Тогда Александр Михайлович опустился на колени, прикрыл голову обеими руками и замер, перестав ощущать течение времени.
Очнулся он от толчка в спину. Охранник, появившийся невесть откуда и бежавший к неподвижному телу Бурова, задел Шурика коленом, но не обратил на это никакого внимания.
Вдали запела милицейская сирена, из дверей ресторана выскочили люди, они махали руками, что-то кричали Шурику, но он не понимал смысла обращенных к нему слов. В голове сидела только одна мысль.
«Это Грек. Это Грек. Это Грек, – думал Александр Михайлович. – Это Грек, а с Греком играть нельзя».
Георгий Георгиевич сам позвонил ему уже на следующее утро. После того, что пережил Александр Михайлович прошлой ночью, ни малейших сомнений у него уже не осталось. Он знал, что на все предложения Грека ответит согласием. Жизнь как-никак одна.
– Ну вот и славно, – сказал Грек после недолгого разговора. – Через полчасика к вам подъедет один ваш старый знакомый, и вы оформите с ним все документы.
– Кто? – спросил было Рябой, но Грек уже повесил трубку.
Через двадцать минут в квартиру Шурика вошел Кроха.
– Ты? – изумился Александр Михайлович. – Ты теперь, значит…
– Да, Шурик, давай сразу к делу.
– Давай… Кофе? Чай? Может, водочки?
– На работе не пью, – сказал Кроха. – А вообще, Михалыч, скажу по старой дружбе, повезло тебе. Хотели ведь тебя, как бы это сказать… Ну типа…
– Типа Бурова?
– Ага.
– За что же?
– За то, что ты с ним слишком уж сильно дружил. Говорят, постукивал ты ему?
– Да ты что, Кроха, в своем уме?
– В своем. Впрочем, ладно, дело прошлое.
– А ты, значит, в Москве теперь?
– Как сказать, – протянул Кроха. – То там, то здесь. Везде, одним словом. Фирма-то разворачивается не на шутку. Скоро американцев под себя возьмем.
– Каких американцев?
– Русских, конечно. На хрена нам остальные? Я имею в виду тех, кто концерты нашим устраивает.
– Брайтонская тусовка?
– Не-е… Не только. Брайтонская вся Куцинером схвачена, а он и так с нами в связке работает. Нет, там другие есть, на Манхэттене, в Бостоне, в Калифорнии.
– Отберете бизнес?
– Зачем? У тебя вот, к примеру, никто ничего не отбирает. Мы сейчас подпишем только пару договорчиков, и все. Будешь работать со своей Ренатой, будешь ее единственным и главным продюсером. Только долю сливай в общий котел…
– В общий? То есть в котел Грека?
– Это имя я тебе лишний раз не советую произносить, Михалыч. Хоть мы и друзья вроде как, но если что, я тебе уже помочь ничем не смогу.
– Понял. Не буду. Имя бога свято.
– Примерно так. В общем, мы ничего ни у кого не отбираем. Профессионалы пусть работают каждый на своем месте. Просто централизуем всю систему, чтобы было единое руководство. И координация. Чтобы непоняток и пересечений не возникало, понимаешь? Чтобы не устраивать в одном городе десять концертов одновременно.
– И что же, один… То есть одна контора будет всю страну пасти? Сил-то хватит?
– Хватит, – ответил Кроха.
– А Гольцман? Он, между прочим, в Питере сейчас большую силу набрал…
– Вот через месяц фестиваль у него будет, – сказал Кропалев, – и на этом фестивале он нам сам все отдаст. Без стрельбы и лишнего шуму. И ты туда, кстати, поедешь. Вместе с Ренатой своей. Сечешь поляну, дед?
– Пока нет. Но в общих чертах вроде…
– И хорошо. Постепенно въедешь в тему. Ты же профи. Иначе бы ты у нас не работал.
– И на том спасибо. Слушай…
– Да?
– Неужели Вавилов тоже под вас встал?
