, хотя мне она совершенно до лампочки, эта Америка, так, всё, передаем слово демографии и не будем больше об этом. Негры, вот они еще как-то держатся, их всего двадцать миллионов, это и есть последние американцы, негры-то, понятно, почему некоторые их на дух не переносят. Вообще-то плевал я на все это, но в данный момент я готов думать о чем угодно, только не об этой психичке. Нужно и в самом деле быть повернутой, чтобы превращать все в драму, тогда как мы могли бы спокойно расстаться через год или два, или еще позже. Я мог бы даже, ну, жениться на ней, что ли, мне-то плевать на все формальности, что вы хотите, я же, например, дал сделать себе прививку от холеры, от тифа, от желтой лихорадки, от всей этой заразы, которая у них там, в Европе. Я не хочу иметь ребенка, потому что я против жестокости, но если она хочет выйти за меня, если она хочет завести его, тогда ладно, я уже на все согласен, мне все равно.
Ему пришлось ждать под дверью, пока негритянка закончит с очередным клиентом. Потом он вошел и сразу кинулся открывать окно: там все провоняло белым. Не белыми, а белым. Небольшая разница.
- Хочешь что-нибудь перекусить, малыш?
- Ты меня вчера уже кормила, хватит.
- В холодильнике есть жареная курица. Он гадко посмотрел на нее:
- Сколько мужиков ты снимаешь за день?
- Хочешь подсчитать процентное соотношение?
- Почему ты не едешь обратно в Штаты, дурочка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
- Но я сама хотела сделать это для него, - сказала она.
- Что ты такое говоришь? Она встряхнула головой. Слезы, сейчас. А что остается? Он ее опередил. Она сама собиралась ради него возить золото, но он ее опередил и сделал это для нее. Кто-то, кто знал, что он загибается, пристроился к нему, конечно, эти номера с буквами "КК". . . Она застыла. Сердце ее превратилось в ледышку. "Они нашли еще кого-то, Джесс. Кажется, этих табличек "КК", их в Женеве пруд пруди. Да, они говорят, что у них уже кто-то есть". Сияющий. Да, это она могла точно сказать: сияющий. С этой своей улыбкой пофигиста, лишь бы снег был что надо.
- Джесс, ты поняла?
- Поняла.
- Мы скажем полиции, что. . . Поняла. Они взяли их по отдельности, отца и дочь. С дочкой не все было гладко, но он старался как мог, зато с отцом все было гораздо проще. Всегда проще, когда вам больше нечего терять.
Она вдруг начала понимать, почему злость всегда так привлекала людей: она придавала смелости, небывалые силы, она несла вас. Если бы злость у людей стала иссякать, им в самом деле понадобилось бы мужество.
- Я вызываю полицию.
- Подожди минуту. Давай-ка повторим, что будем врать. . . Как так получилось, что золото оказалось в машине?
- А его там и не было. Об этом никто и не заикается. Я все собрал.
- Они будут осматривать машину. Поль, пойди проверь. . . Погоди. Помнится, кто-то хвастался пушкой. Он остановился на пороге, испуганно обернувшись.
- Да. И что?
- Ты мне ее одолжишь.
- Вот еще, ты что, с ума сошла?
- Я знаю, кто это сделал.
- Ну, так сообщи это полиции, и дело с концом, о чем речь!
- Нельзя. Иначе придется все признавать. Контрабанду золота. Всё. Они молча смотрели на нее.
- Всё, Джесс?
- Да, именно это я и говорю. Поль метнул на нее горящий взгляд, ничего не сказал и вышел.
- Это не твой парень, - сказал Жан. Она обернулась, испугавшись звука собственного голоса, в котором истерия переходила уже в грубую резкость, и слышалось еще что-то, более глубокое, что-то, в чем не было уже ничего женственного, это кричала дикая самка:
- Потому что ни один мужчина не способен на такую подлость, так? Невозможно себе представить! Это было бы впервые?
- Джесс, у них целая организация. С тех пор как во Франции ввели контроль за валютой, в игру уже вступили миллиарды, для перевозчиков. Миллиарды - люди серьезные. Они не станут доверяться какому-то двадцатилетнему шизику. Он, наверное, даже не в курсе. Она тупо уставилась на него:
- Что это еще за мужская солидарность? Теперь ты его защищаешь?
- Скорее, я пытаюсь защитить тебя, Джесс. Это было бы слишком, потерять все разом. . . Это не он. Это организация. Нужно ее разрушить.
- Это все ваше гадское общество нужно разрушить. Он удивленно посмотрел на нее:
- Наше? А ты, Джесс, что будет тогда с тобой?
- Я хочу загнуться, и чем скорее, тем лучше. С этой секунды, выражаясь политическим языком, я за все то, что против меня.
