— А что, Маркиза, если нам в «Пекин» не пойти? А что если нам в номера завалиться?
— В какие еще номера?
— Ну, не в номера… Ко мне в номер. В «России» я живу. Меня там издатель мой поселил.
— А там мы пожрем? — строго вопросила Маркиза.
— Да ты что, москвичка, е-мое… Там все есть. И кабак, и столовая для командировочных.
— Ну да. Так я и знала. Вы, питерские, все такие. Сэкономить желаете на девушке.
— Да ни в жисть! Ты чего, Маркиза? Давно ли ты так стала — «Вы, питерские»? Пойдем в кабак, а то… Или в номер возьмем…
— Лучше в номер.
— Да, я тоже думаю — лучше в номер. А то достало меня по клубам… По кабакам… Во «Флажолете» этом — представляешь? Ничего съесть не мог. Только пил. Разве это дело?
— А чего пил-то и не ел? Там же кухня клевая.
— Музыку слушал, говорю тебе.
Новая волна перегара спереди, новый взрыв кашля. Огурцов подумал, что букет старика «Хеннеси» с его тонким ароматом никогда не победит, не переломит бодрого, вульгарного, витального запаха крепкого дешевого портвейна. Это все равно что с опусом Куперена выйти супротив «Металлики».
— Ты знаешь, — заговорил Огурцов. — Я там такое видел… Таких ребят… Они играют… ну, как звери просто. В хорошем смысле. Не скажу — как Боги, но рокеры настоящие. Мы все обломались. Ты вот для попсы рисуешь, я дюдики пишу… Мы сломались. Мы же это все начинали, мы хотели побить эту стену. И сами стали кирпичами. В той же стене. Навозом легли в навозную кучу. А они… Им все по фигу. Они так чешут, давно такого не слышал. Я, знаешь, уже и дома музыку почти перестал слушать. А эти парни — они меня просто перевернули. Вот, Леков, не дожил, собака, он-то умел, он мог, но — все в бухло ушло. Все! Что бы он им сказал, этим ребятам? Что портвейн для человека больше значит, чем музыка? Понтанулся бы просто… И все. А они пашут. А мы что играли? Русский рок? Так они знаешь как его называют? Говнорок. И правильно. Так и нужно… А с Лековым… ты знаешь, мы дружили с ним. Насколько вообще было возможно с ним дружить. И о мертвых плохо не говорят, да. Но меня все равно зло берет. Человеку было дано такое, такое, чего даже у этих ребят молодых нет. А он… А, что говорить. Пошли, выходим. Тачку возьмем до «России».
Троллейбус забился в очередном пароксизме осознания работы, как необходимого зла и приступил к торможению. Дело это было для него не простое. Заскрипев всеми своими железными членами, затрясшись от отвращения к обязательному графику он начал замедлять ход, дергаясь и даже, кажется, потея.
Огурец встал, его качнуло и он снова рухнул на сиденье рядом с Маркизой.
— Козлы дешевые! — раздался за его спиной сиплый пропитой голос. — Козлы вонючие!
— Чего? — успел спросить Огурцов, но тут его прошила очередь такого четкого, отборного, крепкого как фасоль мата, что говорить дальше он уже не мог. Только слушал со злобой, постепенно переходящей в восхищение.
— …понял, мудила грешный? В «Россию» ползете, плесень?
***
— Ешкин корень! — вдруг прошептала Маркиза. — Не может быть!…
— Ты чего? — не понял Огурец. И осекся.
Маркиза открыв рот смотрела на гегемона.
Огурец снова хотел вскочить, но ему не дали. Грязная лапа с силой надавила на плечо.
— Сами значит жрать… — В сиплом голосе слышалась ирония вперемешку с издевкой.
Огурец вырвался из под лапы. Вскочил. Повернулся и…
Пролетарий был небрит и грязен. Одетый в дешевую китайскую нейлоновую куртку. Лысый. Землистого цвета отечным лицом и мешками под глазами.
— Васька… — не проговорила — выдохнула Маркиза.
— Хераська, — осклабился гегемон, обнажив остатки зубов. — Вы куда без меня, твари дешевые собрались? Пить?