– Еще раз тебе объясняю. – Кроха вытащил из сумки папку с документами. – Под нас никто не встает. Мы никого не душим. А Вавилову мы нужны так же, как и он нам. Мы ему гарантируем безопасность не только концертов и артистов, не говоря уже о личной. Мы обеспечиваем ему безопасность всех его финансовых дел. Он же не одними концертами занимается, ты, наверное, в курсе. Автомобили, водка, пятое-десятое. А у Грека везде свои люди. Это Вавилову только на руку. Головной боли меньше. Понял?
– Понял, понял.
– Тогда давай подписывай. Можешь не читать, никто тебя динамить тут не будет. Мы с теми, кого приглашаем на работу, играем в открытую.
– А с теми, кого не приглашаете, как вчера с Буровым?
– О чем ты, Михалыч? – Кроха вытаращил глаза. – Не понимаю… Забудь ты это. Как страшный сон. Выкинь из головы.
– Ну да, постараюсь.
«Если бы это было так просто», – думал Александр Михайлович Рябой, подписывая документы, аккуратно подкладываемые ему Кропалевым.
6
Печень сегодня не болела, не тянула, не отзывалась неприятной тяжестью при каждом шаге, напоминая о себе.
Гольцман был бы полностью счастлив, если бы Матвеев, уехавший вчера домой и обещавший сегодня привезти Стадникову в офис, не опаздывал.
Он словно сквозь землю провалился. Да и Ольги не было дома. Борис Дмитриевич звонил несколько раз, набирая разные номера – мобильные Матвеева и Ольги, домашние, офисные, – все было безрезультатно.
«Никуда не денутся. Приедут», – подумал он наконец и решил больше не тревожиться по этому поводу. В конце концов, опоздают – и бог с ними. Вполне можно обойтись и без них. А к Ольге он поедет после концерта.
Сегодня был первый день фестиваля памяти Лекова, который Гольцман готовил несколько месяцев. Все было сделано по высшему разряду: два концерта на стадионах, три – в тысячных залах лучших дворцов культуры и то, что называется клубным туром, – молодые и малоизвестные группы покажут свои программы на сценах небольших питерских клубов.
Были выпущены футболки, пластиковые мешки, кепочки, рюкзаки (все с фестивальной символикой), аудиокассеты с записями старых альбомов Лекова и с их же версиями в исполнении молодых рокеров – все это было уже развезено по торговым точкам концертных площадок и ждало своих покупателей.
А покупатели, кажется, не заставляли себя ждать. Билеты на фестивальные концерты продавались отлично, и Гольцман был уверен в успехе мероприятия.
Успех заключался не только в продаже билетов. Это была хоть и немаловажная в финансовом смысле, но только внешняя сторона.
Спонсором фестиваля, если обратить внимание на уличную и телевизионную рекламу, был Союз прогрессивных либералов – новая партия, претендующая на ведущую роль в политической жизни страны. Кроме того, через неделю должны были состояться выборы в законодательное собрание Санкт-Петербурга, и московское отделение Союза выделило Гольцману немалую сумму на проведение фестиваля таким образом, чтобы он рекламировал тех кандидатов, которые представляли этот самый Союз в городе на Неве. Руководство новой прогрессивной партии должно было присутствовать на первом концерте, вкратце и в доступной форме изложить молодой аудитории свою программу и объяснить, что выбор прогрессивных либералов – единственно подходящий для всей прогрессивной молодежи.
Сумма, полученная Гольцманом от Союза, значительно превышала ту, что он должен был собрать от продажи билетов, и сегодня он весь день, с раннего утра, делил эту сумму, распределяя доли между нужными ему людьми в городском управлении, людьми, без которых его фонд и его продюсерский центр просто не могли бы существовать в том сверкающем виде, в котором пребывали ныне.
Зазвонил внутренний телефон, Гольцман поднял трубку и услышал голос секретарши.
– К вам Игнат, Борис Дмитриевич.
