— спросил я таким тоном, будто знал этого человека.
Третья женщина рванулась ко мне:
— Это мой муж. Он жив? Вы его знаете?
Монахиня — и муж летчик? Это не укладывалось в моем сознании. Лицо женщины было бледным, испуганные светлые глаза как бы впились в меня.
Только тут я разглядел, что эта молодая монашенка из русских. Ее спутницы, словно опасаясь, что их подруга от волнения не удержится на ногах, легонько подхватили ее под руки, но она порывисто оттолкнула их. Глаза пылали каким-то странным огнем, губы были плотно сжаты. Сквозь монашеское одеяние угадывалась хрупкая, но складная фигурка. Лицо миловидное, нежное и какое-то безудержно-отчаянное. Что же заставило ее укрыться под этим черным одеянием? Заметив, что я пристально разглядываю ее, она потупилась.
Одна из пожилых монахинь обратилась ко мне:
— Поговорите с сестрой Елизаветой. Помогите ей в горе.
Немного успокоившись, но сбивчиво, торопливо, без конца путая время и события, Елизавета поведала нам о своем несчастье. Война застала ее с мужем и трехлетней дочкой под Белостоком. Муж по тревоге уехал на аэродром, и она его больше не видела. В оккупации работала под Брянском в детском доме. И дочка была с ней, и кормили хорошо. Но после трех-четырех месяцев детей отправляли в Германию. Дошла очередь и до ее ребенка. Сопротивление было бесполезным. Мать, чувствуя недоброе, попыталась на железнодорожной станции забрать дочь из вагона и скрыться. Но все дети были мертвыми. Она поняла, что фашисты откармливали их как разовых доноров для своих солдат. На станции гестаповцы арестовали Елизавету, но она сбежала. Оборванную, умирающую от голода, ее подобрали и приютили монашенки…
Вспомнив эту историю, я сел рядом с хозяйкой.
— Значит, вы та самая Елизавета?
— Да, та самая, — грустно улыбнувшись, ответила она. — Когда узнала, что муж погиб, опомнилась и пошла работать в летную столовую. Кончилась война, а я осталась здесь, в Германии. Вышла замуж. Дочку родила…
Нашу беседу прервали пришедшие Ткаченко и Лаухин. Лиза пожелала нам спокойной ночи и вышла.
Старший нашей группы Андрей Ткаченко предложил обсудить план работы. Дивизия, которую предстояло проверить, по отчетным данным ничем не отличается от других. Поэтому решили не проверять летную документацию. И проверку техники пилотирования на этот раз начали не с руководства, а с рядовых летчиков и командиров звеньев. Они дежурят, им первым придется взлетать на перехват вражеских самолетов. И если руководство бывает склонно к парадной показухе, рядовые летчики, командиры пар и звеньев сторонятся этого. Летая с ними, можно объективно оценить не только их подготовку к воздушным боям, но и уровень руководства, умение командиров эскадрилий, полков и дивизий.
3.
Первые два полета я сделал с командиром звена и его ведомым летчиком. Командир звена имел боевой опыт, хотя воевал только два последних месяца Великой Отечественной, участвовал всего в шести воздушных боях. Но и этого ему хватило, чтобы понять, чего требует от летчика фронтовое небо. За пилотаж я поставил ему отличную оценку.
Его ведомому, лейтенанту Василию Васину, двадцать три года. Совсем недавно он окончил школу летчиков и заметно волновался.
— Когда последний раз летали? — спросил я.
— Два дня назад летал по маршруту и провел воздушный бой с заместителем командира дивизии полковником Кутаховым.
— И кто из вас вышел победителем?
— Конечно полковник! Он опытен и хитер. Сначала показал мне хвост. Я бросился за ним. Но у него скорость была больше, он сразу ушел вверх и оттуда начал клевать меня.
Лейтенант в воздухе держался уверенно, управлял машиной грамотно и умело. Я с чистым сердцем поставил ему хорошую оценку.
Очередной полет я сделал с командиром полка майором Семеном Глушенковым. Молодой, энергичный, спортивно натренированный. Правда, без боевого опыта. Из пятнадцати элементов полета, подлежащих проверке, Глушенков выполнил девять на «отлично», пять с хорошей оценкой и только за посадку получил «удовлетворительно». Но именно это больше всего огорчило меня. Ведь он — командир полка, без его разрешения ни один летчик, только что прибывший в полк для прохождения службы, не поднимется в небо. Ему сам бог велел выполнять посадку безукоризненно…
Четвертый, заключительный полет предстояло совершить с заместителем командира дивизии Героем Советского Союза полковником Павлом Степановичем Кутаховым. Полковник Ткаченко просил меня проверить его особо внимательно и всесторонне, он был кандидатом на повышение в должности. А если человек поднимается по служебной лесенке, должно расти и его профессиональное мастерство. Накануне я познакомился с летной книжкой и личным делом Кутахова. Родился в 1914 году в семье крестьянина Ростовской области. Работал слесарем на авиационном заводе, учился на рабфаке. В авиацию пришел по комсомольской путевке. Всю войну находился в действующей армии. В воздушных боях лично сбил 14 самолетов и 28 в составе группы.
