Я с тобой свяжусь. Буду прилетать сюда…
– Прилетать?
– Ну да. Все оплачивает фирма. Мы будем в Москве, потом в Ялте. Так что живи пока. Набирайся ума. Да, тут может Петрович прийти.
– Кто?
– Петрович. Он сам тебе все объяснит. Пока!
Алжир хлопнул Толика по плечу, выскочил на лестницу и, громко стуча по ступенькам каблуками «скороходовских» ботинок, побежал вниз.
– Эй! – услышал Боян его голос снизу. – Вот что еще. Придет Леков, не пускай его. Он беспредельщик.
Дверь парадного хлопнула. Толик вернулся в комнату Алжира в полном недоумении. У него не было ни копейки денег, едой в мастерской даже не пахло. Боян уже успел заглянуть в холодильник – тот был абсолютно пуст.
Поразмышляв о том, что теперь вся надежда только на собственную расторопность и что в любом случае это пристанище лучше, чем квартира дальних родственников, которые со дня на день собирались попросить Бояна поискать другие варианты, Толик снова вернулся к картинам Алжира.
«Херня какая-то, – думал он, переходя от одного полотна к другому. – Это и я так смогу. Неужели находятся мудаки, которые за подобную мазню деньги платят? Что-то парит меня Алжир, не может быть, чтобы эту муть кто-то покупал».
Мысли его прервал громкий стук в дверь.
– Кто там? – спросил Боян, выйдя в прихожую.
– Свои, – ответил из-за двери мужской голос.
– Кто это – свои?
– Ну, открой, типа… Ты чего, чувак, елы-палы… Алжир-то дома?
– Нет его.
– А ты кто?
– Боян.
– О, ништяк… Кликуха подходящая. Давай, Баян, открывай, не боись. Я с Алжиром договаривался.
Боян снял толстую цепочку, повернул ключ, торчавший в замке, и открыл дверь. Чего ему, в самом деле, бояться? Денег нет, а пропитание, так сказать, хлеб насущный, в его положении можно получить только через общение с себе подобными. Сидя на диване в одиночестве, ничего не дождешься.
– Здорово, Баян!
На пороге квартиры стоял Василий Леков собственной персоной. Тот самый Леков, про которого Алжир несколько минут назад сказал, что он «беспредельщик» и что пускать его в мастерскую ни в коем случае нельзя.
«Что он мне, командир, что ли? – подумал Толик про Алжира, пропуская Лекова в комнату. – Мне нужно связи заводить. А этот Леков тут, в Ленинграде, не последний человек. Гений, все говорят. Только очень уж веселый… Ну, да и я, между прочим, не лох какой-нибудь…»
Василий, о котором Боян наслушался уже изрядно и которого видел несколько раз на концертах, тащил с собой гитару в тряпичном чехле.
– Слушай, выпить есть? – спросил Леков, падая на диван. Он был в мешковатых черных брюках, стареньких кедах и грязной белой футболке.
– Не-а…
– «Не-а»! – передразнил Бояна Леков. – Ладно, сейчас чего-нибудь сообразим.
Он полез в карман брюк, вытащил пачку «Беломора» и крохотный целлофановый пакетик. Боян опасливо посмотрел на запертую входную дверь.
– Не боись, хвоста нет, – сказал Леков. Он высыпал табак из «беломорины» в ладонь и смешал его с коноплей из пакетика. – Ты вообще-то кто?
– Я друг Алжира. Он, кстати…
– Я его, кстати, встретил на улице, – в тон Бояну сказал Леков. – Так что он в курсе, можешь не волноваться. Я тут поживу малость. Поссорился с предками, понимаешь ли. Нужно где-нибудь перекантоваться.
– Да пожалуйста. – Толик развел руками. – Я-то что? Я тут не хозяин…
– Во-во. Это верно. На, курни.
Музыкант протянул Толику папиросу, аккуратно и профессионально забитую смесью табака с «травой».
– Давай, давай, трава классная. Должно пропереть. А то сидишь, напрягаешься… Ты расслабься. Будь как дома.
