Опытные обвинители были личностями, не уступающими неистовому и фанатичному Эприю Марцеллу и вкрадчивому, веселому Вибию Криспу, товарищу Вителлия по пирам. Подобные люди, несмотря на свое скромное происхождение, были невероятно богаты и влиятельны, и более того, они теперь присоединились к Тигеллину в рядах наиболее близких советников императора.
Что же касается самого Тигеллина, он, как оказалось, лично возглавлял службу соглядатаев, которая обеспечивала подобных людей их оружием. Мы видели ее в работе в амфитеатре, где агенты замечали выражения лиц людей, смотревших выступление императора. Странствующий философ Аполлоний из Тианы заявил, что Тигеллин превратил Рим в город, «где все – глаза и уши», а Сенека, хотя до своей отставки и сам должен был пользоваться услугами доносчиков, сокрушался о сложившейся ситуации, где ничего нельзя было сказать или услышать без последствий. К примеру, в публичных домах тоже существовали агенты, поэтому их посещение зачастую оказывалось фатальным для посетителей. Да и публичные туалеты тоже были небезопасны. В одном из них Лукан, страдавший метеоризмом, имел неосторожность процитировать полустишие, написанное самим Нероном: «Словно бы гром прогремел под землей…» Все быстро встали и поспешно удалились, и шутка, ревностно переданная императору, отнюдь не улучшила его отношений с принцепсом.
Заговор Пизона
Меры безопасности, предпринятые Тигеллином, дали осечку, потому что они усилили ту самую угрозу, уничтожить которую были призваны. То есть они непосредственно повлияли на возникновение настоящих, опасных заговоров против Нерона, которые зародились в 65-66 годах. Несомненно то, что неримская приверженность Нерона к сцене и публичным выступлениям, вызывавшая ужас у представителей высшего сословия, имела отношение к этим тайным сговорам. Но основная причина состояла в том, что заговорщики, вполне понятно, сами опасались своей участи стать следующими, на кого падет гнев императора.
Целью заговора Пизона, открытого незадолго до Нероний 65 года, было совершить убийство императора и посадить на трон на его место некоего Гая Кальпурния Пизона. Пизон был аристократичным, щедрым, красивым и красноречивым. Он также был знаменит своим умением играть в игру, напоминающую шашки или триктрак.
Пизон был поверхностным человеком, любящим показать себя. Как и Нерон, он пел и играл на кифаре, что подтверждает мнение о том, что мотивом заговорщиков был скорее страх за собственную жизнь, чем неодобрение вкусов императора, поскольку в противном случае вряд ли они выбрали бы преемником принцепса человека столь схожих интересов. Тацит дает нам подробную историю заговора с многочисленными утонченными риторическими отступлениями. Но трудно сказать, насколько она отражала правду. То же самое относится почти ко всем заговорам, а в данном случае существует вызывающее сомнения расхождение между отчетами одного историка и другого.
В остальном нам лишь остается полагаться на последующий отчет, данный самим императором, который с помощью Тигеллина лично проводил расследование.
Нерон сообщает, что план состоял в том, чтобы убить его в Большом цирке во время проведения игр. В результате утечки информации, которая описывается у разных историков по-разному, пятьдесят один человек был обвинен в заговоре, включая девятнадцать сенаторов, семь патрициев, одиннадцать чиновников и четырех женщин. Последовало девятнадцать расследований и тринадцать приговоров в изгнание, четыре чиновника были уволены со службы. Другие выдающиеся люди стали жертвами позднее и косвенно. Ходившие в то время в народе разговоры, видимо, бросали тень сомнения: а был ли заговор вообще? Но Тацит подтверждает его достоверность, и до определенной степени, по крайней мере, ему можно верить, поскольку он мог обратиться за подтверждением этого факта к выжившим людям, которые вполне могли иметь собственные особые доводы и версии, какие они желали передать потомкам.
Рискованность этого дела, с точки зрения императора, состояла в том, что в нем участвовало столь большое число высших военных чинов. Одним из них оказался Фений Руф, известный коллега Тигеллина. После того как заговор был раскрыт, он зарекомендовал себя одним из палачей. И, подобно генералу, который предпринял подобную попытку после 1944 года в заговоре против Гитлера, был предан и казнен.
Любопытно, что Дион Кассий в своем описании заговора не упоминает о Пизоне вообще. По его словам, одним из главарей этого смелого предприятия был Фений Руф, а другим – Сенека.