Я находился на командном пункте, когда туда прибыл Кутахов, чтобы доложить о готовности учебного самолета к проверочному полету. Я обратил внимание на его немногословность и отсутствие в докладе какой-либо риторики.
У каждого летчика свой характер, и каждый взлетает по-своему. Но при проверке техники пилотирования все стараются показать особое мастерство. Ведь оценка этого полета будет записана в летную книжку.
Кутахов начал взлет умело и спокойно. Как ни присматривался я к разбегу самолета, никаких отклонений не заметил. Даже отрыв от полосы и выдерживание на метровой высоте прошли без изменения положения машины. И только когда начала стремительно уходить вниз земля, я понял, что взлет произведен на «отлично».
Зона для пилотирования находилась километрах в пяти от аэродрома. Набрав 4000 метров, Павел Степанович взял ориентиром направления посадочное «Т», маячившее вдали белым крестиком. На мелких виражах допускается колебание скорости, но стрелка прибора словно застыла на нужной цифре. Я удивился: такого мастерства мне наблюдать не приходилось. Левый глубокий вираж летчик сделал тоже без малейшего колебания скорости. Это уже насторожило меня: не приспособлено ли на самолете какое-нибудь устройство для стопорения стрелки? Из своей кабины я незаметно для Кутахова увеличил скорость, и стрелка мгновенно среагировала. Больше в управление я не вмешивался. Все остальные фигуры высшего пилотажа были выполнены чисто, даже с каким-то артистическим изяществом. И что характерно, весь пилотаж был произведен без отклонения от направления на посадочное «Т» аэродрома. Приземление тоже прошло удивительно точно и так же мягко, как взлет.
Когда мы вышли из самолета, я пожал Кутахову руку:
— Полеты вы освоили в совершенстве.
Делая запись в летную книжку Кутахова, задумался. Он заслуживал отличной оценки, но его полет был выше установленных оценочных норм. Он был выполнен не просто мастером высокого класса, а мастером-художником. Поэтому я отказался от стандартной записи, написал короче и проще: «Полет выполнен замечательно! Так советую летать и впредь!»
4.
Истребитель МиГ-15, обладая сильным вооружением, мог использоваться как штурмовик для удара по наземным целям. Его 37-миллиметровая пушка способна была пробивать броню танков, что очень важно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Третья женщина рванулась ко мне:
— Это мой муж. Он жив? Вы его знаете?
Монахиня — и муж летчик? Это не укладывалось в моем сознании. Лицо женщины было бледным, испуганные светлые глаза как бы впились в меня.
Только тут я разглядел, что эта молодая монашенка из русских. Ее спутницы, словно опасаясь, что их подруга от волнения не удержится на ногах, легонько подхватили ее под руки, но она порывисто оттолкнула их. Глаза пылали каким-то странным огнем, губы были плотно сжаты. Сквозь монашеское одеяние угадывалась хрупкая, но складная фигурка. Лицо миловидное, нежное и какое-то безудержно-отчаянное. Что же заставило ее укрыться под этим черным одеянием? Заметив, что я пристально разглядываю ее, она потупилась.
Одна из пожилых монахинь обратилась ко мне:
— Поговорите с сестрой Елизаветой. Помогите ей в горе.
Немного успокоившись, но сбивчиво, торопливо, без конца путая время и события, Елизавета поведала нам о своем несчастье. Война застала ее с мужем и трехлетней дочкой под Белостоком. Муж по тревоге уехал на аэродром, и она его больше не видела. В оккупации работала под Брянском в детском доме. И дочка была с ней, и кормили хорошо. Но после трех-четырех месяцев детей отправляли в Германию. Дошла очередь и до ее ребенка. Сопротивление было бесполезным. Мать, чувствуя недоброе, попыталась на железнодорожной станции забрать дочь из вагона и скрыться. Но все дети были мертвыми. Она поняла, что фашисты откармливали их как разовых доноров для своих солдат. На станции гестаповцы арестовали Елизавету, но она сбежала. Оборванную, умирающую от голода, ее подобрали и приютили монашенки…
Вспомнив эту историю, я сел рядом с хозяйкой.
— Значит, вы та самая Елизавета?
— Да, та самая, — грустно улыбнувшись, ответила она. — Когда узнала, что муж погиб, опомнилась и пошла работать в летную столовую. Кончилась война, а я осталась здесь, в Германии. Вышла замуж. Дочку родила…
Нашу беседу прервали пришедшие Ткаченко и Лаухин. Лиза пожелала нам спокойной ночи и вышла.