Боян не первый раз курил марихуану и, в общем, знал в ней толк. Через час ему уже казалось, что они с Лековым знакомы много лет и секретов между ними быть не может. Толик рассказывал ленинградскому музыканту свою историю, просил советов, как бы ему выйти в люди, как бы попрочнее утвердиться в столичной тусовке (иначе как «столичным» он питерское общество не называл), а Василий, блаженно жмурясь и забивая новый косяк, отвечал, что все это ерунда и жизнь должна идти так, как идет.
– Ты возьми вот, как Алжир, намазюкай чего-нибудь. Авось станешь знаменитым, – смеясь, сказал он после глубокой затяжки.
– Да ты что, Леков, серьезно, что ли? Алжир ведь парит, не может быть, чтобы…
– Все может быть. Ты просто еще не въехал в наши дела. Алжир сейчас крутой мэн. У него фирма пасется – ты не видел еще?
– Нет.
– Увидишь. Я тебе серьезно говорю – мазюкай. Они, Алжир с дружками, сейчас нарасхват. То ли еще будет. Увидишь – ребята так поднимутся, что нам всем мало не покажется…
Леков говорил что-то еще, но Толик отключился – сначала он видел только шевелящиеся губы своего нового друга, а потом и они исчезли, смытые нежной, теплой волной целиком захватившего Бояна кайфа.
Когда Толя пришел в себя, обнаружилось, что в мастерской, кроме него и Лекова, находятся еще человек пятнадцать. Откуда они взялись, Боян понять не мог – телефона в Алжировой комнате не имелось. Видимо, направляясь сюда, Леков оставил им информацию о своем новом местопребывании.
Люди сидели на полу, на табуретках, принесенных из кухни, на диване, притиснув к спинке лежащего Толика, а Леков играл на гитаре и пел. Этих песен Боян еще не слышал – видимо, происходила премьера новой программы гениального музыканта, который писал свои произведения в огромном количестве и с фантастической скоростью.
– Круто, да? – спросил восхищенный Боян, обращаясь к сидевшей рядом девушке.
– Круто, – согласилась она. – Тише… На, дерни.
Девушка протянула Толику «пяточку» – докуренную почти до конца папиросу, остаток табака и конопли в которой был закручен умелой рукой в аккуратный серый шарик.
– Ништяк, – протянул Боян, затянувшись.
– Тише ты, новые же песни, – сказала девушка. – Не мешай.
– Слушай, – произнес Толик, не обращая внимания на предостережение. – У нас ведь магнитофон есть. Надо записать!…
– Конечно, – шепнула девушка. – Тащи…
После этого странного концерта Леков прожил в мастерской Алжира недели две. Хозяин так и не появился. Через некоторое время Викентий, зашедший попить чайку и выкурить папиросу с травкой, сказал Толику, что Алжир круто пошел в рост и снимается не где-нибудь, а в новой картине известнейшего режиссера Воробьева под странным названием «Вах!».
– Модная будет фильма, – сказал Викентий. – Этот Воробьев старается бежать в ногу со временем. Пошел в андеграунд. Ему показалось, что Алжир – главный представитель всей нашей тусовки. Ну, конечно, Костик – мастер людям мозги пудрить. Вот и замутил Воробьеву голову. Теперь он у него, у Воробьева, первый герой андеграунда, чуть ли не знамя – надо лишь поднять и нести вперед. Вот увидите, чуваки, эти двое, Воробьев и Алжир, еще станут культовыми фигурами. А мы все так в говнище и останемся.
– Да знаю я… – поморщился Леков. – Я им свою музыку предлагал. Воробьев даже послушал.
– И что? – спросил Толик.
– Не понравилось. Да он вообще в тему не въезжает. Не рубит. Сказал, слишком сложно. Цоя взял – он там петь будет. Воробьеву кич нужен, кич. Таким только с Алжиром и общаться… Тот ведь тоже шарлатан… Модник. А Воробьеву сейчас главное – в моду попасть, в струю. Ему искусство по фигу. Конъюнктурщик…
С приходом Лекова в «мастерскую» Алжира вопросы питания, «травки» и алкоголя вообще перестали существовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Прилетать?