После того как все открылось, Сенека был вынужден покончить жизнь самоубийством. Пространное описание Тацита приписывает ему традиционную философскую кончину, тщательно смоделированную по смерти Сократа, включая предсмертную записку миру, которая была позднее опубликована. Тацит также полагает, что в действительности Сенека не участвовал в заговоре. Но так ли это? Много было предположений о том, что он ответил Пизону. Последний, как утверждалось, предложил встретиться с Сенекой, на что Сенека ответил, что «…как обмен мыслями через посредников, так и частые беседы с глазу на глаз не послужат на пользу ни тому ни другому; впрочем, его спокойствие зависит от благополучия Пизона» (Тацит. Анналы, XV, 5).
Это можно считать признаком вины. Но с таким же успехом, в соответствии с правилами приличий того времени, могло и не быть. Что кажется весьма вероятным, так это то, что важные офицеры, которые предположительно участвовали в заговоре, скорее имели в виду кандидатуру Сенеки, а не Пизона, на трон следующего императора. Возрастающие личные угрозы от соглядатаев Нерона, шпионов и обвинителей сказывались на них не столь сильно, как на сенаторах, поскольку военные были в целом в меньшей опасности, но скандалы, связанные с артистическими вкусами Нерона, принимали угрожающие размеры, и Пизон был бы не слишком хорошей заменой из-за собственных похожих склонностей. Тацит заявляет, что лишь цитирует действительные слова одного из высокопоставленных военных, участвовавших в заговоре, – Субрия (Subrius) Флава.
«На вопрос Нерона, в силу каких причин он дошел до забвения присяги и долга, Флав ответил: «Я возненавидел тебя. Не было воина, превосходившего меня в преданности тебе, пока ты был достоин любви. Но я проникся ненавистью к тебе после того, как ты стал убийцей матери и жены, колесничим, лицедеем и поджигателем» (Тацит. Анналы, XV, 67).
Пизон, возможно, и не был убийцей, но он определенно был еще одним певцом и актером. Военные скорее хотели бы иметь на месте императора Сенеку. И не исключена вероятность, что Сенека, видимо, действительно участвовал в заговоре, и, возможно, он чувствовал, что вынужден так поступить из-за враждебности Тигеллина, которая угрожала его жизни. Как мы уже видели, он был под подозрением, так как заявил, что настанет время, когда тиран станет настолько невыносим, что его должны будут убить. И возможно, Сенека теперь верил, что этот момент наконецто наступил. В его произведениях некоторое время превалирует тема смерти. И даже если театральность, сопровождавшая его уход из жизни, может иметь элемент обывательского преувеличения, нет причин полагать, что Сенека не был готов встретить свой последний час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Что же касается самого Тигеллина, он, как оказалось, лично возглавлял службу соглядатаев, которая обеспечивала подобных людей их оружием. Мы видели ее в работе в амфитеатре, где агенты замечали выражения лиц людей, смотревших выступление императора. Странствующий философ Аполлоний из Тианы заявил, что Тигеллин превратил Рим в город, «где все – глаза и уши», а Сенека, хотя до своей отставки и сам должен был пользоваться услугами доносчиков, сокрушался о сложившейся ситуации, где ничего нельзя было сказать или услышать без последствий. К примеру, в публичных домах тоже существовали агенты, поэтому их посещение зачастую оказывалось фатальным для посетителей. Да и публичные туалеты тоже были небезопасны. В одном из них Лукан, страдавший метеоризмом, имел неосторожность процитировать полустишие, написанное самим Нероном: «Словно бы гром прогремел под землей…» Все быстро встали и поспешно удалились, и шутка, ревностно переданная императору, отнюдь не улучшила его отношений с принцепсом.
Заговор Пизона
Меры безопасности, предпринятые Тигеллином, дали осечку, потому что они усилили ту самую угрозу, уничтожить которую были призваны. То есть они непосредственно повлияли на возникновение настоящих, опасных заговоров против Нерона, которые зародились в 65-66 годах. Несомненно то, что неримская приверженность Нерона к сцене и публичным выступлениям, вызывавшая ужас у представителей высшего сословия, имела отношение к этим тайным сговорам. Но основная причина состояла в том, что заговорщики, вполне понятно, сами опасались своей участи стать следующими, на кого падет гнев императора.
Целью заговора Пизона, открытого незадолго до Нероний 65 года, было совершить убийство императора и посадить на трон на его место некоего Гая Кальпурния Пизона. Пизон был аристократичным, щедрым, красивым и красноречивым. Он также был знаменит своим умением играть в игру, напоминающую шашки или триктрак.
