В приказах мы встречаем также буйство, непослушание, крайне дерзкое обращение со старшими в присутствии каторжных и, наконец, побои, наносимые каторжному палкой по голове, последствием чего образовались раны…
Ссыльное население не уважает их и относится к ним с презрительной небрежностью».
А между тем жалованье надзирателя составляло в то время 480 рублей, причем через какие-то сроки оно постоянно увеличивалось на треть и даже вдвое.
Для сравнения: жалованье школьного учителя в те же годы было 20–2 5 рублей.
В России на 1906 год – 884 тюрьмы.
ИЗ ОТЧЕТА ГЛАВНОГО ТЮРЕМНОГО КОМИТЕТА ЗА 1883 ГОД ПО ПРОВИНЦИАЛЬНЫМ ТЮРЬМАМ:
«Седлецкая рассчитана на 207 мест, фактически заключенных – 484.
Сувалкская 165 – 433.
Петроковская 125 – 652».
Вообще во всей Сибири на 1900 год должно было находиться 310 тысяч людей, сосланных туда за различные преступления и правонарушения, но из этого числа по меньшей мере треть, то есть около 100 тысяч, было «в бегах». Они в основном оставались в той же Сибири, но бежали с мест приписки, бродя– «. жили, воровали, порой грабили и убивали местное 1 население.
Процент ссыльных, которые находились «в безвестной отлучке», был чрезвычайно высок, но в некоторых областях, к примеру – в Амурской и Приморской, из каждых ста ссыльных бежали до 70–8 0 человек.
Касты
В дореволюционных тюрьмах и на каторге к началу XX века сложилась довольно строгая иерархия среди заключенных. Власть в тюрьме принадлежала тюремным «иванам» – ее аристократам, старожилам. От их воли напрямую зависела судьба каждого тюремного сидельца. Заслужить высший титул можно было только преданностью своей профессии, многократным отсидкам. «Иван» ловок, зачастую умеет увернуться от всякой кары. С ним считается тюремное начальство. Он – властелин тюремного мира, и только ему принадлежит право распоряжаться жизнью или смертью сидельцев.
Второе сословие – «храпы». Эти всегда и всем возмущаются, все признают неправильным, незаконным и несправедливым как со стороны администрации, так и со стороны сотоварищей. От них главным образом исходят всякие слухи и сплетни. Ничто так не умиляет их, как какой-нибудь конфликт в тюрьме. Чаще всего они их и затевают, но при этом сами уходят в тень. Многие из них сами хотели бы быть «Иванами», но у них не хватает для этого необходимых личных качеств.
Третье сословие – «жиганы». Мошенники, насильники, проигравшиеся в карты и т.д.
Четвертое сословие – «шпанка». У этих в тюрьме не было никаких прав, одни обязанности. Они вечно голодные и всеми гонимые. Их обкрадывали голодные жиганы, их запугивали и обирали храпы. Случайно попавшие в тюрьму, они были не способны к объединению, а отсюда и соответствующее к ним отношение.
В тюрьме каждый заключенный, вне зависимости от сословной принадлежности, должен был соблюдать «правила-заповеди арестантской жизни», традиции, обычаи, нормы поведения. Любая измена этим правилам влекла за собой кару. Кто «засыпал» товарищей по делу, всех «язычников» (доносчиков) ожидала неминуемая смерть. Избежать возмездия мало кому удавалось. «Записки», указывающие на изменника, направлялись по всем тюрьмам от Киева до Владивостока и требовали от находившихся там воровских авторитетов при обнаружении изменника «прикрыть» его дело. Отступника следовало не только зарезать, но и обязательно провернуть нож в ране.
«Прописка»
Публика в камерах постоянно обновлялась, новичков ждали всегда с большим нетерпением, чтобы посвятить в «арестантство». Стоило только надзирателю закрыть за новичком дверь, как в камере начинали раздаваться возгласы: «Подать оленей!» Тут же находилось двое любителей и становились плотно спиной друг к другу. Помощники связывали их у пояса полотенцем. После этого каждый наклонялся в свою сторону. Их накрывали одеялом, и «олени» были готовы. Новичку дружно предлагали прокатиться на «оленях». Если он не садился добровольно, то усаживали силой. Как только тот усаживался, связанные распрямлялись и зажимали его словно в тисках, а остальные начинали хлестать его скрученными в жгуты полотенцами. Кому эта забава была известна, те развязывали «оленей», садились на них поочередно и катались по камере. После этого им определялись места и присваивались клички.
Суды революции
Сначала на волю из тюрем хлынули «птенцы Керенского» – мазурики, фармазоны, жиганы и уркаганы, выпущенные либеральным правительством по случаю падения 300-летней монархии. А к власти в итоге пришли большевики, которые не знали никаких нравственных норм и законов, которые не останавливались ни перед чем, добиваясь своих целей.
