Вот женится Серёжа, появится внучек — другое дело, тогда и дня на работе не останется. А на то, что внучеж рано или поздно появится, она очень надеялась: Настя, горничная с 15-го этажа, с которой она познакомила Серёжу, все чаще поглядывала на неё с тревожным любопытством будущей невестки.
В ту пору я и познакомилась с ними; по договору с таксопарком Серёжа был на неделю прикреплён к музею, разъезжал со мной и перевозил экспонаты; слово за слово, мы разговорились, и он рассказал мне всю эту историю. Я не раз забегала к тёте Шуре на 12-й этаж, где она работала в бельевой, радовалась её спокойному счастью, с появлением Насти напрашивалась на свадьбу — и от всей души желала удачи этим славным людям.
Несмотря на свой «разбойничий портрет», Серёжа был тихим и уступчивым парнем — тот случай, когда форма и содержание абсолютно не совпадали: не пил и не загуливал, ни с кем не ссорился, был неизменно приветлив и безотказно работал за сменщика, если тот брал больничный. Меня всегда смешило, что, улыбаясь, он прикрывал лицо ладонью — стеснялся. Такими безотказными трудягами начальство всегда очень дорожит, и поэтому директор парка был ошеломлён, когда на Кудрявцева снова пришла жалоба, даже не жалоба, а вопль души выброшенных из машины пассажиров!
— Да ты же настоящий хулиган! — возмущался директор, обнимая и поздравляя Серёжу. — Я же должен тебя гнать в шею с волчьим билетом!
И снова — из-за тёти Шуры!
Вёз он на вокзал к поезду двух пассажиров и вдруг увидел, что из окон Дворца искусств повалил дым. Первая мысль: половина седьмого, тётя Шура кончает в шесть и ушла домой. И тут же вторая: а вдруг не ушла? А вдруг её снова попросили посидеть с детьми, как это было вчера и позавчера? И Настина смена сегодня!
Я оговорилась: пассажиров он из машины не высадил, они наотрез отказались. Он просто вытащил ключи, крикнул на прощанье: «Черт с вами, сидите!» — и бросился к центральному входу Дворца, куда уже подъезжали пожарные. Подбежал к лифтам, из которых валом валили возбуждённые люди, вскочил в освободившийся, нажал на кнопку — не идёт! Вбежал в другой — не идёт!
— Куда прёшь? — набросился на него лифтёр. — Пожар, не ходют больше лифты, заблокированы!
И тогда Серёжа, не раздумывая, по центральной лестнице побежал наверх, навстречу самому необыкновенному приключению в своей жизни.
Опоздай он хотя бы на полминуты — и эта история не имела бы продолжения, потому что на пятом этаже огонь врывался в лифтовой холл и на лестницу. Но Серёжа не опоздал, успел проскочить и, подгоняемый тревогой и дымом, поднялся на седьмой этаж, где увидел открытый лифт. Надеясь на чудо, нажал кнопку — пошёл!
— А дверь в бельевую была закрыта, — рассказывал Серёжа, — даже от сердца отлегло, ушла, наверное, домой… А если не ушла и на 14-м с Настей? С 14-го гостиница там начинается, только бельевая на 12-м. Прибежал — здесь они! И ко мне — тётя Шура, две девочкиблизнятки и мальчик, лет шести-семи дети, не больше. С меня пот ручьём, сердце выпрыгивает, но ведь повезло-то как — успел! Ну хорошо, успел, а что делать? Попробовал вызвать лифт — не получилось. А дыма все больше, нет, думаю, здесь оставаться нельзя. А куда идти? Дежурная по этажу в 01 звонит, Настя и Таня, её подружка, бегают и жильцам в двери стучат, окпа раскрывают от дыма. Я — мальчика на руки, тёте Шуре и Насте говорю, берите девочек — и айда на выход! А Настя — мне нельзя, говорит, тут, может быть, ещё жильцы остались, я потом. Да куда ж ты, говорю, потом, если пожар сюда идёт? Нет, говорит, я потом, вы же знаете Настю, она гордая, пуще огня боится, что за дело упрекнут. Ну, мы с детьми пошли вниз, а дыма все больше, дети кашляют и плачут, а тётя Шура за сердце хватается: «Не дойдём, — говорит, — воздуха не хватит». Дело, думаю, плохо, не привести бы их в самый пожар. Взял у тёти Щуры ключ, открыл бельевую и завёл их туда…
Жизнь артиста! Детей привезли с собой на гастроли родители, певица и её муж аккомпаниатор — не на кого оставить. Дима рассказывал, что певица, молодая и очень красивая женщина, прорвалась через все кордоны и упала перед генералом Ермаковым на колени: «Спасите моих детей!» Но случилось это получасом позже, когда слух о пожаре облетел весь город.