Пизон был поверхностным человеком, любящим показать себя. Как и Нерон, он пел и играл на кифаре, что подтверждает мнение о том, что мотивом заговорщиков был скорее страх за собственную жизнь, чем неодобрение вкусов императора, поскольку в противном случае вряд ли они выбрали бы преемником принцепса человека столь схожих интересов. Тацит дает нам подробную историю заговора с многочисленными утонченными риторическими отступлениями. Но трудно сказать, насколько она отражала правду. То же самое относится почти ко всем заговорам, а в данном случае существует вызывающее сомнения расхождение между отчетами одного историка и другого.
В остальном нам лишь остается полагаться на последующий отчет, данный самим императором, который с помощью Тигеллина лично проводил расследование.
Нерон сообщает, что план состоял в том, чтобы убить его в Большом цирке во время проведения игр. В результате утечки информации, которая описывается у разных историков по-разному, пятьдесят один человек был обвинен в заговоре, включая девятнадцать сенаторов, семь патрициев, одиннадцать чиновников и четырех женщин. Последовало девятнадцать расследований и тринадцать приговоров в изгнание, четыре чиновника были уволены со службы. Другие выдающиеся люди стали жертвами позднее и косвенно. Ходившие в то время в народе разговоры, видимо, бросали тень сомнения: а был ли заговор вообще? Но Тацит подтверждает его достоверность, и до определенной степени, по крайней мере, ему можно верить, поскольку он мог обратиться за подтверждением этого факта к выжившим людям, которые вполне могли иметь собственные особые доводы и версии, какие они желали передать потомкам.
Рискованность этого дела, с точки зрения императора, состояла в том, что в нем участвовало столь большое число высших военных чинов. Одним из них оказался Фений Руф, известный коллега Тигеллина. После того как заговор был раскрыт, он зарекомендовал себя одним из палачей. И, подобно генералу, который предпринял подобную попытку после 1944 года в заговоре против Гитлера, был предан и казнен.
Любопытно, что Дион Кассий в своем описании заговора не упоминает о Пизоне вообще. По его словам, одним из главарей этого смелого предприятия был Фений Руф, а другим – Сенека.
После того как все открылось, Сенека был вынужден покончить жизнь самоубийством. Пространное описание Тацита приписывает ему традиционную философскую кончину, тщательно смоделированную по смерти Сократа, включая предсмертную записку миру, которая была позднее опубликована. Тацит также полагает, что в действительности Сенека не участвовал в заговоре. Но так ли это? Много было предположений о том, что он ответил Пизону. Последний, как утверждалось, предложил встретиться с Сенекой, на что Сенека ответил, что «…как обмен мыслями через посредников, так и частые беседы с глазу на глаз не послужат на пользу ни тому ни другому; впрочем, его спокойствие зависит от благополучия Пизона» (Тацит. Анналы, XV, 5).
Это можно считать признаком вины. Но с таким же успехом, в соответствии с правилами приличий того времени, могло и не быть. Что кажется весьма вероятным, так это то, что важные офицеры, которые предположительно участвовали в заговоре, скорее имели в виду кандидатуру Сенеки, а не Пизона, на трон следующего императора. Возрастающие личные угрозы от соглядатаев Нерона, шпионов и обвинителей сказывались на них не столь сильно, как на сенаторах, поскольку военные были в целом в меньшей опасности, но скандалы, связанные с артистическими вкусами Нерона, принимали угрожающие размеры, и Пизон был бы не слишком хорошей заменой из-за собственных похожих склонностей. Тацит заявляет, что лишь цитирует действительные слова одного из высокопоставленных военных, участвовавших в заговоре, – Субрия (Subrius) Флава.
«На вопрос Нерона, в силу каких причин он дошел до забвения присяги и долга, Флав ответил: «Я возненавидел тебя. Не было воина, превосходившего меня в преданности тебе, пока ты был достоин любви. Но я проникся ненавистью к тебе после того, как ты стал убийцей матери и жены, колесничим, лицедеем и поджигателем» (Тацит. Анналы, XV, 67).
Пизон, возможно, и не был убийцей, но он определенно был еще одним певцом и актером. Военные скорее хотели бы иметь на месте императора Сенеку. И не исключена вероятность, что Сенека, видимо, действительно участвовал в заговоре, и, возможно, он чувствовал, что вынужден так поступить из-за враждебности Тигеллина, которая угрожала его жизни. Как мы уже видели, он был под подозрением, так как заявил, что настанет время, когда тиран станет настолько невыносим, что его должны будут убить. И возможно, Сенека теперь верил, что этот момент наконецто наступил. В его произведениях некоторое время превалирует тема смерти. И даже если театральность, сопровождавшая его уход из жизни, может иметь элемент обывательского преувеличения, нет причин полагать, что Сенека не был готов встретить свой последний час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59