И вдруг испитая харя на глазах начала меняться, трансформироваться, проходя через множество образов, знакомых и незнакомых, пока не утвердилась в неповторимо наглой роже Васьки Лекова. Такой, какой она у него всегда делалась при волшебных звуках слова «пить».
— Так тебя же убили? — растерянно протянул Огурец. — Слушай, а ты так на Славика похож…
— На какого еще Славика? А, на грузчика этого… Да ладно вам.
— Да ты же мертв, — уверенно сказала Маркиза. — Что ты нам тут мозги паришь?! Я таких глюков на своем веку перевидала…
— Да? — изумленно воззрился на свои стоптанные ботинки Леков. — Оч-чень может быть. Москва такой город. — Он сделал рукой неопределенный жест. — Опасный! Тут каждый день кого-то убивают. Так что ничего удивительного. Так пить-то поедем? Или про козлов сопливых будем лясы точить? У вас чего пить?
— Погоди, — Огурец сделал движение рукой, будто стараясь отмахнуться от невероятного видения. — Ты чего поделываешь-то?
Спросил первое, что пришло на ум.
Леков громко рыгнул.
— Живу. — Он сгреб Огурца и Маркизу за шеи И, пригнув их головы к своей, просипел, обдавая их перегаром: — Давно живу. Все вас, уродов, поджидая. Так мы едем в деревню Большие Бабки?
— Пошел ты НА…, — разом, не сговариваясь, ответили Маркиза и Огурец.
***
Тени долгой ночи вынуждают бежать
Безысходность приводит к решительным мерам
Где тот угол, в котором ждут
В какой комнате заполночь не заперты двери
Угадайте, кого мы поставим сегодня примером
Кто хозяин квартиры где нас ждут и на запах,
Собираются те, кто пока что не верит
Это Мастер Краев -
Великий магистр трофейного Ордена Лени
Мастер Краев -
Повелитель станков, фрезою терзающих сталь
Представитель слюною забрызгавших все поколение
Отказавшийся встать на ступень чуть выше
Ступени для тех, кто устал
Мастер Краев
Не бойтесь бунта — вы вечный король опозданий
Мастер Краев
Заклинатель Зеленого Змия и гровер души
Искусавший все локти в попытке постичь мироздание
Стоически мечущий мятые стрелы
В субстанции тех кто спешит
Отрастивший свой хайр когда поздно всходить
В полукруг колоннады
Но все же чуждый наживы и алчущий легкой любви
Отвечайте своим знаменитым, торжественным, мудрым
«ТАК НАДО»
Тем кто в миг самомненья пустого пытается ставить
Вам это на вид
Мастер Краев
Достававший нам запах с возвышенных гор Гималаев
Мастер Краев
Подаривший нам право на пост
В нашем пьяном приходе
Постарайтесь догрызть свою кость никого не облаяв
Добродушно примите прощальный парад
Тех кто так безвозвратно уходит
Воистину
Мастер Краев
Весь мир — повторение творения старых мелодий
Их хриплый крик — укоризна скрижалям вранья
Интенсивность красного в почве — признак бесплодия
На посевах разумного, доброго, вечного
Черным ковром спорынья — собирай ее
Мастер Краев
Чтоб отчетливей стали на лицах следы вырождения
Мастер Краев
Это круче, чем в полночь уйти по траве
Мы уйдем, мы устали, мы просим у Вас снисхождения
Если каждому нечем уже дорожить,
То пожалуйста Вы покажите как жить
Ожидая по-прежнему тех, кто пока что не верит.
***
— Вахтанг, тормозни здесь.
— Здесь, Владимир Владимирович?
Вавилов промолчал. Сказано — «здесь», значит — «здесь».
— За остановкой? — все-таки уточнил Вахтанг.
— Да, — сквозь зубы прошипел Вавилов. — За остановкой. И троллейбус обгони
— Во, машины ездят, да, по городу, — дежурно заговорил Вахтанг. — Это же надо…
Вавилов молчал. Троллейбус. Сколько же лет он не ездил на троллейбусе? На вертолете в офис летал — это было. И обратно. Дорогое удовольствие. А что делать? Жизнь — она дороже любых денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— В какие еще номера?
