А вот вы попробуйте состыковать арабскую лестницу из Хеврона с санкт-петербургской!.. Хорошо бы порасспросить тех, кто вместе со мной выходил из минарета. Они, наверное, видели что-нибудь ещё более интересное. И особенно жалко, что никто вместе со мной не выходил из мира скелетов. Пикассо с Дали приобрели бы в лице таких моих спутников опаснейших конкурентов.
После душа я принёс телохранителям по новому пистолету и по куче запасных обойм. Парни стали профессионально обсуждать новое оружие. Потом сказали, что хорошо бы его пристрелять. И за этим дело не стало, я соорудил тир. После стрельбы поели. Повторную попытку посещения Израиля мы предприняли уже ближе к вечеру. Я отбросил свои хевронские сантименты, вытащил листок с красивым тель-авивским фото. Если я, наконец-то, встречу Бориса, то первый вопрос у меня будет о недоразумении в святом городе.
— Странный у вас какой-то Израиль, — сказал Юра перед выходом. — Теперь я начинаю понимать, почему нас просили не ввязываться ни в какие официальные отношения с ним. Если в стране целые районы находятся без государственного контроля — это признак страшной слабости.
— Посмотрим, — буркнул я.
Тель-Авив был зелен и чист, гудел от огромного количества машин, в большинстве — очень элегантных. Население не имело ничего общего с хевронским, хотя я и увидел сразу же араба в национальной одежде. Или я теперь всех хиджазцев принимаю за арабов?
Детей, которые могли бы поработать камнеметателями, я тоже не заметил. Правда, почему-то попадалось слишком много людей в военной форме с оружием. Но они совсем не выглядели насторожёнными и несли автоматы не наизготовку, а как не особенно нужную, хотя и важную вещь.
Такси не ловилось минут пятнадцать. Я начал злиться. Подходить к кому-то и спрашивать про Петах-Тикву не хотелось, хватит, в Хевроне уже побеседовали «по душам».
Наконец-то остановилось такси. Мы сели и я, стараясь не перегружать речь избытком слов, сказал:
— Петах-Тиква.
Водитель ждал ещё чего-то. Я сверился с бумажкой и добавил:
— Жаботински стрит.
— Жаботински или Петах-Тиква? — не понял водитель.
Юра, которому вполне можно было превращаться назад в Йегуду, пришёл на помощь. Объяснил, что здесь город, а что улица.
Водитель вроде как начал тормозить.
— Петах-Тиква — другой город, — сказал он на ломаном английском. — Я думал — дорога Петах-Тиквы. Это будет дороже.
Я удивился, что выгляжу неплатёжеспособным. Потом отмёл шофёрское недоверие в сторону. Мы наконец-то сидели в нормальной машине, даже с кондиционером, с нами культурно говорили и никто не пытался нас убить. Я понял, что вылезу из этой машины только в Петах-Тикве на улице Жаботинского. Чего бы это мне ни стоило!
Из кармана появилась пачка долларов. Я показал её водителю и принялся вытаскивать двадцатидолларовые купюры. Три, четыре… Интересно, ста ему хватит?
По-моему, уже на четвёртой купюре шофёр начал резво выходить на новый курс. Приняв сотню, он спросил?
— Руси?
Я посчитал, что это значит «русский». В «том иврите» и в том варианте слова «русский» вообще не было.
— Да.
— Мафия? — водитель улыбнулся. Мне стало совершенно наплевать, что он подумает, и я согласился, сказав: «Да».
— Йоффи, — зачем-то представился водитель.
Сергей, — я вежливо представился в ответ, но таксист посмотрел на меня как-то странно. Весь остаток дороги мы молчали.
10. Братская встреча.
Дверь открыла молодая женщина. Она утвердительно кивнула на мой вопрос о Борисе Канаане и крикнула, повернувшись к нам спиной.
— Боря! К тебе.
