Теперь все предпочитали автомобилям гужевую тягу. Все ездили на пролетках, кроме разве Предсовнаркома Ленина и прочих больших начальников. Потому что единственный, в котором теплилась жизнь кремлевский гараж обеспечить всех желающих ремонтом и запчастями не мог.
Ах да, были еще выделенные ему в помощь люди — пяток боевых хлопцев, все сплошь из пролетариев, что новой властью ценилось особо, примерно как раньше дворянское происхождение. На вещскладе те сразу же напялили на себя черные кожаные куртки и такие же галифе, коим радовались, как малые дети. Мишель морщился, но молчал. Почему-то все пролетарии и пролетарки предпочитали облачаться исключительно в «чертову кожу», в какой раньше разве только шоферы ездили в открытых авто. Такая у них была новая мода, хотя многие их начальники, по-старому министры, ходили в шинелях и старых пальтишках.
— Оружие брать будете?...
Оружие выбирали из огромных деревянных ящиков, куда оно было свалено как попало. Хлопцы азартно перебирали пистолеты и револьверы, целясь друг в друга и щелкая курками.
— Эй, слышь-ка, не балуй, а то, не дай бог, стрельнет! — ворчал кладовщик.
Хлопцы, все как один, облюбовали себе маузеры в здоровенных деревянных кобурах, тут же нацепив их на бок.
Мальчишки, дурачье... Потаскают их день-другой на плече, почистят, опамятуются, ан поздно будет!
Мишель, в отличие от них долго роясь в ящиках, перебирая оружие, заглядывая в дула на просвет, проверяя тугость спуска, выбрал хорошо знакомый ему по службе в полиции и фронту наган «Тульского императора Петра Великого оружейного завода». Не новый — у нового бывает плохо притерт механизм, но и не старый, не изношенный. И еще взял «дамский» браунинг.
— Може, вам еще «максимку»?
Но от предлагаемого «максима» Мишель вежливо отказался, хотя хлопцы уж было поволокли пулемет к выходу.
— А ну, прекратить! — скомандовал Мишель. — Стройся!
Хлопцы кое-как построились, вопросительно глядя на своего начальника.
Ей-богу, лучше бы ему дали пяток приученных к дисциплине кадетов!
— Кто у вас здесь старший? По возрасту? — спросил Мишель.
— Я! — выдвинулся вперед один.
— Как зовут?
— Митяй. Митяй Хлыстов.
— Будешь у них за командира, — приказал Мишель. — Слушаться его беспрекословно. Ко мне напрямую не обращаться. Все вопросы — к нему.
Это были азы, но, кажется, совершенно им незнакомые.
Митяй приосанился, шмыгнул носом, подтерев под ним рукавом.
О господи!...
— Всем все ясно? — спросил Мишель.
— Ага! — вразнобой ответили ему.
— Не «ага», а так точно!
Необъятный кабинет Мишеля в тот же день разгородили досками, потому что хлопцам, как оказалось, негде жить. Подняв в пустых дальних комнатах полы, они сбили из них перегородки, приколотив их прямо к паркету. Откуда-то притащили печку-буржуйку и разложились прямо здесь же на полу. На все это Мишель глядел, внутренне содрогаясь, — но что поделать-то?!
Ладно, будем считать, что они находятся на казарменном положении.
Мишель приказал выставить при входе в свой кабинет часового, а всем остальным чистить оружие — потому что не знал, чем их еще занять. С превеликим своим удовольствием он сменил бы их всех на пару смышленых филеров. Из тех, из прежних. Но те по происхождению не подходили.
— Да как же вы не понимаете, товарищ, — вам поручено важное государственное дело, а вы предлагаете привлечь к нему черт знает кого! — внушали ему.
— Не черт знает кого, а известно кого — мне известно, — отвечал Мишель. — Мне нужны профессионалы, те, кто хорошо знает преступный мир.
— Преступный мир, товарищ, мы искореним в самом ближайшем времени, — заверяли его.