— Ну, не в номера… Ко мне в номер. В «России» я живу. Меня там издатель мой поселил.
— А там мы пожрем? — строго вопросила Маркиза.
— Да ты что, москвичка, е-мое… Там все есть. И кабак, и столовая для командировочных.
— Ну да. Так я и знала. Вы, питерские, все такие. Сэкономить желаете на девушке.
— Да ни в жисть! Ты чего, Маркиза? Давно ли ты так стала — «Вы, питерские»? Пойдем в кабак, а то… Или в номер возьмем…
— Лучше в номер.
— Да, я тоже думаю — лучше в номер. А то достало меня по клубам… По кабакам… Во «Флажолете» этом — представляешь? Ничего съесть не мог. Только пил. Разве это дело?
— А чего пил-то и не ел? Там же кухня клевая.
— Музыку слушал, говорю тебе.
Новая волна перегара спереди, новый взрыв кашля. Огурцов подумал, что букет старика «Хеннеси» с его тонким ароматом никогда не победит, не переломит бодрого, вульгарного, витального запаха крепкого дешевого портвейна. Это все равно что с опусом Куперена выйти супротив «Металлики».
— Ты знаешь, — заговорил Огурцов. — Я там такое видел… Таких ребят… Они играют… ну, как звери просто. В хорошем смысле. Не скажу — как Боги, но рокеры настоящие. Мы все обломались. Ты вот для попсы рисуешь, я дюдики пишу… Мы сломались. Мы же это все начинали, мы хотели побить эту стену. И сами стали кирпичами. В той же стене. Навозом легли в навозную кучу. А они… Им все по фигу. Они так чешут, давно такого не слышал. Я, знаешь, уже и дома музыку почти перестал слушать. А эти парни — они меня просто перевернули. Вот, Леков, не дожил, собака, он-то умел, он мог, но — все в бухло ушло. Все! Что бы он им сказал, этим ребятам? Что портвейн для человека больше значит, чем музыка? Понтанулся бы просто… И все. А они пашут. А мы что играли? Русский рок? Так они знаешь как его называют? Говнорок. И правильно. Так и нужно… А с Лековым… ты знаешь, мы дружили с ним. Насколько вообще было возможно с ним дружить. И о мертвых плохо не говорят, да. Но меня все равно зло берет. Человеку было дано такое, такое, чего даже у этих ребят молодых нет. А он… А, что говорить. Пошли, выходим. Тачку возьмем до «России».
Троллейбус забился в очередном пароксизме осознания работы, как необходимого зла и приступил к торможению. Дело это было для него не простое. Заскрипев всеми своими железными членами, затрясшись от отвращения к обязательному графику он начал замедлять ход, дергаясь и даже, кажется, потея.
Огурец встал, его качнуло и он снова рухнул на сиденье рядом с Маркизой.
— Козлы дешевые! — раздался за его спиной сиплый пропитой голос. — Козлы вонючие!
— Чего? — успел спросить Огурцов, но тут его прошила очередь такого четкого, отборного, крепкого как фасоль мата, что говорить дальше он уже не мог. Только слушал со злобой, постепенно переходящей в восхищение.
— …понял, мудила грешный? В «Россию» ползете, плесень?
***
— Ешкин корень! — вдруг прошептала Маркиза. — Не может быть!…
— Ты чего? — не понял Огурец. И осекся.
Маркиза открыв рот смотрела на гегемона.
Огурец снова хотел вскочить, но ему не дали. Грязная лапа с силой надавила на плечо.
— Сами значит жрать… — В сиплом голосе слышалась ирония вперемешку с издевкой.
Огурец вырвался из под лапы. Вскочил. Повернулся и…
Пролетарий был небрит и грязен. Одетый в дешевую китайскую нейлоновую куртку. Лысый. Землистого цвета отечным лицом и мешками под глазами.
— Васька… — не проговорила — выдохнула Маркиза.
— Хераська, — осклабился гегемон, обнажив остатки зубов. — Вы куда без меня, твари дешевые собрались? Пить?