— Кого там черти… — послышалось недовольное ворчание брата. Через секунду появился и он сам. Глянул на меня — и замер с разинутым ртом.
— Серёга! — наконец-то выдавил он. — Живой! Ну, дела. Нашёлся, пропащий. С ум-ма сойти! Прямо не верится, что это ты.
Борис шагнул ко мне, схватил за руку, потом похлопал по плечу. Словно сомневался в моей материальности.
— А это кто? — брат наконец заметил моих хазар.
— Личная охрана. — Мне было не совсем удобно: я сам довольно крупногабаритен, а тут ещё двое телохранителей не самых маленьких по размеру… Хоть мы и не с ночёвкой сюда пришли, но места займём много.
— Большим человеком стал, парень, — Борис удивлённо покачал головой. — Ну, пошли, тут такие дела творятся — посмотри.
Мы прошли в большую комнату. Борис плюхнулся перед телевизором и словно забыл обо мне. Я чуть не взорвался от возмущения. Брат, называется! Меня четыре года не было, а он поздоровался — и к телевизору. Ей Богу, сейчас повернусь и уйду!
На экране танк стрелял по какому-то высокому белому зданию и попадал в верхние этажи. Диктор тарахтел по-английски так быстро, что я не понимал ни слова.
— Слушай, ты, поросёнок, — сказал я, стараясь сгладить свою злость шутливым тоном, — можешь от кино оторваться? Выруби ты к чёрту свой ящик!
Жена Бориса бросила на меня испепеляющий взгляд и вернулась к экрану. Сам же Борис только хохотнул.
— Ну, даёшь, Серёга, кино! Надо же… Супербоевик. Вижу, что у вас на том свете с чувством юмора полный порядок.
После хевронских передряг я рассчитывал на лучший приём. Что мне, действительно уйти?
— Слушай, Боря, мне в самом деле не до шуток. Не вижу ничего смешного в своих словах. Ты мне не рад? Скажи, и я уйду. Не буду отвлекать тебя от важного дела.
— Серёга, черт, — брат убрал звук почти до нуля, — ты что: с Луны свалился? Это же гражданская война, Ельцин с парламентом сцепился, по Белому Дому из танков палят. А ты выступаешь, недоволен. Это же исторические кадры, считай, что штурм Зимнего в натуре смотришь.
— Боря, сделай звук нормально, — сказала жена брата сердитым голосом.
Я посмотрел на экран. Высокое здание совершенно не напоминало невысокую резиденцию американского президента. Но танк… трах-тарарах! Это советский, тьфу, уже российский танк. И толпа на заднем плане типичная, знакомая. А главное — надпись на экране: Москва, сегодняшнее число, только время не вечернее, не сейчас. Экран мигнул, на несколько секунд на нём действительно появился американский Белый Дом, потом возник официального вида мужчина, официально зачитывающий какую-то бумажку под сенью американского флага.
— Дела-а, — протянул Борис, отворачиваясь от телевизора, — говорят, что Руцкого с Хасбулатовым уже взяли. Но провинция Ельцина не особенно поддерживает. Как ты думаешь, он их пересилит?
— Да я их никого не знаю! — тут я, подобно охотничьей собаке, сделал стойку, почувствовал интересующий меня предмет, — а этот, как его… Булат… Хасбалаев… — он мусульманин?
По тому, как Борис с женой посмотрели в мою сторону, я догадался, что свалял дурака. Но одновременно понял, что без подробной лекции Бориса (а кому ещё я смогу так откровенно задавать идиотские вопросы?) мне никогда не разобраться в этом безумном мире, где танки стреляют в центре Москвы, Армения воюет с Азербайджаном, а в Хевроне дети на улицах кричат: «Зарежь еврея!» — Боря, извини. И вы… — я посмотрел на молодую женщину. Борис поспешно вскочил и представил.
— Это — Люда, моя жена, а это — Сергей, мой брат. Брат по отцу, — добавил он в ответ на недоуменный взгляд жены.