С первых же дней новая власть стала очень широко применять смертную казнь, которая санкционировалась и судом и без суда. Расстрелу на месте без суда и следствия подлежали спекулянты, германские шпионы, контрреволюционные агитаторы, погромщики, хулиганы. Безграничные права предоставлялись ВЧК. Приговоры к смерти, без права обжалования, выносились «тройками», «пятерками» ЧК, которые должны были руководствоваться лишь «революционным правосознанием».
Уже в 1918 году была практически уничтожена «краса и гордость русской революции», расстреляны восставшие матросы. Физическому уничтожению подлежали дворяне и интеллигенция, студенты и промышленники, литераторы и мыслители, поддерживавшие в свое время и морально и материально всякого рода «борцов с деспотизмом» и укрывавшие их от преследования властей… По стране стала быстро расползаться сеть концентрационных лагерей.
Новая власть жестоко расправилась с ниспровергателями монархии, с «красой и гордостью революции» – матросами, с красными латышскими стрелками, с либеральной интеллигенцией, революционным студенчеством и прочими борцами за свободу. Рабочие, ставшие на словах владельцами фабрик и заводов, превратились на деле в безропотных рабов, крестьяне, жаждавшие земли, получили ее в краях вечной мерзлоты… Впрочем, об этом много написано.
С первых же дней революции главной задачей большевиков было удержаться у власти и закрепить завоеванные позиции. Нужно было уничтожить всех возможных врагов, то есть тех, кто мог оказать реальное сопротивление новой власти. Образованный класс был приговорен изначально, уничтожению подлежали также военные, духовенство, помещики, зажиточные крестьяне… Для этого и была учреждена Чрезвычайная комиссия. О работе ЧК в первые годы после революции написано очень много как хвалебного, так и резко отрицательного. Массу потрясающих документальных свидетельств находим в воспоминаниях Н.Д. Жевахова.
В России каждый город имел несколько отделений ЧК.
1-ю категорию обреченных чрезвычайками на уничтожение составляли:
1. Лица, занимавшие в царской России хотя бы сколько-нибудь заметное служебное положение – чиновники и военные, независимо от возраста, а также их вдовы.
2. Семьи офицеров-добровольцев (были случаи расстрела пятилетних детей.)
3. Священнослужители.
4. Рабочие и крестьяне, подозреваемые в несочувствии советской власти.
5. Все лица, без различия пола и возраста, имущество которых оценивалось свыше 10 000 рублей.
Ставка на сволочь
По размерам и объему своей деятельности Московская Чрезвычайная комиссия была не только министерством, но как бы государством в государстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
Ссыльное население не уважает их и относится к ним с презрительной небрежностью».
А между тем жалованье надзирателя составляло в то время 480 рублей, причем через какие-то сроки оно постоянно увеличивалось на треть и даже вдвое.
Для сравнения: жалованье школьного учителя в те же годы было 20–2 5 рублей.
В России на 1906 год – 884 тюрьмы.
ИЗ ОТЧЕТА ГЛАВНОГО ТЮРЕМНОГО КОМИТЕТА ЗА 1883 ГОД ПО ПРОВИНЦИАЛЬНЫМ ТЮРЬМАМ:
«Седлецкая рассчитана на 207 мест, фактически заключенных – 484.
Сувалкская 165 – 433.
Петроковская 125 – 652».
Вообще во всей Сибири на 1900 год должно было находиться 310 тысяч людей, сосланных туда за различные преступления и правонарушения, но из этого числа по меньшей мере треть, то есть около 100 тысяч, было «в бегах». Они в основном оставались в той же Сибири, но бежали с мест приписки, бродя– «. жили, воровали, порой грабили и убивали местное 1 население.
Процент ссыльных, которые находились «в безвестной отлучке», был чрезвычайно высок, но в некоторых областях, к примеру – в Амурской и Приморской, из каждых ста ссыльных бежали до 70–8 0 человек.
Касты
В дореволюционных тюрьмах и на каторге к началу XX века сложилась довольно строгая иерархия среди заключенных. Власть в тюрьме принадлежала тюремным «иванам» – ее аристократам, старожилам. От их воли напрямую зависела судьба каждого тюремного сидельца. Заслужить высший титул можно было только преданностью своей профессии, многократным отсидкам. «Иван» ловок, зачастую умеет увернуться от всякой кары. С ним считается тюремное начальство. Он – властелин тюремного мира, и только ему принадлежит право распоряжаться жизнью или смертью сидельцев.
Второе сословие – «храпы». Эти всегда и всем возмущаются, все признают неправильным, незаконным и несправедливым как со стороны администрации, так и со стороны сотоварищей. От них главным образом исходят всякие слухи и сплетни. Ничто так не умиляет их, как какой-нибудь конфликт в тюрьме. Чаще всего они их и затевают, но при этом сами уходят в тень. Многие из них сами хотели бы быть «Иванами», но у них не хватает для этого необходимых личных качеств.
