После нескольких пробных выстрелов я установил, что он лучше того револьвера, который у меня отобрали во Фленсбурге.
Мы были подчинены «Royal dragoon» — лондонскому танково-разведывательному полку королевских драгун в Эйтине. Раз в неделю являлся британский майор, дабы взглянуть на свое войско и произвести смотр части. Я поручил одному лейтенанту рапортовать перед строем. Майор был достаточно «fair», чтобы не обращать на это внимание. Его знаки отличия свидетельствовали о том, что он воевал не за письменным столом.
Наша задача заключалась в том, чтобы обеспечить общую безопасность и в особенности защиту деревень от грабителей. Для этой цели мы посылали патрули и выставляли караулы. Никого не коробило то обстоятельство, что эти обязанности исполняли, пользуясь совершенной свободой действий, военнослужащие вермахта в полном обмундировании. Создавалось такое впечатление, будто капитуляции вовсе не было. Шлезвиг-Гольштейн был своеобразным, заповедником для вермахта, здесь появление солдат было привычным зрелищем и в городе и на селе. Но если мы ездили по делам снабжения в Гамбург, то там уже привлекали внимание.
Ночью часто происходила перестрелка. Нашим «противником» были большей частью иностранцы, которые служили фашистской Германии в частях особого назначения вермахта и войск СС и бежали от Красной Армии в Шлезвиг-Гольштейн. Сохраняя звания, присвоенные им в вермахте и частях СС, они образовали настоящие банды, совершали нападения на уединенные крестьянские дворы и доставляли свою добычу, главным образом свиней, на черный рынок в Любеке и Гамбурге. Вот с этими бывшими нашими «союзниками» мы и сражались. Если дело доходило до крупных стычек, нам оказывали помощь англичане на бронеавтомобилях. Сотрудничество было в этом отношении налажено так же хорошо, как и снабжение из немецких и британских фондов. Нам продолжали выплачивать денежное довольствие в таком же размере, как и ранее в вермахте.
Некоторые из нас, особенно господа в штабе корпуса, считали, что мы являемся германским резервом на случай войны между бывшими союзниками. Другие были заняты лишь мыслью о возрождении вермахта по аналогии с рейхсвером, который возник из остатков армии периода первой мировой войны. Я же видел в моей деятельности лишь временный выход из положения, дающий возможность оглядеться и спокойно подыскать себе занятие на гражданском поприще. Я считал пропащими многие годы службы в качестве профессионального военного и глубокой ошибкой мою приверженность к господствующей системе. Повседневные заботы и нужды подчиненных мне солдат казались более существенными, нежели политические события.
Постепенно я лучше узнал людей моей части. При этом я обнаружил, что обер-фенрихи военного флота были поразительно молоды и, кроме того, плохо разбирались в военном деле. Я стал выяснять подробности и скоро установил, что уже после капитуляции их последний начальник целую группу повысил в звании, не имея на это полномочий. Я не мог не вспомнить о дивизии, в которой я служил в конце войны. Там нашлись честолюбцы, которые во время нашего похода через Данию добились, чтобы им записали в солдатскую книжку следующее по порядку звание. И мне предложили поступить таким же образом, тем более что меня еще в Восточной Пруссии представили к производству в майоры; но я с благодарностью отказался.
Я, конечно, и не подозревал, что в дальнейшем будут признаны действительными эти незаконные повышения в звании. Но для меня все оставалось по-старому вплоть до лета 1946 года. Хотя я был материально обеспечен, все же снова и снова возникало желание подыскать наконец занятие вне военной службы. Поэтому однажды я поехал в Любек и зашел на биржу труда.
Поднялась настоящая суматоха, когда я появился там в военной форме и обратился с просьбой о работе. Мне дали понять, что мне следует оставаться на своей службе.
Офицер, не получивший никакого иного профессионального образования и компетентный лишь в военном деле, не мог рассчитывать, что ему дадут работу, а следовательно, ему нельзя выдать пропуск в город.
Но мне повезло. В Любеке я встретил доктора Ульриха Клааса; это он пытался из-за желтухи задержать меня в кольбергском госпитале. Обер-лейтенант медицинской службы в парашютных частях стал теперь штатским врачом с приличной практикой, а благодаря связям своей жены-шведки — врачом при Шведском Красном Кресте и при Young Men Christian Association (YMCA) — Союзе христианской молодежи, членами которого были в большинстве шведы и датчане. Он сразу согласился мне помочь.
По ходу нашей беседы выяснилось, что ему нужен шофер, и он спросил меня, нет ли среди моих солдат подходящего человека. Конечно, я знал одного такого человека.