— Борис и Люда, извините меня, пожалуйста. Я выгляжу сумасшедшим, но это не совсем верно. Считайте, для простоты, что я провёл четыре года на необитаемом острове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
После душа я принёс телохранителям по новому пистолету и по куче запасных обойм. Парни стали профессионально обсуждать новое оружие. Потом сказали, что хорошо бы его пристрелять. И за этим дело не стало, я соорудил тир. После стрельбы поели. Повторную попытку посещения Израиля мы предприняли уже ближе к вечеру. Я отбросил свои хевронские сантименты, вытащил листок с красивым тель-авивским фото. Если я, наконец-то, встречу Бориса, то первый вопрос у меня будет о недоразумении в святом городе.
— Странный у вас какой-то Израиль, — сказал Юра перед выходом. — Теперь я начинаю понимать, почему нас просили не ввязываться ни в какие официальные отношения с ним. Если в стране целые районы находятся без государственного контроля — это признак страшной слабости.
— Посмотрим, — буркнул я.
Тель-Авив был зелен и чист, гудел от огромного количества машин, в большинстве — очень элегантных. Население не имело ничего общего с хевронским, хотя я и увидел сразу же араба в национальной одежде. Или я теперь всех хиджазцев принимаю за арабов?
Детей, которые могли бы поработать камнеметателями, я тоже не заметил. Правда, почему-то попадалось слишком много людей в военной форме с оружием. Но они совсем не выглядели насторожёнными и несли автоматы не наизготовку, а как не особенно нужную, хотя и важную вещь.
Такси не ловилось минут пятнадцать. Я начал злиться. Подходить к кому-то и спрашивать про Петах-Тикву не хотелось, хватит, в Хевроне уже побеседовали «по душам».
Наконец-то остановилось такси. Мы сели и я, стараясь не перегружать речь избытком слов, сказал:
— Петах-Тиква.
Водитель ждал ещё чего-то. Я сверился с бумажкой и добавил:
— Жаботински стрит.
— Жаботински или Петах-Тиква? — не понял водитель.
Юра, которому вполне можно было превращаться назад в Йегуду, пришёл на помощь. Объяснил, что здесь город, а что улица.
Водитель вроде как начал тормозить.
— Петах-Тиква — другой город, — сказал он на ломаном английском. — Я думал — дорога Петах-Тиквы. Это будет дороже.
Я удивился, что выгляжу неплатёжеспособным. Потом отмёл шофёрское недоверие в сторону. Мы наконец-то сидели в нормальной машине, даже с кондиционером, с нами культурно говорили и никто не пытался нас убить. Я понял, что вылезу из этой машины только в Петах-Тикве на улице Жаботинского. Чего бы это мне ни стоило!
Из кармана появилась пачка долларов. Я показал её водителю и принялся вытаскивать двадцатидолларовые купюры. Три, четыре… Интересно, ста ему хватит?
По-моему, уже на четвёртой купюре шофёр начал резво выходить на новый курс. Приняв сотню, он спросил?
— Руси?
Я посчитал, что это значит «русский». В «том иврите» и в том варианте слова «русский» вообще не было.
— Да.
— Мафия? — водитель улыбнулся. Мне стало совершенно наплевать, что он подумает, и я согласился, сказав: «Да».
— Йоффи, — зачем-то представился водитель.
Сергей, — я вежливо представился в ответ, но таксист посмотрел на меня как-то странно. Весь остаток дороги мы молчали.
10. Братская встреча.
Дверь открыла молодая женщина. Она утвердительно кивнула на мой вопрос о Борисе Канаане и крикнула, повернувшись к нам спиной.
— Боря! К тебе.
— Кого там черти… — послышалось недовольное ворчание брата. Через секунду появился и он сам. Глянул на меня — и замер с разинутым ртом.
— Серёга! — наконец-то выдавил он. — Живой! Ну, дела. Нашёлся, пропащий. С ум-ма сойти! Прямо не верится, что это ты.
