— Я уже не раз обращал внимание на характер ваших критических высказываний, Винцер. Я рекомендую вам держать себя в узде. Вот чего я требую от майора.
Я сделал невинное лицо и спросил:
— Разве критика нежелательна, господин полковник?
— Подобную критику еще никто себе не позволял в офицерском корпусе. Замечание, сделанное вами только что по адресу господина Пфорте, было дерзким. Тем самым вы нарушили правила приличия.
Я нашел, что это уж слишком. Начальник отдела личного состава позволил себе сделать выпад против меня, а мне нельзя защищаться? Я возразил:
— Деловая, обоснованная критика может быть нам только полезна. Кроме того, защита интересов моих людей была и в прошлом моей задачей как командира части.
— Выполняйте свои обязанности в качестве офицера по связи с прессой, этого достаточно! К тому же я нахожу, что вашим последним возражением вы лишь подтвердили, что моя критика вашего критиканства вполне обоснованна. Благодарю, можете идти.
Откланявшись, как положено, я направился к двери, но потом снова вернулся к столу. Оба смотрели на меня с возмущением.
— Вы хотите еще что-то доложить?
— Одну минуту, господин полковник. Ведь вы приказали мне явиться, чтобы ознакомить меня с характеристикой. Не могу ли я по крайней мере ее подписать?
Очевидно, происшедший между нами разговор отвлек его от первоначального намерения. Со вздохом он вынул папку, открыл ее и прочел мне то, над чем он и начальник первого отдела колдовали последние дни.
После столь грубой критики моего поведения я мог кое-чего ожидать. Однако то, что я услышал, удивило меня. В предъявленном мне документе было засвидетельствовано, что я часто тружусь больше, чем полагается по службе, и никогда не роптал, если необходимо было работать несколько вечеров подряд, что я всегда добросовестно выполнял задания, а мое поведение по отношению к начальникам и подчиненным всегда было корректно, что я себя оправдал и на других участках работы, в частности в группе наземных сооружений и в качестве заместителя начальника отдела А-2, и, следовательно, нет препятствий против моего дальнейшего продвижения по службе.
Действительно, я мог быть доволен такой характеристикой, даже если бы она должна была стать «некрологом» в случае моего ухода. Пока я об этом думал, раздался голос полковника:
— Ну-с, намерены вы и здесь что-либо критиковать?
Я подписал, не говоря ни слова. Он правильно подвел итог. Отдельные позиции и общий счет не могли вызвать возражений. Таков он и был, наш начальник штаба. Однако полковник Алдингер допустил такую же ошибку, какую совершает всякая электронно-вычислительная машина, если в нее была заложена лишь часть необходимых данных. Он вел счет механически, поэтому расчет в целом оказался ошибочным.
Не вернулись на базу
22 октября 1959 года здание нашего штаба напоминало растревоженный пчелиный улей. Особенное волнение царило в третьем — оперативном — отделе. Не вернулись на базу два самолета истребительно-бомбардировочной авиационной эскадры, размещенной в Меммингене, в Альгейе. В последний раз эти машины видели на экране радарной станции авиационной базы в Фюрстенфельдбрюке; затем уже ни одна станция не имела возможности определить их местонахождение. Внезапно прервалась и радиосвязь. Горючее на этих реактивных самолетах давно должно было кончиться, следовательно, они либо сделали вынужденную посадку, либо потерпели аварию.
Уже ночью начались поиски. Рано утром взлетели вертолеты и стали систематически просматривать местность. Безрезультатно.
Ко всем базам НАТО обратились с просьбой во время учебных и обычных вылетов обратить внимание на возможные районы аварии. Из расположенных там немецких и американских гарнизонов выступили поисковые группы, чтобы прочесать пограничные баварские леса, во многих местах недоступные.
Телефоны трезвонили, телетайпы постукивали, радиограммы неслись сквозь эфир одна за другой. В полиции была объявлена тревога. Непрерывно поступала информация от населения. Одни видели, как машины круто поднялись ввысь, другие — как они пикировали; некоторые даже слышали глухие взрывы, — и все в разных местах, но многие одновременно. Все сообщения следовало проверить, и все они, очевидно, оказались неосновательными.
Прошло два дня, но следов самолетов не обнаружили. Мне пришлось быть дежурным офицером по штабу, следовательно, я должен был оставаться в штабе после окончания рабочего дня до следующего утра, должен был отзываться на все телефонные звонки, принимать телеграммы и почту, доставляемую связистами, и в случае тревоги принимать необходимые меры. Как правило, мало что случалось. По временам происходили обычные переговоры с Бонном или с каким-либо пунктом НАТО для проверки линии связи. При этом бойко разговаривали на непонятном ломаном языке. В зоне расположения войск НАТО «Центральная Европа» находились две воздушные армии: на севере — 2-е объединенное тактическое авиационное командование с подразделениями англичан, голландцев, бельгийцев и бундесвера; на юге — 4-е командование с эскадрами США, Канады, Франции, а также бундесвера. Командным языком был английский; это приводило порой к веселым, а порой и к серьезным недоразумениям. Ведь американское произношение отличалось от нашего школьного английского языка примерно как северогерманский или нижненемецкий говор от баварского.
С дежурным офицером по штабу легко мог приключиться такой казус, что, поговорив с представителями стран — участниц НАТО, он так и не понимал, чего они, собственно, хотели.
Теперь я оказался на очереди. Я почти не выпускал из рук телефонной трубки. Различные штабы непрерывно справлялись о положении дел, и не было ни одного журналиста, который не звонил бы много раз в надежде первым что-либо узнать и продать новость.
— Ведь машины не растворились в воздухе?
— Конечно, нет.
— В таком случае их должны найти.
— Я того же мнения.
— Но ведь следов не обнаружено?
— Ни малейшего, но мы продолжаем поиски.
— Где их ищут?
— Повсюду.
— Что же это за система радаров, если два самолёта могут попросту исчезнуть!
— Сожалею, но тем не менее это случилось.
— Имеете ли вы какое-либо представление о том, где они могли оказаться?
— Лишь приблизительно.
Я сказал слишком много. Последовала мгновенная реакция.
— Скажите же скорее, где приблизительно они находятся?
— Где-то в ФРГ.
Он не отставал.
— Обещайте мне позвонить, когда машины найдутся!
— Нет. Я не могу информировать каждую газету в отдельности. Я сообщу агентству ДПА, а оно передаст дальше.
В такие минуты некоторые журналисты заводят речь о «дружеском сотрудничестве» и даже обещают гонорар, если им будет предоставлено преимущество в получении информации. В данном случае этого не случилось, собеседник положил трубку.
Звонили по телефону все кому вздумается, и даже такие, которые не имели к делу никакого отношения, например майор Шпильман, заносчивый комендант гарнизона в Карлсруэ, которому была подчинена военная полиция и некоторые офицеры частей территориальной обороны в возрасте ополченцев.
Странно, только наш командующий, который обычно беспокоился по поводу любой мелочи, не проявлял никакого интереса, хотя дело его прямо касалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124