Бывало, до десятка за смену принимала, а все равно привыкнуть к их неизбежности не могла. В голове не укладывалось, как это у человека, если он не законченный мерзавец, поднимается рука набрать 01 и взволнованным, полным тревоги голосом — подло обмануть. Неужели он не сознаёт, какое напряжение вызывает у пожарных каждый выезд, как молча, полностью уйдя в себя, сидят они в машинах, готовясь к бою, и какой бессильный гнев испытывают, убедившись, что их обманули? А ведь для того чтобы в этом убедиться, они долго мечутся по дворам и переулкам, расспрашивают, а вдруг из-за сильного волнения заявитель ошибся и дал неточный адрес? А сколько раз машины мчались на край города по ложной заявке, а в районе выезда их ВПЧ начинался настоящий пожар, и приходилось срочно возвращаться, теряя драгоценное… нет, бесценное время, ведь при спасении людей счёт идёт на секунды… Интересно, что бы почувствовал этот человек, узнай он, что из-за его розыгрыша погибли люди?
После каждого ложного вызова Нина Ивановна хотела одного: разыскать негодяя и показать всему городу по телевизору — люди, запомните этого человека, не доверяйте ему, для него нет ничего святого!
Сегодня Нине Ивановне было грустно — после пятидесяти дни рождения доставляют женщине мало радости. Утром всмотрелась в зеркало: полная и рыхловатая, лицо утомлённое и озабоченное, движения не порывистые, как ещё лет пять назад, а замедленные — сердце, соли и прочие прелести людей её возраста… Как полярники, читала она, в сильнейший мороз остро чувствуют каждый добавочный градус, так и её сердце в каждый день рождения ощущало, как оно за год поизносилось.
Лишь самой себе Нина Ивановна признавалась в том, что ничего на свете так не боится, как почётных проводов на заслуженный отдых. Никто ей на это не намекал — наоборот, во всех приказах отмечали, да и молодёжь на стажировку только к ней посылали, но… На художественной выставке во Дворце искусств она видела картину: пожилой рабочий сидит один за столом, смотрит на свои хорошо поработавшие руки, а в глазах у него боль и мучительный вопрос. Картина называлась «На пенсию?», и около неё всегда стояло много людей, В прошлый день рождения Нине Ивановне среди других книг подарили жизнеописание великого в прошлом шахматиста — ради шуточной надписи: «О гроссмейстере — гроссмейстеру пожарной охраны». И в этой книге ей запомнилась одна драматическая деталь: первую половину партии престарелый чемпион проводил с блеском, а во второй допускал недостойные гроссмейстера ошибки — на эндшпиль сил у него не хватало.
Последние часы смены теперь давались Нине Ивановне с трудом. Ныло сердце, тяжелела голова, ослабевала реакция — на решение, которое раньше приходило мгновенно, теперь уходило время, и эта недопустимая потеря его особенно угнетала. Отныне она уже не просто ждала отпуска, а с нетерпением считала дни, мечтала о нем, как мечтают об очень значительном, крайне важном для жизни событии: а вдруг — чудо?
Молодость и опыт…
Личный состав гарнизона она знала прекрасно — не только имена и фамилии, но и способности каждого, его отношение к работе и где на пожаре предпочитает быть, с газодымозащитниками или в тылу. Как и бывает в жизни, одни уходили, другие появлялись, и нынче из сверстников остались трое: подполковник Головин, майор Баулин и «карьерист» Нестеров-старший, да и тот грозится, что уйдёт воспитывать внука.
Ветеранов Нина Ивановна время от времени собирала на пироги; замечательные были вечера, многие из молодых стремились на них попасть — не только разных занимательных историй наслушаться, но и узнать, как тушили пожары в то время, когда ещё не было тридцати— и пятидесятиметровых лестниц, пенных генераторов и подъёмников; но молодых Нина Ивановна приглашала редко, потому что относилась к ним ревниво и сдержанно. Она соглашалась, что молодёжь грамотнее и в теории сильнее — большинство офицеров ходило с ромбиками Высшей школы, но, с другой стороны, не видела у молодых той преданности пожарному делу, такого фанатизма, как у ветеранов. А когда ей говорили, что это несправедливо, что и в её время был отсев и ветеранами стали только те, кто прошёл естественный отбор, она сердилась и сгоряча могла обидеть. Так что сию щепетильную тему старались не затрагивать. Впрочем, молодые привыкли к этому «пунктику» и не обижались на Нину Ивановну за её ворчанье. Они ценили, что к молодым, доказавшим на боевой работе, что в пожарную охрану пришли не случайно, Нина Ивановна относилась с сердечной симпатией и всячески им помогала: не по чину своему, а авторитетом делала она многое, Вот и сегодня рядом с ней у пульта сидел молодой старший лейтенант Круглов, недавно списанный с боевой работы. В начале декабря, когда загорелся склад баллонов с ацетиленом, Круглов возглавил опаснейшую операцию по тушению склада: известно, что когда из раскалённого баллона вырывается вентиль, баллон летит в обратную сторону, как ракета, а иногда взрывается. Но тушить надо, никто за тебя этого не сделает, и Круглов не уберёгся: шальной осколок пробил его КИП. И хотя через несколько минут пострадавшему помогли выбраться на свежий воздух, он наглотался ядовитого дыма и на два месяца слёг в госпиталь. Спасти-то его спасли, но заключение комиссии: «По состоянию здоровья к работе с КИПом не пригоден» — такой же приговор для пожарного, как отстранение от полётов для лётчика. С таким приговором путь был один — в Госпожнадзор, но по характеру своему и темпераменту Круглов, боевой офицер, не мыслил себя за бумагами и тяжело переживал неудачу. И тогда Кожухов, который давно присматривался к этому парню, предложил Нине Ивановне взять его на выучку, а Круглову сказал: «Пройдёшь хорошую школу, а там восстановишь здоровье — и прямая дорога в штаб пожаротушения».