Единственно ценное, что я после многих лет военной службы принес домой, было водительское свидетельство всех классов. В гражданской жизни я не мог применить ничего из того, чем мне начиняли голову на многочисленных курсах усовершенствования. Таким образом, я стал шофером у моего друга доктора Клааса.
Но раньше надо было урегулировать два дела.
Сначала я должен был обеспечить за собой это место и добыть пропуск в Любек.
Биржа труда отказала: имеется достаточно много безработных шоферов и мне следует остаться в моей части.
Я обратился к заведующему биржей труда.
— Что вам угодно?
— Я имею возможность приступить к работе в качестве шофера у доктора Клааса и прошу предоставить мне это место.
— Исключено. У нас есть другие кандидаты.
— Но доктор Клаас желает взять меня.
— Оставайтесь в военной полиции! Там вы хорошо устроены. Вы не получите этого места.
Он заупрямился, но я тоже. Я не уходил от него. Он с недовольством меня оглядел.
— Что еще, господин капитан?
То, что он обратился ко мне именно как к капитану, чуть-чуть меня не поколебало.
Но все же я не отказался от своего намерения. Мгновенно у меня возникла спасительная мысль.
— Господин заведующий, я откажусь лишь в том случае, если вы сможете направить доктору Клаасу шофера, владеющего шведским языком. Доктор Клаас придает этому большое значение, так как он лечит шведскую колонию в Любеке.
К счастью, меня не спросили, владею ли я шведским языком.
Заведующий биржей труда позвонил по телефону, и я получил работу и пропуск в Любек.
Теперь мне предстояло добиться увольнения из военной полиции. После долгих хождений по инстанциям в Нойштадте у меня состоялся последний разговор с британскими офицерами и я получил свидетельство об увольнении и причитавшееся еще мне жалованье военнослужащего. Взамен англичане получили револьвер. Так произошла моя запоздалая капитуляция. Это было 26 июля 1946 года.
Бундесвер
Интермедия в штатском
Пятнадцать лет три месяца и две недели носил я мундир. Но расстаться с ним я еще не мог: моя последняя форменная одежда была и единственной.
Пришлось сначала взять напрокат штатский костюм, дать покрасить форму, спороть с нее все нашивки, а затем, после этой метаморфозы, таскать ее еще несколько месяцев.
Переход к гражданской жизни принес и другие трудности. Хоть я имел работу в Любеке и разрешение на въезд, комнату там получить было невозможно. Владельцы квартир руками и ногами отбивались от напрашивавшихся жильцов, боясь, что потом от них не избавятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Мы были подчинены «Royal dragoon» — лондонскому танково-разведывательному полку королевских драгун в Эйтине. Раз в неделю являлся британский майор, дабы взглянуть на свое войско и произвести смотр части. Я поручил одному лейтенанту рапортовать перед строем. Майор был достаточно «fair», чтобы не обращать на это внимание. Его знаки отличия свидетельствовали о том, что он воевал не за письменным столом.
Наша задача заключалась в том, чтобы обеспечить общую безопасность и в особенности защиту деревень от грабителей. Для этой цели мы посылали патрули и выставляли караулы. Никого не коробило то обстоятельство, что эти обязанности исполняли, пользуясь совершенной свободой действий, военнослужащие вермахта в полном обмундировании. Создавалось такое впечатление, будто капитуляции вовсе не было. Шлезвиг-Гольштейн был своеобразным, заповедником для вермахта, здесь появление солдат было привычным зрелищем и в городе и на селе. Но если мы ездили по делам снабжения в Гамбург, то там уже привлекали внимание.
Ночью часто происходила перестрелка. Нашим «противником» были большей частью иностранцы, которые служили фашистской Германии в частях особого назначения вермахта и войск СС и бежали от Красной Армии в Шлезвиг-Гольштейн. Сохраняя звания, присвоенные им в вермахте и частях СС, они образовали настоящие банды, совершали нападения на уединенные крестьянские дворы и доставляли свою добычу, главным образом свиней, на черный рынок в Любеке и Гамбурге. Вот с этими бывшими нашими «союзниками» мы и сражались. Если дело доходило до крупных стычек, нам оказывали помощь англичане на бронеавтомобилях. Сотрудничество было в этом отношении налажено так же хорошо, как и снабжение из немецких и британских фондов. Нам продолжали выплачивать денежное довольствие в таком же размере, как и ранее в вермахте.
Некоторые из нас, особенно господа в штабе корпуса, считали, что мы являемся германским резервом на случай войны между бывшими союзниками. Другие были заняты лишь мыслью о возрождении вермахта по аналогии с рейхсвером, который возник из остатков армии периода первой мировой войны. Я же видел в моей деятельности лишь временный выход из положения, дающий возможность оглядеться и спокойно подыскать себе занятие на гражданском поприще. Я считал пропащими многие годы службы в качестве профессионального военного и глубокой ошибкой мою приверженность к господствующей системе. Повседневные заботы и нужды подчиненных мне солдат казались более существенными, нежели политические события.