Борис Дмитриевич чертыхнулся и, сбившись со счета, бросил на стол пухлую пачку двадцатидолларовых купюр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Очнулся он от толчка в спину. Охранник, появившийся невесть откуда и бежавший к неподвижному телу Бурова, задел Шурика коленом, но не обратил на это никакого внимания.
Вдали запела милицейская сирена, из дверей ресторана выскочили люди, они махали руками, что-то кричали Шурику, но он не понимал смысла обращенных к нему слов. В голове сидела только одна мысль.
«Это Грек. Это Грек. Это Грек, – думал Александр Михайлович. – Это Грек, а с Греком играть нельзя».
Георгий Георгиевич сам позвонил ему уже на следующее утро. После того, что пережил Александр Михайлович прошлой ночью, ни малейших сомнений у него уже не осталось. Он знал, что на все предложения Грека ответит согласием. Жизнь как-никак одна.
– Ну вот и славно, – сказал Грек после недолгого разговора. – Через полчасика к вам подъедет один ваш старый знакомый, и вы оформите с ним все документы.
– Кто? – спросил было Рябой, но Грек уже повесил трубку.
Через двадцать минут в квартиру Шурика вошел Кроха.
– Ты? – изумился Александр Михайлович. – Ты теперь, значит…
– Да, Шурик, давай сразу к делу.
– Давай… Кофе? Чай? Может, водочки?
– На работе не пью, – сказал Кроха. – А вообще, Михалыч, скажу по старой дружбе, повезло тебе. Хотели ведь тебя, как бы это сказать… Ну типа…
– Типа Бурова?
– Ага.
– За что же?
– За то, что ты с ним слишком уж сильно дружил. Говорят, постукивал ты ему?
– Да ты что, Кроха, в своем уме?
– В своем. Впрочем, ладно, дело прошлое.
– А ты, значит, в Москве теперь?
– Как сказать, – протянул Кроха. – То там, то здесь. Везде, одним словом. Фирма-то разворачивается не на шутку. Скоро американцев под себя возьмем.
– Каких американцев?
– Русских, конечно. На хрена нам остальные? Я имею в виду тех, кто концерты нашим устраивает.
– Брайтонская тусовка?
– Не-е… Не только. Брайтонская вся Куцинером схвачена, а он и так с нами в связке работает. Нет, там другие есть, на Манхэттене, в Бостоне, в Калифорнии.
– Отберете бизнес?
– Зачем? У тебя вот, к примеру, никто ничего не отбирает. Мы сейчас подпишем только пару договорчиков, и все. Будешь работать со своей Ренатой, будешь ее единственным и главным продюсером. Только долю сливай в общий котел…
– В общий? То есть в котел Грека?
– Это имя я тебе лишний раз не советую произносить, Михалыч. Хоть мы и друзья вроде как, но если что, я тебе уже помочь ничем не смогу.
– Понял. Не буду. Имя бога свято.
– Примерно так. В общем, мы ничего ни у кого не отбираем. Профессионалы пусть работают каждый на своем месте. Просто централизуем всю систему, чтобы было единое руководство. И координация. Чтобы непоняток и пересечений не возникало, понимаешь? Чтобы не устраивать в одном городе десять концертов одновременно.
– И что же, один… То есть одна контора будет всю страну пасти? Сил-то хватит?
– Хватит, – ответил Кроха.
– А Гольцман? Он, между прочим, в Питере сейчас большую силу набрал…
– Вот через месяц фестиваль у него будет, – сказал Кропалев, – и на этом фестивале он нам сам все отдаст. Без стрельбы и лишнего шуму. И ты туда, кстати, поедешь. Вместе с Ренатой своей. Сечешь поляну, дед?
– Пока нет. Но в общих чертах вроде…
– И хорошо. Постепенно въедешь в тему. Ты же профи. Иначе бы ты у нас не работал.
– И на том спасибо. Слушай…
– Да?
– Неужели Вавилов тоже под вас встал?