И вдруг испитая харя на глазах начала меняться, трансформироваться, проходя через множество образов, знакомых и незнакомых, пока не утвердилась в неповторимо наглой роже Васьки Лекова. Такой, какой она у него всегда делалась при волшебных звуках слова «пить».
— Так тебя же убили? — растерянно протянул Огурец. — Слушай, а ты так на Славика похож…
— На какого еще Славика? А, на грузчика этого… Да ладно вам.
— Да ты же мертв, — уверенно сказала Маркиза. — Что ты нам тут мозги паришь?! Я таких глюков на своем веку перевидала…
— Да? — изумленно воззрился на свои стоптанные ботинки Леков. — Оч-чень может быть. Москва такой город. — Он сделал рукой неопределенный жест. — Опасный! Тут каждый день кого-то убивают. Так что ничего удивительного. Так пить-то поедем? Или про козлов сопливых будем лясы точить? У вас чего пить?
— Погоди, — Огурец сделал движение рукой, будто стараясь отмахнуться от невероятного видения. — Ты чего поделываешь-то?
Спросил первое, что пришло на ум.
Леков громко рыгнул.
— Живу. — Он сгреб Огурца и Маркизу за шеи И, пригнув их головы к своей, просипел, обдавая их перегаром: — Давно живу. Все вас, уродов, поджидая. Так мы едем в деревню Большие Бабки?
— Пошел ты НА…, — разом, не сговариваясь, ответили Маркиза и Огурец.
***
Тени долгой ночи вынуждают бежать
Безысходность приводит к решительным мерам
Где тот угол, в котором ждут
В какой комнате заполночь не заперты двери
Угадайте, кого мы поставим сегодня примером
Кто хозяин квартиры где нас ждут и на запах,
Собираются те, кто пока что не верит
Это Мастер Краев -
Великий магистр трофейного Ордена Лени
Мастер Краев -
Повелитель станков, фрезою терзающих сталь
Представитель слюною забрызгавших все поколение
Отказавшийся встать на ступень чуть выше
Ступени для тех, кто устал
Мастер Краев
Не бойтесь бунта — вы вечный король опозданий
Мастер Краев
Заклинатель Зеленого Змия и гровер души
Искусавший все локти в попытке постичь мироздание
Стоически мечущий мятые стрелы
В субстанции тех кто спешит
Отрастивший свой хайр когда поздно всходить
В полукруг колоннады
Но все же чуждый наживы и алчущий легкой любви
Отвечайте своим знаменитым, торжественным, мудрым
«ТАК НАДО»
Тем кто в миг самомненья пустого пытается ставить
Вам это на вид
Мастер Краев
Достававший нам запах с возвышенных гор Гималаев
Мастер Краев
Подаривший нам право на пост
В нашем пьяном приходе
Постарайтесь догрызть свою кость никого не облаяв
Добродушно примите прощальный парад
Тех кто так безвозвратно уходит
Воистину
Мастер Краев
Весь мир — повторение творения старых мелодий
Их хриплый крик — укоризна скрижалям вранья
Интенсивность красного в почве — признак бесплодия
На посевах разумного, доброго, вечного
Черным ковром спорынья — собирай ее
Мастер Краев
Чтоб отчетливей стали на лицах следы вырождения
Мастер Краев
Это круче, чем в полночь уйти по траве
Мы уйдем, мы устали, мы просим у Вас снисхождения
Если каждому нечем уже дорожить,
То пожалуйста Вы покажите как жить
Ожидая по-прежнему тех, кто пока что не верит.
***
— Вахтанг, тормозни здесь.
— Здесь, Владимир Владимирович?
Вавилов промолчал. Сказано — «здесь», значит — «здесь».
— За остановкой? — все-таки уточнил Вахтанг.
— Да, — сквозь зубы прошипел Вавилов. — За остановкой. И троллейбус обгони
— Во, машины ездят, да, по городу, — дежурно заговорил Вахтанг. — Это же надо…
Вавилов молчал. Троллейбус. Сколько же лет он не ездил на троллейбусе? На вертолете в офис летал — это было. И обратно. Дорогое удовольствие. А что делать? Жизнь — она дороже любых денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90