Старший нашей группы Андрей Ткаченко предложил обсудить план работы. Дивизия, которую предстояло проверить, по отчетным данным ничем не отличается от других. Поэтому решили не проверять летную документацию. И проверку техники пилотирования на этот раз начали не с руководства, а с рядовых летчиков и командиров звеньев. Они дежурят, им первым придется взлетать на перехват вражеских самолетов. И если руководство бывает склонно к парадной показухе, рядовые летчики, командиры пар и звеньев сторонятся этого. Летая с ними, можно объективно оценить не только их подготовку к воздушным боям, но и уровень руководства, умение командиров эскадрилий, полков и дивизий.
3.
Первые два полета я сделал с командиром звена и его ведомым летчиком. Командир звена имел боевой опыт, хотя воевал только два последних месяца Великой Отечественной, участвовал всего в шести воздушных боях. Но и этого ему хватило, чтобы понять, чего требует от летчика фронтовое небо. За пилотаж я поставил ему отличную оценку.
Его ведомому, лейтенанту Василию Васину, двадцать три года. Совсем недавно он окончил школу летчиков и заметно волновался.
— Когда последний раз летали? — спросил я.
— Два дня назад летал по маршруту и провел воздушный бой с заместителем командира дивизии полковником Кутаховым.
— И кто из вас вышел победителем?
— Конечно полковник! Он опытен и хитер. Сначала показал мне хвост. Я бросился за ним. Но у него скорость была больше, он сразу ушел вверх и оттуда начал клевать меня.
Лейтенант в воздухе держался уверенно, управлял машиной грамотно и умело. Я с чистым сердцем поставил ему хорошую оценку.
Очередной полет я сделал с командиром полка майором Семеном Глушенковым. Молодой, энергичный, спортивно натренированный. Правда, без боевого опыта. Из пятнадцати элементов полета, подлежащих проверке, Глушенков выполнил девять на «отлично», пять с хорошей оценкой и только за посадку получил «удовлетворительно». Но именно это больше всего огорчило меня. Ведь он — командир полка, без его разрешения ни один летчик, только что прибывший в полк для прохождения службы, не поднимется в небо. Ему сам бог велел выполнять посадку безукоризненно…
Четвертый, заключительный полет предстояло совершить с заместителем командира дивизии Героем Советского Союза полковником Павлом Степановичем Кутаховым. Полковник Ткаченко просил меня проверить его особо внимательно и всесторонне, он был кандидатом на повышение в должности. А если человек поднимается по служебной лесенке, должно расти и его профессиональное мастерство. Накануне я познакомился с летной книжкой и личным делом Кутахова. Родился в 1914 году в семье крестьянина Ростовской области. Работал слесарем на авиационном заводе, учился на рабфаке. В авиацию пришел по комсомольской путевке. Всю войну находился в действующей армии. В воздушных боях лично сбил 14 самолетов и 28 в составе группы.
Я находился на командном пункте, когда туда прибыл Кутахов, чтобы доложить о готовности учебного самолета к проверочному полету. Я обратил внимание на его немногословность и отсутствие в докладе какой-либо риторики.
У каждого летчика свой характер, и каждый взлетает по-своему. Но при проверке техники пилотирования все стараются показать особое мастерство. Ведь оценка этого полета будет записана в летную книжку.
Кутахов начал взлет умело и спокойно. Как ни присматривался я к разбегу самолета, никаких отклонений не заметил. Даже отрыв от полосы и выдерживание на метровой высоте прошли без изменения положения машины. И только когда начала стремительно уходить вниз земля, я понял, что взлет произведен на «отлично».
Зона для пилотирования находилась километрах в пяти от аэродрома. Набрав 4000 метров, Павел Степанович взял ориентиром направления посадочное «Т», маячившее вдали белым крестиком. На мелких виражах допускается колебание скорости, но стрелка прибора словно застыла на нужной цифре. Я удивился: такого мастерства мне наблюдать не приходилось. Левый глубокий вираж летчик сделал тоже без малейшего колебания скорости. Это уже насторожило меня: не приспособлено ли на самолете какое-нибудь устройство для стопорения стрелки? Из своей кабины я незаметно для Кутахова увеличил скорость, и стрелка мгновенно среагировала. Больше в управление я не вмешивался. Все остальные фигуры высшего пилотажа были выполнены чисто, даже с каким-то артистическим изяществом. И что характерно, весь пилотаж был произведен без отклонения от направления на посадочное «Т» аэродрома. Приземление тоже прошло удивительно точно и так же мягко, как взлет.
Когда мы вышли из самолета, я пожал Кутахову руку:
— Полеты вы освоили в совершенстве.
Делая запись в летную книжку Кутахова, задумался. Он заслуживал отличной оценки, но его полет был выше установленных оценочных норм. Он был выполнен не просто мастером высокого класса, а мастером-художником. Поэтому я отказался от стандартной записи, написал короче и проще: «Полет выполнен замечательно! Так советую летать и впредь!»
4.
Истребитель МиГ-15, обладая сильным вооружением, мог использоваться как штурмовик для удара по наземным целям. Его 37-миллиметровая пушка способна была пробивать броню танков, что очень важно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85