Третье сословие – «жиганы». Мошенники, насильники, проигравшиеся в карты и т.д.
Четвертое сословие – «шпанка». У этих в тюрьме не было никаких прав, одни обязанности. Они вечно голодные и всеми гонимые. Их обкрадывали голодные жиганы, их запугивали и обирали храпы. Случайно попавшие в тюрьму, они были не способны к объединению, а отсюда и соответствующее к ним отношение.
В тюрьме каждый заключенный, вне зависимости от сословной принадлежности, должен был соблюдать «правила-заповеди арестантской жизни», традиции, обычаи, нормы поведения. Любая измена этим правилам влекла за собой кару. Кто «засыпал» товарищей по делу, всех «язычников» (доносчиков) ожидала неминуемая смерть. Избежать возмездия мало кому удавалось. «Записки», указывающие на изменника, направлялись по всем тюрьмам от Киева до Владивостока и требовали от находившихся там воровских авторитетов при обнаружении изменника «прикрыть» его дело. Отступника следовало не только зарезать, но и обязательно провернуть нож в ране.
«Прописка»
Публика в камерах постоянно обновлялась, новичков ждали всегда с большим нетерпением, чтобы посвятить в «арестантство». Стоило только надзирателю закрыть за новичком дверь, как в камере начинали раздаваться возгласы: «Подать оленей!» Тут же находилось двое любителей и становились плотно спиной друг к другу. Помощники связывали их у пояса полотенцем. После этого каждый наклонялся в свою сторону. Их накрывали одеялом, и «олени» были готовы. Новичку дружно предлагали прокатиться на «оленях». Если он не садился добровольно, то усаживали силой. Как только тот усаживался, связанные распрямлялись и зажимали его словно в тисках, а остальные начинали хлестать его скрученными в жгуты полотенцами. Кому эта забава была известна, те развязывали «оленей», садились на них поочередно и катались по камере. После этого им определялись места и присваивались клички.
Суды революции
Сначала на волю из тюрем хлынули «птенцы Керенского» – мазурики, фармазоны, жиганы и уркаганы, выпущенные либеральным правительством по случаю падения 300-летней монархии. А к власти в итоге пришли большевики, которые не знали никаких нравственных норм и законов, которые не останавливались ни перед чем, добиваясь своих целей.
С первых же дней новая власть стала очень широко применять смертную казнь, которая санкционировалась и судом и без суда. Расстрелу на месте без суда и следствия подлежали спекулянты, германские шпионы, контрреволюционные агитаторы, погромщики, хулиганы. Безграничные права предоставлялись ВЧК. Приговоры к смерти, без права обжалования, выносились «тройками», «пятерками» ЧК, которые должны были руководствоваться лишь «революционным правосознанием».
Уже в 1918 году была практически уничтожена «краса и гордость русской революции», расстреляны восставшие матросы. Физическому уничтожению подлежали дворяне и интеллигенция, студенты и промышленники, литераторы и мыслители, поддерживавшие в свое время и морально и материально всякого рода «борцов с деспотизмом» и укрывавшие их от преследования властей… По стране стала быстро расползаться сеть концентрационных лагерей.
Новая власть жестоко расправилась с ниспровергателями монархии, с «красой и гордостью революции» – матросами, с красными латышскими стрелками, с либеральной интеллигенцией, революционным студенчеством и прочими борцами за свободу. Рабочие, ставшие на словах владельцами фабрик и заводов, превратились на деле в безропотных рабов, крестьяне, жаждавшие земли, получили ее в краях вечной мерзлоты… Впрочем, об этом много написано.
С первых же дней революции главной задачей большевиков было удержаться у власти и закрепить завоеванные позиции. Нужно было уничтожить всех возможных врагов, то есть тех, кто мог оказать реальное сопротивление новой власти. Образованный класс был приговорен изначально, уничтожению подлежали также военные, духовенство, помещики, зажиточные крестьяне… Для этого и была учреждена Чрезвычайная комиссия. О работе ЧК в первые годы после революции написано очень много как хвалебного, так и резко отрицательного. Массу потрясающих документальных свидетельств находим в воспоминаниях Н.Д. Жевахова.
В России каждый город имел несколько отделений ЧК.
1-ю категорию обреченных чрезвычайками на уничтожение составляли:
1. Лица, занимавшие в царской России хотя бы сколько-нибудь заметное служебное положение – чиновники и военные, независимо от возраста, а также их вдовы.
2. Семьи офицеров-добровольцев (были случаи расстрела пятилетних детей.)
3. Священнослужители.
4. Рабочие и крестьяне, подозреваемые в несочувствии советской власти.
5. Все лица, без различия пола и возраста, имущество которых оценивалось свыше 10 000 рублей.
Ставка на сволочь
По размерам и объему своей деятельности Московская Чрезвычайная комиссия была не только министерством, но как бы государством в государстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157