– Еще раз тебе объясняю. – Кроха вытащил из сумки папку с документами. – Под нас никто не встает. Мы никого не душим. А Вавилову мы нужны так же, как и он нам. Мы ему гарантируем безопасность не только концертов и артистов, не говоря уже о личной. Мы обеспечиваем ему безопасность всех его финансовых дел. Он же не одними концертами занимается, ты, наверное, в курсе. Автомобили, водка, пятое-десятое. А у Грека везде свои люди. Это Вавилову только на руку. Головной боли меньше. Понял?
– Понял, понял.
– Тогда давай подписывай. Можешь не читать, никто тебя динамить тут не будет. Мы с теми, кого приглашаем на работу, играем в открытую.
– А с теми, кого не приглашаете, как вчера с Буровым?
– О чем ты, Михалыч? – Кроха вытаращил глаза. – Не понимаю… Забудь ты это. Как страшный сон. Выкинь из головы.
– Ну да, постараюсь.
«Если бы это было так просто», – думал Александр Михайлович Рябой, подписывая документы, аккуратно подкладываемые ему Кропалевым.
6
Печень сегодня не болела, не тянула, не отзывалась неприятной тяжестью при каждом шаге, напоминая о себе.
Гольцман был бы полностью счастлив, если бы Матвеев, уехавший вчера домой и обещавший сегодня привезти Стадникову в офис, не опаздывал.
Он словно сквозь землю провалился. Да и Ольги не было дома. Борис Дмитриевич звонил несколько раз, набирая разные номера – мобильные Матвеева и Ольги, домашние, офисные, – все было безрезультатно.
«Никуда не денутся. Приедут», – подумал он наконец и решил больше не тревожиться по этому поводу. В конце концов, опоздают – и бог с ними. Вполне можно обойтись и без них. А к Ольге он поедет после концерта.
Сегодня был первый день фестиваля памяти Лекова, который Гольцман готовил несколько месяцев. Все было сделано по высшему разряду: два концерта на стадионах, три – в тысячных залах лучших дворцов культуры и то, что называется клубным туром, – молодые и малоизвестные группы покажут свои программы на сценах небольших питерских клубов.
Были выпущены футболки, пластиковые мешки, кепочки, рюкзаки (все с фестивальной символикой), аудиокассеты с записями старых альбомов Лекова и с их же версиями в исполнении молодых рокеров – все это было уже развезено по торговым точкам концертных площадок и ждало своих покупателей.
А покупатели, кажется, не заставляли себя ждать. Билеты на фестивальные концерты продавались отлично, и Гольцман был уверен в успехе мероприятия.
Успех заключался не только в продаже билетов. Это была хоть и немаловажная в финансовом смысле, но только внешняя сторона.
Спонсором фестиваля, если обратить внимание на уличную и телевизионную рекламу, был Союз прогрессивных либералов – новая партия, претендующая на ведущую роль в политической жизни страны. Кроме того, через неделю должны были состояться выборы в законодательное собрание Санкт-Петербурга, и московское отделение Союза выделило Гольцману немалую сумму на проведение фестиваля таким образом, чтобы он рекламировал тех кандидатов, которые представляли этот самый Союз в городе на Неве. Руководство новой прогрессивной партии должно было присутствовать на первом концерте, вкратце и в доступной форме изложить молодой аудитории свою программу и объяснить, что выбор прогрессивных либералов – единственно подходящий для всей прогрессивной молодежи.
Сумма, полученная Гольцманом от Союза, значительно превышала ту, что он должен был собрать от продажи билетов, и сегодня он весь день, с раннего утра, делил эту сумму, распределяя доли между нужными ему людьми в городском управлении, людьми, без которых его фонд и его продюсерский центр просто не могли бы существовать в том сверкающем виде, в котором пребывали ныне.
Зазвонил внутренний телефон, Гольцман поднял трубку и услышал голос секретарши.
– К вам Игнат, Борис Дмитриевич.
Борис Дмитриевич чертыхнулся и, сбившись со счета, бросил на стол пухлую пачку двадцатидолларовых купюр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102