А тут уж турков на штык сажают!
Крик, кровь, хрип!...
Солдатики, что первый раз в деле, — бледнее смерти — глазищами во все стороны зыркают, чего делать не поймут, их первых турки в капусту рубят.
— Чего ряззявился?! А ну, не зевай! — свирепо орет унтер Фирлефанц, тыча в морды кулаком. — Стоять не моги — прибьют!
Сам уж шпагой орудует — турка в горло тычет Тот, кровью обливаясь, ему под ноги падает, землю ногтями скребет!
Дзынк!... — сломалась шпага надвое.
Унтер фузею у мертвеца из рук рвет, да еле успевает. Три турка окружили его.
— Помоги, братцы! — орет Карл, прикладом отбиваясь.
Кто ближе был к нему, на выручку бросился. Да только и турков прибыло. Встали стенка на стенку — пошла резня. Кровь фонтанами брызжет, глаза заливает. Уж и фузеи потеряны, и сабли выбиты, катаются русские с турками по земле, друг дружку за глотку пальцами взяв. Хрипят, глаза выкатывают! Что под руку попадет, по лицам один другому бьют, да не шутейно, а так, что глаза вылетают!
И уж не до артикулов, не до уставных команд!
Ругань стоит!
— Ах ты, басурманин!... Ах ты!...
Тот, кто минуту назад жив был, — смертным хрипом хрипит, глаза закатывая. А по нему, по живому еще, другие топчутся! Такая — не на жизнь, а на смерть — свалка! Тут упасть не моги, хошь с ног тебя собьют, хошь ранен ты, а стой! Упадешь — затопчут!
— Ко мне!...
Ах ты, беда-то какая!
Командир полковой в кольце турков бьется. Лицо в крови, левая рука плетью висит, одной правой отмахивается! Были подле него офицеры, да все выбиты! Турки его на шпагу взять хотят да к себе в плен уволочь!
— А ну, ребяты, — не дадим командира в обиду! — кричит, видя такое дело, унтер Фирлефанц, хошь сам весь изранен. — Ко мне ходи!
Потянулись к нему солдаты, кто жив был. Встали плечо к плечу и айда турков рубить, к командиру прорубаясь!
Один упал саблей побитый, другой, а Карлу все нипочем — глазищи кровью налиты, лицо перекошено, весь кровью залит, а своей или нехристей — не понять, машет фузеей, что траву косой косит.
— Не посрами, братцы!
Всех за собой увлек.
Молодые солдаты, те, что пока живы остались, за Карлом бегут-поспешают — с ним-то им ничего не боязно!
Рванулись вперед грудью на штыки, смяли турков да по ним, по телам их, по головам, вперед побежали!
— Ур-ра!...
Уж командира отбили, да не остановились, дальше пошли!
Турки, напора не сдержав, попятились да, попятившись, повернулись, побежали, спины показав. В них-то, с ходу, догоняя, штыки да шпаги всаживали, никого не щадя.
Тут уж из других батальонов да полков, что с боков бились, к ним подоспели да разом вместе навалились!
— Ур-рра!
Проломили оборону, погнали турков по полю да с ходу в крепость ворвались!
А впереди всех Карл Фирлефанц — славный рубака. Генерала турецкого на шпагу взял да знамя хоть сам изранен да изрублен был так, что еле на ногах стоял!
Как бой затих да раненых с мертвыми собрали войско построили, дабы отличившихся наградить. И первым среди них унтер Карл Фирлефанц был, что командира своего спас, солдат в атаку увлек да генерала турецкого пленил.
За что ему пожаловано было новое звание, орден, чарка водки да сверх того перстень с руки генерала!
Но токма не ради них он воевал — ради России. Что хоть обошлась с ним хуже, чем мачеха, а все ж таки была Родиной его!
— Спасибо за службу, молодцы!
— Ура!...
Глава 38
Приехавший из деревни родственник был диковатым, нелюдимым, злобным и молчаливым, под стать самому Анисиму, — глядел исподлобья и от дядьки своего шагу не отходил.
— Чего в деревне-то? — спрашивали у него.
Он молчал, только глаза пялил.
— Голодно, поди, раз в Белокаменную подался?
— Ну...