Борис шагнул ко мне, схватил за руку, потом похлопал по плечу. Словно сомневался в моей материальности.
— А это кто? — брат наконец заметил моих хазар.
— Личная охрана. — Мне было не совсем удобно: я сам довольно крупногабаритен, а тут ещё двое телохранителей не самых маленьких по размеру… Хоть мы и не с ночёвкой сюда пришли, но места займём много.
— Большим человеком стал, парень, — Борис удивлённо покачал головой. — Ну, пошли, тут такие дела творятся — посмотри.
Мы прошли в большую комнату. Борис плюхнулся перед телевизором и словно забыл обо мне. Я чуть не взорвался от возмущения. Брат, называется! Меня четыре года не было, а он поздоровался — и к телевизору. Ей Богу, сейчас повернусь и уйду!
На экране танк стрелял по какому-то высокому белому зданию и попадал в верхние этажи. Диктор тарахтел по-английски так быстро, что я не понимал ни слова.
— Слушай, ты, поросёнок, — сказал я, стараясь сгладить свою злость шутливым тоном, — можешь от кино оторваться? Выруби ты к чёрту свой ящик!
Жена Бориса бросила на меня испепеляющий взгляд и вернулась к экрану. Сам же Борис только хохотнул.
— Ну, даёшь, Серёга, кино! Надо же… Супербоевик. Вижу, что у вас на том свете с чувством юмора полный порядок.
После хевронских передряг я рассчитывал на лучший приём. Что мне, действительно уйти?
— Слушай, Боря, мне в самом деле не до шуток. Не вижу ничего смешного в своих словах. Ты мне не рад? Скажи, и я уйду. Не буду отвлекать тебя от важного дела.
— Серёга, черт, — брат убрал звук почти до нуля, — ты что: с Луны свалился? Это же гражданская война, Ельцин с парламентом сцепился, по Белому Дому из танков палят. А ты выступаешь, недоволен. Это же исторические кадры, считай, что штурм Зимнего в натуре смотришь.
— Боря, сделай звук нормально, — сказала жена брата сердитым голосом.
Я посмотрел на экран. Высокое здание совершенно не напоминало невысокую резиденцию американского президента. Но танк… трах-тарарах! Это советский, тьфу, уже российский танк. И толпа на заднем плане типичная, знакомая. А главное — надпись на экране: Москва, сегодняшнее число, только время не вечернее, не сейчас. Экран мигнул, на несколько секунд на нём действительно появился американский Белый Дом, потом возник официального вида мужчина, официально зачитывающий какую-то бумажку под сенью американского флага.
— Дела-а, — протянул Борис, отворачиваясь от телевизора, — говорят, что Руцкого с Хасбулатовым уже взяли. Но провинция Ельцина не особенно поддерживает. Как ты думаешь, он их пересилит?
— Да я их никого не знаю! — тут я, подобно охотничьей собаке, сделал стойку, почувствовал интересующий меня предмет, — а этот, как его… Булат… Хасбалаев… — он мусульманин?
По тому, как Борис с женой посмотрели в мою сторону, я догадался, что свалял дурака. Но одновременно понял, что без подробной лекции Бориса (а кому ещё я смогу так откровенно задавать идиотские вопросы?) мне никогда не разобраться в этом безумном мире, где танки стреляют в центре Москвы, Армения воюет с Азербайджаном, а в Хевроне дети на улицах кричат: «Зарежь еврея!» — Боря, извини. И вы… — я посмотрел на молодую женщину. Борис поспешно вскочил и представил.
— Это — Люда, моя жена, а это — Сергей, мой брат. Брат по отцу, — добавил он в ответ на недоуменный взгляд жены.
— Борис и Люда, извините меня, пожалуйста. Я выгляжу сумасшедшим, но это не совсем верно. Считайте, для простоты, что я провёл четыре года на необитаемом острове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75