— Пожарная охрана, — сияв трубку, отозвалась девушка. — Дымит телевизор? Немедленно выдерните шнур из розетки! Ваш адрес… Макаровская, 7, квартира 6… Этаж? Второй этаж… Второй подъезд… Телефон? 53-41-18, Савушкина Тамара Петровна… Через несколько минут у вас будут, не беспокойтесь.
— Обрати внимание, Витя, — сказала Нина Ивановна, — Надя говорила громко и чётко, а Маша с её голоса записала заявку и ввела её в ЭВМ.
— Караул из 12-й ВПЧ выехал, — доложила диспетчер с пульта высылки.
— Что, Витя, мысленно с ним? — с улыбкой спросила Нина Ивановна. — Перестраивай мозги, дружок, отныне пожары тушить ты тоже будешь мысленно, силой своего воображения. Девочки, занимайтесь своим делом, — прикрикнула она, — ишь навострили локаторы…
И тише:
— С техникой, Витя, у нас все просто, не космодром. Начинай не с техники — с людей начинай, с этих самых девчонок. Из моих только Наташе двадцать пять, остальным — девятнадцать-двадцать, незамужние и ревнивые. Я-то с ндми справляюсь, а на тебя, молодца да холостого, вишь, зыркают, все они уже про тебя знают, даже про Ирину твою, что за два месяца в госпиталь один раз пришла, и то на пять минут. Так что держи ухо востро. Одной улыбнёшься — четверо надуются, другой комплимент скажешь — четверо в зеркало начнут смотреться, почему не им; будь со всеми ровен и одинаков, непременно одинаков, иначе быть бабьему бунту! И не улыбайся, я тебе точно говорю, это тебе не мужиками командовать, здесь другой язык нужен и подход другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
После каждого ложного вызова Нина Ивановна хотела одного: разыскать негодяя и показать всему городу по телевизору — люди, запомните этого человека, не доверяйте ему, для него нет ничего святого!
Сегодня Нине Ивановне было грустно — после пятидесяти дни рождения доставляют женщине мало радости. Утром всмотрелась в зеркало: полная и рыхловатая, лицо утомлённое и озабоченное, движения не порывистые, как ещё лет пять назад, а замедленные — сердце, соли и прочие прелести людей её возраста… Как полярники, читала она, в сильнейший мороз остро чувствуют каждый добавочный градус, так и её сердце в каждый день рождения ощущало, как оно за год поизносилось.
Лишь самой себе Нина Ивановна признавалась в том, что ничего на свете так не боится, как почётных проводов на заслуженный отдых. Никто ей на это не намекал — наоборот, во всех приказах отмечали, да и молодёжь на стажировку только к ней посылали, но… На художественной выставке во Дворце искусств она видела картину: пожилой рабочий сидит один за столом, смотрит на свои хорошо поработавшие руки, а в глазах у него боль и мучительный вопрос. Картина называлась «На пенсию?», и около неё всегда стояло много людей, В прошлый день рождения Нине Ивановне среди других книг подарили жизнеописание великого в прошлом шахматиста — ради шуточной надписи: «О гроссмейстере — гроссмейстеру пожарной охраны». И в этой книге ей запомнилась одна драматическая деталь: первую половину партии престарелый чемпион проводил с блеском, а во второй допускал недостойные гроссмейстера ошибки — на эндшпиль сил у него не хватало.
Последние часы смены теперь давались Нине Ивановне с трудом. Ныло сердце, тяжелела голова, ослабевала реакция — на решение, которое раньше приходило мгновенно, теперь уходило время, и эта недопустимая потеря его особенно угнетала. Отныне она уже не просто ждала отпуска, а с нетерпением считала дни, мечтала о нем, как мечтают об очень значительном, крайне важном для жизни событии: а вдруг — чудо?