– Ну да. Все оплачивает фирма. Мы будем в Москве, потом в Ялте. Так что живи пока. Набирайся ума. Да, тут может Петрович прийти.
– Кто?
– Петрович. Он сам тебе все объяснит. Пока!
Алжир хлопнул Толика по плечу, выскочил на лестницу и, громко стуча по ступенькам каблуками «скороходовских» ботинок, побежал вниз.
– Эй! – услышал Боян его голос снизу. – Вот что еще. Придет Леков, не пускай его. Он беспредельщик.
Дверь парадного хлопнула. Толик вернулся в комнату Алжира в полном недоумении. У него не было ни копейки денег, едой в мастерской даже не пахло. Боян уже успел заглянуть в холодильник – тот был абсолютно пуст.
Поразмышляв о том, что теперь вся надежда только на собственную расторопность и что в любом случае это пристанище лучше, чем квартира дальних родственников, которые со дня на день собирались попросить Бояна поискать другие варианты, Толик снова вернулся к картинам Алжира.
«Херня какая-то, – думал он, переходя от одного полотна к другому. – Это и я так смогу. Неужели находятся мудаки, которые за подобную мазню деньги платят? Что-то парит меня Алжир, не может быть, чтобы эту муть кто-то покупал».
Мысли его прервал громкий стук в дверь.
– Кто там? – спросил Боян, выйдя в прихожую.
– Свои, – ответил из-за двери мужской голос.
– Кто это – свои?
– Ну, открой, типа… Ты чего, чувак, елы-палы… Алжир-то дома?
– Нет его.
– А ты кто?
– Боян.
– О, ништяк… Кликуха подходящая. Давай, Баян, открывай, не боись. Я с Алжиром договаривался.
Боян снял толстую цепочку, повернул ключ, торчавший в замке, и открыл дверь. Чего ему, в самом деле, бояться? Денег нет, а пропитание, так сказать, хлеб насущный, в его положении можно получить только через общение с себе подобными. Сидя на диване в одиночестве, ничего не дождешься.
– Здорово, Баян!
На пороге квартиры стоял Василий Леков собственной персоной. Тот самый Леков, про которого Алжир несколько минут назад сказал, что он «беспредельщик» и что пускать его в мастерскую ни в коем случае нельзя.
«Что он мне, командир, что ли? – подумал Толик про Алжира, пропуская Лекова в комнату. – Мне нужно связи заводить. А этот Леков тут, в Ленинграде, не последний человек. Гений, все говорят. Только очень уж веселый… Ну, да и я, между прочим, не лох какой-нибудь…»
Василий, о котором Боян наслушался уже изрядно и которого видел несколько раз на концертах, тащил с собой гитару в тряпичном чехле.
– Слушай, выпить есть? – спросил Леков, падая на диван. Он был в мешковатых черных брюках, стареньких кедах и грязной белой футболке.
– Не-а…
– «Не-а»! – передразнил Бояна Леков. – Ладно, сейчас чего-нибудь сообразим.
Он полез в карман брюк, вытащил пачку «Беломора» и крохотный целлофановый пакетик. Боян опасливо посмотрел на запертую входную дверь.
– Не боись, хвоста нет, – сказал Леков. Он высыпал табак из «беломорины» в ладонь и смешал его с коноплей из пакетика. – Ты вообще-то кто?
– Я друг Алжира. Он, кстати…
– Я его, кстати, встретил на улице, – в тон Бояну сказал Леков. – Так что он в курсе, можешь не волноваться. Я тут поживу малость. Поссорился с предками, понимаешь ли. Нужно где-нибудь перекантоваться.
– Да пожалуйста. – Толик развел руками. – Я-то что? Я тут не хозяин…
– Во-во. Это верно. На, курни.
Музыкант протянул Толику папиросу, аккуратно и профессионально забитую смесью табака с «травой».
– Давай, давай, трава классная. Должно пропереть. А то сидишь, напрягаешься… Ты расслабься. Будь как дома.
