Хозяин кабинета взглянул на часы, и Кожухов, понимая, что в его распоряжении считанные минуты, коротко изложил причины своего решения.
— Ваша позиция ясна, — сказал первый секретарь. — Все понимаю, спасибо за службу, но давайте думать, как исправлять ситуацию. А она такая: завод срывает государственный план, рабочие простаивают, создаётся нездоровая обстановка. Излагайте ваши предложения по немедленному — я настаиваю на этом слове — возобновлению работы конвейера.
— От любой ничтожной искры там может возникнуть серьёзный пожар, — твёрдо сказал Кожухов. — Пусть промывают детали в специально для этого приспособленном помещении.
— Кожухов прав, Сергей Петрович, — неожиданно включился Ермаков. — Пожарные народ упрямый, они по своему уставу живут.
— Вы что, единым фронтом? — укоризненно произнёс первый секретарь. — Я-то надеялся, Григорий Нилыч, что вы будете меня поддерживать. Я только что с завода, директор заверил, что помещение будет готово через три дня. Не говорите мне, что можно и чего нельзя сделать по правилам, нам с вами надо мыслить шире. В войну мы работали и под бомбёжкой, да и полигон вы, товарищ Кожухов, тушили не по правилам.
— Три дня — реальный срок? — спросил Кожухов.
— Вот она, школа Савицкого, — усмехнулся первый секретарь. — Сколько раз оп припирал меня к стене, когда я директорствовал на химкомбинате!.. Уверен, что срок реальный, директор отлично знает, что его ждёт, если введёт нас в заблуждение.
— Хорошо, Сергей Петрович, — уловив выразительный взгляд Ермакова, сказал Кожухов, — пожарной охране будет дано распоряжение об усиленных дежурствах на главном конвейере. Но если через трое суток…
— Принимаю к сведению, беру на контроль, — кивнул первый секретарь, нажимая кнопку. — Соедините с директором машиностроительного. Спасибо, товарищи, вы свободны.
Хотя в морозные дни кривая пожаров по статистике возрастает главным образом из-за массового использования обогревательных приборов, вызовов сегодня было немного, по пустякам, и Кожухов начал проникаться мыслью, что день пройдёт благополучно. Своё отступление в истории с конвейером он неудачей для себя не считал, наоборот: весь город уже знает, что Кожухов умеет не только предупреждать, и другие нарушители сто раз подумают, прежде чем отмахнуться от предписаний Госпожнадзора, не каждый может пробиться к первому секретарю и завоевать его поддержку. А таких нарушителей на заметке у Кожухова было несколько — и на железной дороге, и в промышленности, и в сфере обслуживания, и в науке. Особое беспокойство вызывали высотки: скажем, в здании Научно-исследовательского института нефтехимии пути эвакуации по проекту были рассчитаны на тысячу триста человек, а за пять-шесть лет там нагородили боксов, раздули штаты… Кому можно позавидовать, так это морякам: капитан ни при каких условиях не возьмёт на борт человека, которого не может обеспечить спасательными средствами. В Дворце искусств без согласования с пожарными начали реконструкцию лестничных клеток и маршей, не говоря уже о других многочисленных нарушениях; то же самое происходит и в пятнадцатиэтажной пирамиде НИИ водного транспорта…
Хватит либеральничать, решил Кожухов и вспомнил Савицкого: «Пожарный, который не наживает себе врагов, — халтурщик!» На Савицкого жаловались во все инстанции, его проклинали, в глаза и за глаза обзывали перестраховщиком, а умер — хоронил весь город: вспомнили, что за многие годы не было у «перестраховщика» ни одного крупного пожара…
По дороге из обкома Кожухов, как всегда без предупреждений, заехал в две части, проверил по секундомеру готовность к выезду и установку автолестниц, придирчиво смотрел КИПы , за одно похвалил, за другое разнёс и сообщил в радиоцентр, что направляется в УПО. Проезжая мимо 6-й части, где сегодня дежурил Юрий, еле удержался от желания его проведать: Юрий очень обижался, когда отец распекал его при всех, словно подчёркивая, что никаких поблажек сыну давать не собирается. Кожухов усмехнулся: когда отец и сын работают на заводе, это называется «династия», а в пожарной охране — семейственность, такие разговоры до него уже доходили. Хороша семейственность, если Юрий приходит домой прокопчённый и неделями лечится от травм…
Было всего шесть вечера, а на улицах зажигались фонари. Февраль стоял холодный, вьюжный; впрочем, зиму Кожухов вообще не любил — и за ту самую кривую, и за то, что относительно хорошо снег убирался только на главных магистралях; на других улицах и в переулках он лежал сугробами, и пожарным трудно бывало не только развернуться в боевой порядок, но и просто проехать; на случай снежной зимы приходилось разрабатывать специальные маршруты с учётом пропускной способности улиц — самый короткий путь не всегда оптимальный… Дефицитнейшая стала профессия — дворник, нынче куда легче найти высококвалифицированных инженеров, чем добросовестных дворников. Было время, когда милиция нещадно их штрафовала вот за такие сугробы, а нынче попробуй оштрафуй — тут же лопата в сторону и на стол заявление «по собственному желанию». Вот платили бы вечно безденежным студентам по трёшке в руки — и никаких проблем, убирали б весь снег за милую душу; так нет, не имеют исполкомы такого права, безлюдный фонд и прочее. А почему бы не дать им такое право? Увидят дворники, что без них можно обойтись, — ого, как замахают лопатами! Миллионы пускаем на ветер, а трёшки экономим…
И в эту минуту послышался непривычно взволнованный голос радистки:
— Первый, Первый, Я Крым, как меня слышите, я Крым, на приёме!
— Крым, я Первый, — откликнулся Кожухов. — Слышу вас хорошо, говорите.
— С объекта на Некрасова, 21 много заявок, обстановка тревожная. На объект выехали 1-я, Невель, 6-я и 11-я.
— Крым, вас понял, докладывайте информацию с места вызова. Следую к объекту.
И приказал шофёру:
— Сирену! На Некрасова, быстро!
— Ч-черт! — с досадой произнёс шофёр. — Самосвал буксует, так его перетак!
С включённой сиреной «Волга» осторожно вползла на тротуар. В сторону шарахнулись прохожие.
Кожухов инстинктивно взглянул на часы: было 18 часов 24 минуты.
Так начался для Кожухова Большой Пожар.
НИНА ИВАНОВНА
В отличие от Кожухова, для которого день без повышенных номеров считался относительно благополучным, Нина Ивановна на памяти своей спокойных дежурств не имела. Да и какое может быть спокойствие, когда девушки то и дело хватаются за телефонные трубки, и от каждого звонка чуточку сильнее бьётся сердце, потому что не знаешь и знать не можешь, кто и зачем звонит. Из-за невнимательности абонентов и порядком изношенной телефонной сети значительная часть звонков проходила не по адресу: то вызывали милицию, то междугородную, то просили соединить с кафедрой политэкономии и прочее.
И все-таки день выдался не слишком беспокойный: если в тяжёлые смены настоящих, безусловных заявок было по двадцать — двадцать пять, то сегодня на огромКОЕ, в полстены, светокарте города пока что вспыхивали шесть-семь лампочек, да и те фиксировали не пожары, а пустяковые загорания, какие и в сводку не попадут. Запомнились только несколько ложных вызовов и до глубины души трогательная просьба одной старушки снять с дерева любимую кошку.
Что Нина Ивановна ненавидела больше всего — так это ложные вызовы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76