- Да, из-за личных интересов. . . - Он направился к телефону. - Сейчас не время говорить обо всем этом, но. . .
- Но? - . . . Есть еще социальное предназначение.
- Ты мне это уже сто раз повторял. Что именно это значит? Деньги?
- Посмотрим.
Глава XIII
Он прождал весь день, и всю ночь, и следующее утро. Ничего. Она не пришла. Может быть, это не было личное, может, ей просто надоело, любовь эта. Может, это было их дело - ее и любви, и он здесь ни при чем, и нечего было думать, что все кончено между ними двумя, если все было кончено между нею и любовью. Откуда знать? Дикие они здесь какие-то. У всех - мысли, мысли, это же просто невероятно, даже пятилетнему ребенку такое в голову не придет. Он явился в ОЗЖ и битый час проторчал в компании шимпанзе с лапой в гипсе и пекинесом, который не переставая чихал. Там со всех сторон что-то мяукало и гавкало, что ни говори, животные умеют общаться. Когда им больно, они непременно вам об этом сообщат. Наконец и к нему подошла дама с учетной карточкой и спросила: "У вас тоже кто-то заболел?" Он сказал "да" и вышел. Его достала эта девчонка, он уже не мог ни есть, ни спать, так она его достала. Он начинал даже чувствовать, что не может жить без нее, вот уж хохма, да, настоящая! Конечно, они в любом случае расстались бы, но все-таки есть разные способы, незачем было делать из этого трагедию, а она именно это и делала - настоящую трагедию.
В конце концов он почувствовал себя так мерзко, что отправился к негритянке, потому что он всегда чувствовал себя лучше с неграми. У них было огромное преимущество перед белыми: их было всего двадцать миллионов. Многовато, конечно, но все-таки лучше, чем двести. Когда вас всего двадцать миллионов, это значит, что вы еще можете ощущать себя кем-то. Когда же вас двести миллионов, это уже ничего не значит, вы - просто серая масса. Есть только большинство и полиция. Что до большинства, оно должно было бы быть упразднено демократией. Я не занимаюсь политикой, но я за демократию. А что такое демократия, черт возьми? Это - меньшинство. Негры. Мексиканцы. Пуэрториканцы. Неважно кто, главное, чтобы они не были в большинстве. С большинством демократия уже невозможна, остается одно большинство. Раньше в США было одно меньшинство. Им не пришло бы в голову отправиться подыхать в какой-нибудь Вьетнам. Оно же, меньшинство, и построило это хреново государство, а большинство им завладело. Так что, если вы вдруг спросите меня: "Какой ты придерживаешься политики, Ленни?" - я отвечу: "Моя политика - это меньшинство". К тому же сам я оно и есть: я - меньшинство, самое маленькое меньшинство, я им и останусь. Даже если мне придется карабкаться на вершину Шайдегга и там замерзнуть. Знаю, вам, наверное, смешно такое слышать, потому что американцев, их больше нет, а есть только двести миллионов с хвостиком чего-то, непонятно чего. Но сам я себя понимаю, и мне этого достаточно. Надо мной вечно подтрунивали из-за этой фотографии Гари Купера, но Куп, он всегда представлял собой лишь это: меньшинство. Он был настоящий американец, хотя мне она совершенно до лампочки, эта Америка, так, всё, передаем слово демографии и не будем больше об этом. Негры, вот они еще как-то держатся, их всего двадцать миллионов, это и есть последние американцы, негры-то, понятно, почему некоторые их на дух не переносят. Вообще-то плевал я на все это, но в данный момент я готов думать о чем угодно, только не об этой психичке. Нужно и в самом деле быть повернутой, чтобы превращать все в драму, тогда как мы могли бы спокойно расстаться через год или два, или еще позже. Я мог бы даже, ну, жениться на ней, что ли, мне-то плевать на все формальности, что вы хотите, я же, например, дал сделать себе прививку от холеры, от тифа, от желтой лихорадки, от всей этой заразы, которая у них там, в Европе. Я не хочу иметь ребенка, потому что я против жестокости, но если она хочет выйти за меня, если она хочет завести его, тогда ладно, я уже на все согласен, мне все равно.
Ему пришлось ждать под дверью, пока негритянка закончит с очередным клиентом. Потом он вошел и сразу кинулся открывать окно: там все провоняло белым. Не белыми, а белым. Небольшая разница.
- Хочешь что-нибудь перекусить, малыш?
- Ты меня вчера уже кормила, хватит.
- В холодильнике есть жареная курица. Он гадко посмотрел на нее:
- Сколько мужиков ты снимаешь за день?
- Хочешь подсчитать процентное соотношение?
- Почему ты не едешь обратно в Штаты, дурочка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53