Молодость и опыт…
Личный состав гарнизона она знала прекрасно — не только имена и фамилии, но и способности каждого, его отношение к работе и где на пожаре предпочитает быть, с газодымозащитниками или в тылу. Как и бывает в жизни, одни уходили, другие появлялись, и нынче из сверстников остались трое: подполковник Головин, майор Баулин и «карьерист» Нестеров-старший, да и тот грозится, что уйдёт воспитывать внука.
Ветеранов Нина Ивановна время от времени собирала на пироги; замечательные были вечера, многие из молодых стремились на них попасть — не только разных занимательных историй наслушаться, но и узнать, как тушили пожары в то время, когда ещё не было тридцати— и пятидесятиметровых лестниц, пенных генераторов и подъёмников; но молодых Нина Ивановна приглашала редко, потому что относилась к ним ревниво и сдержанно. Она соглашалась, что молодёжь грамотнее и в теории сильнее — большинство офицеров ходило с ромбиками Высшей школы, но, с другой стороны, не видела у молодых той преданности пожарному делу, такого фанатизма, как у ветеранов. А когда ей говорили, что это несправедливо, что и в её время был отсев и ветеранами стали только те, кто прошёл естественный отбор, она сердилась и сгоряча могла обидеть. Так что сию щепетильную тему старались не затрагивать. Впрочем, молодые привыкли к этому «пунктику» и не обижались на Нину Ивановну за её ворчанье. Они ценили, что к молодым, доказавшим на боевой работе, что в пожарную охрану пришли не случайно, Нина Ивановна относилась с сердечной симпатией и всячески им помогала: не по чину своему, а авторитетом делала она многое, Вот и сегодня рядом с ней у пульта сидел молодой старший лейтенант Круглов, недавно списанный с боевой работы. В начале декабря, когда загорелся склад баллонов с ацетиленом, Круглов возглавил опаснейшую операцию по тушению склада: известно, что когда из раскалённого баллона вырывается вентиль, баллон летит в обратную сторону, как ракета, а иногда взрывается. Но тушить надо, никто за тебя этого не сделает, и Круглов не уберёгся: шальной осколок пробил его КИП. И хотя через несколько минут пострадавшему помогли выбраться на свежий воздух, он наглотался ядовитого дыма и на два месяца слёг в госпиталь. Спасти-то его спасли, но заключение комиссии: «По состоянию здоровья к работе с КИПом не пригоден» — такой же приговор для пожарного, как отстранение от полётов для лётчика. С таким приговором путь был один — в Госпожнадзор, но по характеру своему и темпераменту Круглов, боевой офицер, не мыслил себя за бумагами и тяжело переживал неудачу. И тогда Кожухов, который давно присматривался к этому парню, предложил Нине Ивановне взять его на выучку, а Круглову сказал: «Пройдёшь хорошую школу, а там восстановишь здоровье — и прямая дорога в штаб пожаротушения».
— Пожарная охрана, — сияв трубку, отозвалась девушка. — Дымит телевизор? Немедленно выдерните шнур из розетки! Ваш адрес… Макаровская, 7, квартира 6… Этаж? Второй этаж… Второй подъезд… Телефон? 53-41-18, Савушкина Тамара Петровна… Через несколько минут у вас будут, не беспокойтесь.
— Обрати внимание, Витя, — сказала Нина Ивановна, — Надя говорила громко и чётко, а Маша с её голоса записала заявку и ввела её в ЭВМ.
— Караул из 12-й ВПЧ выехал, — доложила диспетчер с пульта высылки.
— Что, Витя, мысленно с ним? — с улыбкой спросила Нина Ивановна. — Перестраивай мозги, дружок, отныне пожары тушить ты тоже будешь мысленно, силой своего воображения. Девочки, занимайтесь своим делом, — прикрикнула она, — ишь навострили локаторы…
И тише:
— С техникой, Витя, у нас все просто, не космодром. Начинай не с техники — с людей начинай, с этих самых девчонок. Из моих только Наташе двадцать пять, остальным — девятнадцать-двадцать, незамужние и ревнивые. Я-то с ндми справляюсь, а на тебя, молодца да холостого, вишь, зыркают, все они уже про тебя знают, даже про Ирину твою, что за два месяца в госпиталь один раз пришла, и то на пять минут. Так что держи ухо востро. Одной улыбнёшься — четверо надуются, другой комплимент скажешь — четверо в зеркало начнут смотреться, почему не им; будь со всеми ровен и одинаков, непременно одинаков, иначе быть бабьему бунту! И не улыбайся, я тебе точно говорю, это тебе не мужиками командовать, здесь другой язык нужен и подход другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76