— Чего ну-то? Тебя, дурака, спрашивают — в деревне как?
— Известно как — голодуха! — односложно отвечал он.
И от него отставали.
Жили они с дядькой на Хитровке, в какой-то конуре, среди таких же, как они, оборванцев, коим дела до них не было. Называлось их жилье нумера-с, хотя вместо пола была в нем голая, утрамбованная земля, а двери заменяла какая-то грязная рогожа. Днем они отсыпались: Митяй — вполглаза и вполуха, сжимая в руках гранату и вздрагивая и открывая глаза на каждый шорох. Ночами, как темнело, выбирались из своего убежища, отправляясь бродить по Хитровке, искать дружков-приятелей Анисима.
— Федька-то где? — спрашивал он, выцепив в очередной клоаке знакомца.
— А чего-сь надоть?
— Так дело у меня к нему.
Дружки подозрительно косились на родственника.
— Не боись, свой это! — нехотя отвечал Анисим, памятуя, что родственник грозился, ежели он хоть раз только невпопад пикнет, тут же взорвать его. И вращая глазищами, здоровущую бомбу показывал.
Анисим его боялся пуще черта, не забывая, как он его чуток не задушил, и веря, что тот верно рванет свою бомбищу, ни себя, ни его не пожалев.
— Ну так чего-сь — где Федька-то?
— Да был вроде. Панкрат Кривой сказывал, что намедни его видал.
— А Панкрат иде?
— Так туточки, рядом...
Но Панкрат, от всего открещиваясь, уверял, что, где теперь находится Федька, не знает и ведать не ведает, но грозился при случае передать тому, что его Анисим ищет.
Как известно, земля слухами полнится. А Хитровка — не земля, она поменьше будет...
Федор объявился через два дня. Но не сам. Прислал заместо себя какого-то бойкого, лет тринадцати пацаненка.
— Ты, что ль, Федьку-то ищешь? — спросил тот беспокойно зыркая по сторонам вострыми, как булавки, глазками.
— Ага, — кивнул Анисим. — А ты кто такой будешь-то?
— Не твоего ума дело! Говори, чего от Федьки надоть?
— Об том я токма Федьке скажу, а тебя я знать не знаю!
— Как хошь, а тока Федька все одно с тобой говорить не станет, — осклабился пацаненок.
— Чего ж так-то? — удивлялся Анисим, косясь на молчаливого, будто тот немой, родственника. — Чай, ране вместе были!
— Так, гутарят, будто ты чека продался! — ответил пацаненок, смачно сплюнув себе под ноги и лениво глядя на Анисима и его родственника.
— Хто гутарит? — не на шутку испугался Анисим.
— Ага, так я тебе прям и сказал! — ухмыльнулся Федькин посланец. — Ну говори, чего надоть, не то я счас пойду!
Шибко он хотел выглядеть старше, чем был.
Анисим растерянно взглянул на родственника.
Тот еле заметно кивнул.
— Дело у меня к нему. Купец у меня имеется.
— Чего за купец?
— Дюже богатый, — ответил Анисим заученной фразой, закатывая глаза. — Деньжищ у него видимо-невидимо.
— Ну а Федька-то тута при чем?
— При том, что он товар ишшет, который у Федьки имеется.
У пацаненка жадно заблестели глазки.
— Ну ладно, давай тогда евойный адрес! — сказал он, стараясь быть безразличным, пытаясь не выказать свой интерес.
— Не-а! — мотнул головой Анисим. — Тока Федьке одному скажу! Мне свово барыша терять неохота! Передай, что купец все, что у него есть, купит и хошь мильен заплатит.
— Ну уж! — усомнился пацаненок.
— А можа, цельных два! У него денег куры не клюют!
— Передашь?
— А чего не передать-то? Скажу, коли увижу.
— Где тебя искать, ежели чего?
— Так туточки я, у Емельяна в нумерах-с.
И шустрый пацаненок, вильнув бочком, скрылся.
Митяй дух перевел.
Теперь нужно было ждать. Сколько — кто знает?...
Два дня он теребил свою гранату, пугая Анисима, который мог запросто зарезать его во сне. А и зарезал бы, кабы не опасался, что его «родственник», помирая, выпустит из рук свою бомбу, которая разорвет их в клочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63