Вот что сделал Серёжа.
Разведав и оценив обстановку, он пришёл к выводу, что в бельевой оставаться нельзя: дым туда пробивался через какие-то невидимые щели, иной раз даже с искрами; поэтому, прихватив с собой охапку одеял, он вывел тётю Шуру и детей на лоджию, укрыл их, велел никуда не уходить и бросился за Настей. В это время во Дворце вырубили свет, дыма становилось все больше и Серёже пришла счастливая мысль заскочить сначала в бельевую, намочить под краном полотенце и обмотать им голову. Сделав это, он стал подниматься по внутренней лестнице и между 13-м к 14-м этажами натолкнулся на Настю. «Шаталась, как пьяная, — вспоминал Серёжа, — уже падала, когда я её подхватил, очень дыма наглоталась. Взвалил на себя, принёс на лоджию, а Настя уже без памяти, тётя Шура искусственное дыхание ей сделала — она, ведь всю войну медсестрой прошла. Настю очень тошнило, но ничего, ожила».
Серёжа ещё покидал лоджию два раза.
— В первый раз — это потому, что увидел, как из главного здания люди на шторах спускаются, — продолжал он. — А под нами — крыша кинотеатра, может, и нам попробовать? В бельевой-то — простыни, пододеяльники стопками на стеллажах лежат, чего их жалеть. Те-. тя Шура сначала не пускала, через стеклянную дверь было видно, что в коридоре уже ковровая дорожка занялась, но я ей доказал, что если огонь до нас дойдёт, будет ещё хуже. До бельевой недалеко, метров пятнадцать, проскакал их козлом, а в бельевой угол уже горит, нет, думаю, здорово, что мы здесь не остались. Схватил под мышки по охапке простыней — и бегом обратно, а по дороге услышал в одной из комнат какой-то стук. Принёс простыни на лоджию, говорю тёте Шуре, что тем кто-то есть, а она: «Батюшки, да это ведь в дежурке монтёр и слесарь, Соломатин и Филимонов»! Тогда-то я во второй раз побежал — за ними. Стучусь, подпрыгиваю, потому что огонь за штаны хватает, кричу им: «Выходите на лоджию!», а они меня подальше посылают — дверь, оказывается, конопатят, отсюда и стук. Я их тоже хотел послать, но все-таки уговорил, послушались, открыли дверь и побежали за мной на лоджию. И хорошо сделали, потому что коридор через несколько минут весь охватило, и бельевая сгорела, и их дежурка. А Настя от свежего воздуха уже совсем очухалась и стала причитать, что уходила она вместе с Таней, где теперь она, может, задохнулась в дыму? Я бы с удовольствием побежал за Таней, но было поздно, в коридоре огонь и дым, не пройти. Настя плакала, винила себя, но тут мы услышали, что наверху кто-то кричит, я перегнулся через перила и увидел, что это дежурная с 14-го на лоджии. Я её спросил, как у них там дела и где Таня, и она сказала, что собрала кого смогла на лоджии, Таня тоже здесь, только сильно отравленная и волосы подпалила… Ну, что ещё рассказывать? Детей было очень жалко, ужас у них был в глазах, ещё жить, можно сказать, только начали, а тут такое. Тётя Шура их отвлекала как могла, сказки рассказывала, но ей самой тоже было плохо, за сердце держалась. Вот Настя — молодец! Как очухалась, сразу начала командовать: «Эй, мужики, эа работу, связывайте простыни, да так, чтоб узлы были, как у моряков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76