Постепенно я лучше узнал людей моей части. При этом я обнаружил, что обер-фенрихи военного флота были поразительно молоды и, кроме того, плохо разбирались в военном деле. Я стал выяснять подробности и скоро установил, что уже после капитуляции их последний начальник целую группу повысил в звании, не имея на это полномочий. Я не мог не вспомнить о дивизии, в которой я служил в конце войны. Там нашлись честолюбцы, которые во время нашего похода через Данию добились, чтобы им записали в солдатскую книжку следующее по порядку звание. И мне предложили поступить таким же образом, тем более что меня еще в Восточной Пруссии представили к производству в майоры; но я с благодарностью отказался.
Я, конечно, и не подозревал, что в дальнейшем будут признаны действительными эти незаконные повышения в звании. Но для меня все оставалось по-старому вплоть до лета 1946 года. Хотя я был материально обеспечен, все же снова и снова возникало желание подыскать наконец занятие вне военной службы. Поэтому однажды я поехал в Любек и зашел на биржу труда.
Поднялась настоящая суматоха, когда я появился там в военной форме и обратился с просьбой о работе. Мне дали понять, что мне следует оставаться на своей службе.
Офицер, не получивший никакого иного профессионального образования и компетентный лишь в военном деле, не мог рассчитывать, что ему дадут работу, а следовательно, ему нельзя выдать пропуск в город.
Но мне повезло. В Любеке я встретил доктора Ульриха Клааса; это он пытался из-за желтухи задержать меня в кольбергском госпитале. Обер-лейтенант медицинской службы в парашютных частях стал теперь штатским врачом с приличной практикой, а благодаря связям своей жены-шведки — врачом при Шведском Красном Кресте и при Young Men Christian Association (YMCA) — Союзе христианской молодежи, членами которого были в большинстве шведы и датчане. Он сразу согласился мне помочь.
По ходу нашей беседы выяснилось, что ему нужен шофер, и он спросил меня, нет ли среди моих солдат подходящего человека. Конечно, я знал одного такого человека.
Единственно ценное, что я после многих лет военной службы принес домой, было водительское свидетельство всех классов. В гражданской жизни я не мог применить ничего из того, чем мне начиняли голову на многочисленных курсах усовершенствования. Таким образом, я стал шофером у моего друга доктора Клааса.
Но раньше надо было урегулировать два дела.
Сначала я должен был обеспечить за собой это место и добыть пропуск в Любек.
Биржа труда отказала: имеется достаточно много безработных шоферов и мне следует остаться в моей части.
Я обратился к заведующему биржей труда.
— Что вам угодно?
— Я имею возможность приступить к работе в качестве шофера у доктора Клааса и прошу предоставить мне это место.
— Исключено. У нас есть другие кандидаты.
— Но доктор Клаас желает взять меня.
— Оставайтесь в военной полиции! Там вы хорошо устроены. Вы не получите этого места.
Он заупрямился, но я тоже. Я не уходил от него. Он с недовольством меня оглядел.
— Что еще, господин капитан?
То, что он обратился ко мне именно как к капитану, чуть-чуть меня не поколебало.
Но все же я не отказался от своего намерения. Мгновенно у меня возникла спасительная мысль.
— Господин заведующий, я откажусь лишь в том случае, если вы сможете направить доктору Клаасу шофера, владеющего шведским языком. Доктор Клаас придает этому большое значение, так как он лечит шведскую колонию в Любеке.
К счастью, меня не спросили, владею ли я шведским языком.
Заведующий биржей труда позвонил по телефону, и я получил работу и пропуск в Любек.
Теперь мне предстояло добиться увольнения из военной полиции. После долгих хождений по инстанциям в Нойштадте у меня состоялся последний разговор с британскими офицерами и я получил свидетельство об увольнении и причитавшееся еще мне жалованье военнослужащего. Взамен англичане получили револьвер. Так произошла моя запоздалая капитуляция. Это было 26 июля 1946 года.
Бундесвер
Интермедия в штатском
Пятнадцать лет три месяца и две недели носил я мундир. Но расстаться с ним я еще не мог: моя последняя форменная одежда была и единственной.
Пришлось сначала взять напрокат штатский костюм, дать покрасить форму, спороть с нее все нашивки, а затем, после этой метаморфозы, таскать ее еще несколько месяцев.
Переход к гражданской жизни принес и другие трудности. Хоть я имел работу в Любеке и разрешение на въезд, комнату там получить было невозможно. Владельцы квартир руками и ногами отбивались от напрашивавшихся жильцов, боясь, что потом от них не избавятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124