— Ну хотя бы одного, — сам себя ненавидя, клянчил Мишель. — Ну неужели из-за такого пустяка мне нужно тревожить Троцкого?
Имя Троцкого возымело нужное действие.
— Ну хорошо, подберите себе кого-нибудь, но только из надежных, с правильным происхождением товарищей.
Это, значит, с рабоче-крестьянским происхождением. Кое-что из этой новой жизни Мишель уже начал усваивать.
— Конечно, — заверил он. — Мне как раз требуется какой-нибудь из сельских пролетариев криминалист.
Но его иронии не поняли и не оценили.
— Верно мыслите, товарищ, — главное, чтобы не из дворян и не из попов!
Подобрать эксперта оказалось непросто.
Мишель бродил по занесенной Москве, разыскивая бывших своих коллег, и чаще всего натыкался на забитые досками либо разоренные квартиры. Две — Февральская и Октябрьская — революции разметали всех и вся по стране и весям. Иные были уже мертвы, другие далече...
Впрочем, не все. Кое-кто жил там же, где раньше. Но, прознав про цель визита Мишеля, громко хлопали пред его носом дверью.
— Что ж ты, Фирфанцев, большевикам продался? — зло укоряли они. — За кусок ливерной колбасы идеалы презрел? Ступай теперь в свое чека, доложи им, и пусть меня к стенке поставят!...
Объясниться с ними не было никакой возможности.
И Мишель уходил как побитая собака.
Впрочем, оставались еще некоторые надежды на старого следователя, криминалиста и знатока уголовного мира Валериана Христофоровича, с которым Мишель не одно дело расследовал.
Лишь бы тот был дома.
Был...
— Фирфанцев... Друг разлюбезный, какими судьбами?!
Валериан Христофорович был в китайском халате, надетом поверх шубы, потому что в квартире было невозможно холодно.
— Проходите, милости прошу. А то я тут живу, знаете, как отшельник. Семейство-то меня бросило — да-с... Убыло за границу.
— А вы? — поинтересовался Мишель.
— Куда мне?... У германцев прибежища просить? Русскому от русских? Нет уж, увольте-с, я тут родился — тут и помру!
Мишель достал и развернул прихваченный с собой паек.
— Откуда такое богатство? — всплеснул руками Валериан Христофорович, узрев селедку и кусок черного хлеба. — Просто какой-то пир волхвов!
— Паек, — сказал Мишель. — Я ведь нынче на службу поступил.
— К этим? — ткнул в дверь Валериан Христофорович.
— Не любите их? — напрямую спросил Мишель.
— Аза что, позвольте полюбопытствовать, их любить? Разве они — барышни института благородных девиц, а я ухлестывающий за ними гимназист? Впрочем, тех, что были до них, тоже, знаете, не жалую. Те еще были прохиндеи. А впрочем, может, это просто возраст. Я ведь, милостивый государь, никогда монархистом не был и ни к каким партиям не принадлежал. Как и ныне не принадлежу! Я, с вашего позволения, всю жизнь душегубов и воров ловил, дабы защитить от их произвола добропорядочных граждан — и увольте, не пойму, причем здесь красные, белые или иные, коих теперь развелось превеликое множество? Но вы-то, вы как сподобились им в услужение пойти? Я вас всегда за честного господина держал!
— Я не к ним пошел. Я ради довершения начатого мною в семнадцатом году расследования обратно на службу поступил. Желаете мне помочь?
— Служить бы рад, прислуживаться тошно! — гордо ответил Валериан Христофорович. — Но коли просите вы... То — пожалуй!
Это была пусть маленькая, но победа.
— Только, бога ради, не надо козырять своим баронским происхождением, — попросил Мишель. — Говорите, что вы из крестьян. Тем паче что ваш прадед, насколько я помню, был из крепостных?
— Совершенно верно! Выслужил себе и потомкам своим волю и дворянское звание героическим участием в Русско-турецкой войне!
— Вот так и говорите, — обрадовался Мишель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63