Боян не первый раз курил марихуану и, в общем, знал в ней толк. Через час ему уже казалось, что они с Лековым знакомы много лет и секретов между ними быть не может. Толик рассказывал ленинградскому музыканту свою историю, просил советов, как бы ему выйти в люди, как бы попрочнее утвердиться в столичной тусовке (иначе как «столичным» он питерское общество не называл), а Василий, блаженно жмурясь и забивая новый косяк, отвечал, что все это ерунда и жизнь должна идти так, как идет.
– Ты возьми вот, как Алжир, намазюкай чего-нибудь. Авось станешь знаменитым, – смеясь, сказал он после глубокой затяжки.
– Да ты что, Леков, серьезно, что ли? Алжир ведь парит, не может быть, чтобы…
– Все может быть. Ты просто еще не въехал в наши дела. Алжир сейчас крутой мэн. У него фирма пасется – ты не видел еще?
– Нет.
– Увидишь. Я тебе серьезно говорю – мазюкай. Они, Алжир с дружками, сейчас нарасхват. То ли еще будет. Увидишь – ребята так поднимутся, что нам всем мало не покажется…
Леков говорил что-то еще, но Толик отключился – сначала он видел только шевелящиеся губы своего нового друга, а потом и они исчезли, смытые нежной, теплой волной целиком захватившего Бояна кайфа.
Когда Толя пришел в себя, обнаружилось, что в мастерской, кроме него и Лекова, находятся еще человек пятнадцать. Откуда они взялись, Боян понять не мог – телефона в Алжировой комнате не имелось. Видимо, направляясь сюда, Леков оставил им информацию о своем новом местопребывании.
Люди сидели на полу, на табуретках, принесенных из кухни, на диване, притиснув к спинке лежащего Толика, а Леков играл на гитаре и пел. Этих песен Боян еще не слышал – видимо, происходила премьера новой программы гениального музыканта, который писал свои произведения в огромном количестве и с фантастической скоростью.
– Круто, да? – спросил восхищенный Боян, обращаясь к сидевшей рядом девушке.
– Круто, – согласилась она. – Тише… На, дерни.
Девушка протянула Толику «пяточку» – докуренную почти до конца папиросу, остаток табака и конопли в которой был закручен умелой рукой в аккуратный серый шарик.
– Ништяк, – протянул Боян, затянувшись.
– Тише ты, новые же песни, – сказала девушка. – Не мешай.
– Слушай, – произнес Толик, не обращая внимания на предостережение. – У нас ведь магнитофон есть. Надо записать!…
– Конечно, – шепнула девушка. – Тащи…
После этого странного концерта Леков прожил в мастерской Алжира недели две. Хозяин так и не появился. Через некоторое время Викентий, зашедший попить чайку и выкурить папиросу с травкой, сказал Толику, что Алжир круто пошел в рост и снимается не где-нибудь, а в новой картине известнейшего режиссера Воробьева под странным названием «Вах!».
– Модная будет фильма, – сказал Викентий. – Этот Воробьев старается бежать в ногу со временем. Пошел в андеграунд. Ему показалось, что Алжир – главный представитель всей нашей тусовки. Ну, конечно, Костик – мастер людям мозги пудрить. Вот и замутил Воробьеву голову. Теперь он у него, у Воробьева, первый герой андеграунда, чуть ли не знамя – надо лишь поднять и нести вперед. Вот увидите, чуваки, эти двое, Воробьев и Алжир, еще станут культовыми фигурами. А мы все так в говнище и останемся.
– Да знаю я… – поморщился Леков. – Я им свою музыку предлагал. Воробьев даже послушал.
– И что? – спросил Толик.
– Не понравилось. Да он вообще в тему не въезжает. Не рубит. Сказал, слишком сложно. Цоя взял – он там петь будет. Воробьеву кич нужен, кич. Таким только с Алжиром и общаться… Тот ведь тоже шарлатан… Модник. А Воробьеву сейчас главное – в моду попасть, в струю. Ему искусство по фигу. Конъюнктурщик…
С приходом Лекова в «мастерскую» Алжира вопросы питания, «травки» и алкоголя вообще перестали существовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102